Неточные совпадения
Понимая всю важность этих вопросов, издатель настоящей летописи
считает возможным ответить на них нижеследующее: история города Глупова прежде всего представляет собой
мир чудес, отвергать который можно лишь тогда, когда отвергается существование чудес вообще.
И за всем тем продолжали
считать себя самым мудрым народом в
мире.
Я имел самые странные понятия о красоте — даже Карла Иваныча
считал первым красавцем в
мире; но очень хорошо знал, что я нехорош собою, и в этом нисколько не ошибался; поэтому каждый намек на мою наружность больно оскорблял меня.
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно
считая себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди
мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь, газеты…
— Вы обвиняете Маркса в том, что он вычеркнул личность из истории, но разве не то же самое сделал в «Войне и
мире» Лев Толстой, которого
считают анархистом?
«Жестоко вышколили ее», — думал Самгин, слушая анекдоты и понимая пристрастие к ним как выражение революционной вражды к старому
миру. Вражду эту он
считал наивной, но не оспаривал ее, чувствуя, что она довольно согласно отвечает его отношению к людям, особенно к тем, которые метят на роли вождей, «учителей жизни», «объясняющих господ».
Он
считал себя счастливым уже и тем, что мог держаться на одной высоте и, скача на коньке чувства, не проскакать тонкой черты, отделяющей
мир чувства от
мира лжи и сентиментальности,
мир истины от
мира смешного, или, скача обратно, не заскакать на песчаную, сухую почву жесткости, умничанья, недоверия, мелочи, оскопления сердца.
Она теперь только поняла эту усилившуюся к ней, после признания, нежность и ласки бабушки. Да, бабушка взяла ее неудобоносимое горе на свои старые плечи, стерла своей виной ее вину и не
сочла последнюю за «потерю чести». Потеря чести! Эта справедливая, мудрая, нежнейшая женщина в
мире, всех любящая, исполняющая так свято все свои обязанности, никого никогда не обидевшая, никого не обманувшая, всю жизнь отдавшая другим, — эта всеми чтимая женщина «пала, потеряла честь»!
Осталось за мной. Я тотчас же вынул деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не
считая футляра, это была самая дрянная вещь в
мире — альбомчик в размер листа почтовой бумаги малого формата, тоненький, с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы были храмы на горе, амуры, пруд с плавающими лебедями; были стишки...
Но мимоходом, однако, замечу, что
считаю петербургское утро, казалось бы самое прозаическое на всем земном шаре, — чуть ли не самым фантастическим в
мире.
— Вот это письмо, — ответил я. — Объяснять
считаю ненужным: оно идет от Крафта, а тому досталось от покойного Андроникова. По содержанию узнаете. Прибавлю, что никто в целом
мире не знает теперь об этом письме, кроме меня, потому что Крафт, передав мне вчера это письмо, только что я вышел от него, застрелился…
Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон — первая столица в
мире, когда
сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из конца в конец города снуют десятки тысяч экипажей.
Религиозное учение это состояло в том, что всё в
мире живое, что мертвого нет, что все предметы, которые мы
считаем мертвыми, неорганическими, суть только части огромного органического тела, которое мы не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого организма, состоит в поддержании жизни этого организма и всех живых частей его.
Люди
считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота
мира Божия, данная для блага всех существ, — красота, располагающая к
миру, согласию и любви, а священно и важно то, чтò они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.
Нужно сказать, что и ортодоксальная теология
считает нужным отрицать существование множества планов
мира и тоже проповедует рабство
миру.
Она будет обращена к
миру и людям, но объективированный
мир она не будет
считать подлинным
миром.
Марксист-революционер (я не говорю о социал-демократе эволюционном и реформаторском) убежден, что он живет в непереносимом
мире зла, и в отношении к этому
миру зла и тьмы он
считает дозволенным все способы борьбы.
Он обличает ошибочность сознания, которое
считает человека совершенно зависимым от объективного
мира.
Экстаз, который
считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на субъект и объект, есть приобщение не к общему и объективированному
миру, а к первореальности духовного
мира.
«Да как же это можно, чтоб я за всех виноват был, — смеется мне всякий в глаза, — ну разве я могу быть за вас, например, виноват?» — «Да где, — отвечаю им, — вам это и познать, когда весь
мир давно уже на другую дорогу вышел и когда сущую ложь за правду
считаем да и от других такой же лжи требуем.
Надо прибавить, что он говорил по-русски много и охотно, но как-то у него каждая фраза выходила на немецкий манер, что, впрочем, никогда не смущало его, ибо он всю жизнь имел слабость
считать свою русскую речь за образцовую, «за лучшую, чем даже у русских», и даже очень любил прибегать к русским пословицам, уверяя каждый раз, что русские пословицы лучшие и выразительнейшие изо всех пословиц в
мире.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе
считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над
миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
Христианство сначала понимало, что с тем понятием о браке, которое оно развивало, с тем понятием о бессмертии души, которое оно проповедовало, второй брак — вообще нелепость; но, делая постоянно уступки
миру, церковь перехитрила и встретилась с неумолимой логикой жизни — с простым детским сердцем, практически восставшим против благочестивой нелепости
считать подругу отца — своей матерью.
Два врага, обезображенные голодом, умерли, их съели какие-нибудь ракообразные животные… корабль догнивает — смоленый канат качается себе по мутным волнам в темноте, холод страшный, звери вымирают, история уже умерла, и место расчищено для новой жизни: наша эпоха зачислится в четвертую формацию, то есть если новый
мир дойдет до того, что сумеет
считать до четырех.
Я никогда не верил в счастье в условиях этого
мира, но счастливые мгновения
считал возможными.
Но во все эти годы мыслящая и идейная французская молодежь
считала себя революционной и была враждебна буржуазно-капиталистическому
миру.
Социальные категории власти и господства я
считаю непереносимыми на Бога и Его отношение к человеку и
миру.
— Ну, славяночка, будем знакомиться. Это вот моя славяночка. Ее зовут Дидей. Она
считает себя очень умной и думает, что
мир сотворен специально только для нее, а все остальные девочки существуют на свете только так, между прочим.
Все
считали этот
мир, в котором приходилось жить, злым и безбожным и искали иного
мира, иной жизни.
Революционер-герой себя самого
считает спасителем
мира и жаждет себя принести в жертву, пролить кровь для искупления грехов
мира.
По настоящим своим чувствованиям Вихров
счел бы губернатора за первого для себя благодетеля в
мире, если бы тот отпустил его в отпуск, и он все сидел и обдумывал, в каких бы более убедительных выражениях изложить ему просьбу свою.
Вихров
считал себя в эти минуты счастливейшим человеком в
мире.
Привычка ли обращаться преимущественно с явлениям
мира действительного, сердечная ли сухость, следствии той же практичности, которая приковывает человека к факту и заставляет
считать бреднями все то, что ускользает от простого, чувственного осязания, — как бы то ни было, но, во всяком случае, мне показалось что я внезапно очутился в какой-то совершенно иной атмосфере, в которой не имел ни малейшего желания оставаться долее.
— Да что же их
считать, когда они некрещеные-с и
миром не мазаны.
Он мысленно пробежал свое детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на
мир и
считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые.
Он мечтал о благородном труде, о высоких стремлениях и преважно выступал по Невскому проспекту,
считая себя гражданином нового
мира…
Анчутин холодно и спокойно оглядел бывших юнкеров и начал говорить (Александров сразу схватил, что сиплый его голос очень походит на голос коршевского артиста Рощина-Инсарова, которого он
считал величайшим актером в
мире).
— А вы меня еще больше оскорбляете! — отпарировала ему Миропа Дмитриевна. — Я не трактирщица, чтобы расплачиваться со мной деньгами! Разве могут окупить для меня все сокровища
мира, что вы будете жить где-то там далеко, заинтересуетесь какою-нибудь молоденькой (Миропа Дмитриевна не прибавила «и хорошенькой», так как и себя таковою
считала), а я, — продолжала она, — останусь здесь скучать, благословляя и оплакивая ту минуту, когда в первый раз встретилась с вами!
Юлия Матвеевна, все это наблюдавшая, даже вскрикнула от испуга:
считая Егора Егорыча за превосходнейшего человека в
мире, Юлия Матвеевна, будучи сама великой трусихой лошадей, собак, коров и даже шипящих гусей, понять не могла этой глупой страсти ее кузена к бешеным лошадям.
И, сознавши это, отпустил бы меня с
миром, предварительно обнадежив, что начальство очень хорошо понимает мои колебания и отнюдь не
сочтет их за противодействие властям.
Жуткие и темные предчувствия Ахиллы не обманули его: хилый и разбитый событиями старик Туберозов был уже не от
мира сего. Он простудился,
считая ночью поклоны, которые клал по его приказанию дьякон, и заболел, заболел не тяжко, но так основательно, что сразу стал на край домовины.
Мы, нижеподписавшиеся,
считаем своим долгом по отношению к себе, к делу, близкому нашему сердцу, к стране, в которой мы живем, и ко всему остальному
миру, огласить это наше исповедание, выразив в нем те основы, которых мы держимся, цели, к которым мы стремимся, и средства, которые мы намерены употреблять для достижения всеобщего благодетельного и мирного переворота. Вот это наше исповедание.
В самом деле, спросите порознь каждого человека нашего времени о том,
считает ли он не только похвальным, но достойным человека нашего времени заниматься тем, чтобы, получая за это несоразмерное с трудами жалованье, собирать с народа — часто нищего — подати для того, чтобы на эти деньги строить пушки, торпеды и орудия убийства против людей, с которыми мы желаем быть в
мире и которые этого же самого желают по отношению нас; или тем, чтобы опять за жалованье посвящать всю свою жизнь на устройство этих орудий убийства, или на то, чтобы самому готовиться к убийству и готовить к этому людей?
Для покорения христианству диких людей внехристианского
мира — всех зулусов, и манджуров, и китайцев, которых многие
считают за диких, — и людей диких, живущих в среде христианского
мира, есть только одно, одно средство: распространение среди этих народов христианского общественного мнения, устанавливающегося только христианскою жизнью, христианскими поступками, христианскими примерами.
Человек древнего
мира мог
считать себя вправе пользоваться благами
мира сего в ущерб другим людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он верил, что люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы
мира, учители человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование рабов и доказывали законность этого, но даже три века тому назад люди, писавшие о воображаемом обществе будущего, утопии, не могли представить себе его без рабов.
Мы, все христианские народы, живущие одной духовной жизнью, так что всякая добрая, плодотворная мысль, возникающая на одном конце
мира, тотчас же сообщаясь всему христианскому человечеству, вызывает одинаковые чувства радости и гордости независимо от национальности; мы, любящие не только мыслителей, благодетелей, поэтов, ученых чужих народов; мы, гордящиеся подвигом Дамиана, как своим собственным; мы, просто любящие людей чужих национальностей: французов, немцев, американцев, англичан; мы, не только уважающие их качества, но радующиеся, когда встречаемся с ними, радостно улыбающиеся им, не могущие не только
считать подвигом войну с этими людьми, но не могущие без ужаса подумать о том, чтобы между этими людьми и нами могло возникнуть такое разногласие, которое должно бы было быть разрешено взаимным убийством, — мы все призваны к участию в убийстве, которое неизбежно, не нынче, так завтра должно совершиться.
Вероятно,
считая, что этим исполнил свое экономическое призвание в
мире сем, он умер.
Маркушка был слишком реалист, чтобы усвоить себе отвлеченные богословские понятия; между тем он
считал себя очень грешным человеком, значит, там, вверху, в надзвездном
мире ожидала его карающая беспощадная рука, которая воздает сторицей за все земные неправды.
Ни отца, ни матери он не помнит и не знает, рос и воспитывался он где-то далеко, чуть не на границах Сибири, в доме каких-то бездетных, но достаточных супругов из
мира чиновников, которых долгое время
считал за родителей.
По целым вечерам Зайончек рассказывал расстроенному Долинскому самые картинные образцы таинственного общения замогильного
мира с
миром живущим и довел его больную душу до самого высокого мистического настроения. Долинский
считал себя первым грешником в
мире и незаметно начинал ощущать себя в таком близком общении с таинственными существами иного
мира, в каком высказывал себя сам Зайончек.