Неточные совпадения
И он бежит с
трупом — только не дочери, а матери, которую
считает живой!
Это было философски столь упадочное и жалкое время, когда
считали серьезным аргументом против существования души тот факт, что при анатомировании
трупов души не нашли.
Это история женщины, доведенной до отчаяния; ходившей с своею девочкой, которую она
считала еще ребенком, по холодным, грязным петербургским улицам и просившей милостыню; женщины, умиравшей потом целые месяцы в сыром подвале и которой отец отказывал в прощении до последней минуты ее жизни и только в последнюю минуту опомнившийся и прибежавший простить ее, но уже заставший один холодный
труп вместо той, которую любил больше всего на свете.
А кому нужен этот бродяга по смерти? Кому нужно знать, как его зовут, если при жизни-то его, безродного, бесприютного, никто и за человека с его волчьим паспортом не
считал… Никто и не вспомнит его! Разве, когда будут копать на его могиле новую могилу для какого-нибудь усмотренного полицией «неизвестно кому принадлежащего
трупа», могильщик, закопавший не одну сотню этих безвестных
трупов, скажет...
Я не могу ничего делать и не могу ни о чем думать. Я прочитал о третьем плевненском бое. Выбыло из строя двенадцать тысяч одних русских и румын, не
считая турок… Двенадцать тысяч… Эта цифра то носится передо мною в виде знаков, то растягивается бесконечной лентой лежащих рядом
трупов. Если их положить плечо с плечом, то составится дорога в восемь верст… Что же это такое?
Мы бегло осматривали их и сбрасывали с полотна — эти равнодушные, спокойные, вялые
трупы, оставлявшие на месте лежания своего темные маслянистые пятна всосавшейся крови, и сперва
считали их, а потом сбились и перестали.
Далее вырисовывалась другая картина.
Труп княжны Людмилы в простом дощатом, окрашенном желтой краской гробу с грошовым позументом, стоявший в девичьей. Скорбное пение во время панихиды и этот жених мертвой девушки, стоявший рядом с ней, с живой, которую он
считает своей невестой и на которую глядит грустным, умоляющим, но вместе с тем и недоумевающим взглядом.
Грудь его разрывалась от досады, когда он помышлял, что властолюбие Бирона, шагая по
трупам своих жертв, заносило уже ногу на высшую ступень в России. Герцог имел свой двор, свою гвардию; иные, будто ошибкой, титуловали его высочеством, и он не сердился за эту ошибку;
считали даже милостью допуск к его руке; императрица, хотя выезжала и занималась делами, приметно гасла день ото дня, и любимец ее очищал уже себе место правителя.
— Молодой человек не явился ни в тот день, ни после. На другой день, когда его ожидали, я прочитал в газетах, что в Сокольничьей роще, недалеко от роскошной дачи Подгурского, нашли убитым разыскиваемого петербургской полицией преступника Станислава Ядзовского… Я пошел посмотреть на
труп моего друга Пальто, сюртук, бумаги — все было твое, кроме лица. Я ничего не сказал, решив, что для тебя же лучше, если тебя
сочтут умершим. Каким образом очутилось твое платье и бумаги на убитом?
Она была бы гораздо спокойнее, если бы в соседней комнате лежал его обезображенный
труп, нежели теперь, при неизвестности, где находится человек, которого она еще сегодня утром
считала своей неотъемлемой собственностью.