Неточные совпадения
Теперь же Савва дьяконом
Смотрел, а у Григория
Лицо худое,
бледноеИ волос тонкий, вьющийся,
С оттенком красноты.
С изуродованным страстью
лицом,
бледный и
с трясущеюся нижнею челюстью, Вронский ударил ее каблуком в живот и опять стал тянуть за поводья.
Она быстрым взглядом оглядела
с головы до ног его сияющую свежестью и здоровьем фигуру. «Да, он счастлив и доволен! — подумала она, — а я?… И эта доброта противная, за которую все так любят его и хвалят; я ненавижу эту его доброту», подумала она. Рот ее сжался, мускул щеки затрясся на правой стороне
бледного, нервного
лица.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее
лицо,
бледное,
с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
Нахмуренное
лицо Алексея Вронского
побледнело, и выдающаяся нижняя челюсть его дрогнула, что
с ним бывало редко. Он, как человек
с очень добрым сердцем, сердился редко, но когда сердился и когда у него дрожал подбородок, то, как это и знал Александр Вронский, он был опасен. Александр Вронский весело улыбнулся.
В комнату вошел человек лет пятидесяти,
с бледным, изрытым оспою продолговатым
лицом, длинными седыми волосами и редкой рыжеватой бородкой.
Свежее, кипящее здоровьем и юностью, прекрасное
лицо рыцаря представляло сильную противоположность
с изнуренным и
бледным лицом его спутницы.
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня,
побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался
с места и стоял против нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мере снаружи. Но
лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не покидала его.
Краска даже ударила в его
бледное, изнуренное
лицо. Но, проговаривая последнее восклицание, он нечаянно встретился взглядом
с глазами Дуни, и столько, столько муки за себя встретил он в этом взгляде, что невольно опомнился. Он почувствовал, что все-таки сделал несчастными этих двух бедных женщин. Все-таки он же причиной…
Он ничего не мог выговорить. Он совсем, совсем не так предполагал объявить и сам не понимал того, что теперь
с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала, не сводя
с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное
лицо свое; губы его бессильно кривились, усиливаясь что-то выговорить. Ужас прошел по сердцу Сони.
Раскольников не отвечал, он сидел
бледный и неподвижный, все
с тем же напряжением всматриваясь в
лицо Порфирия.
В лихорадке и в бреду провела всю ночь Соня. Она вскакивала иногда, плакала, руки ломала, то забывалась опять лихорадочным сном, и ей снились Полечка, Катерина Ивановна, Лизавета, чтение Евангелия и он… он,
с его
бледным лицом,
с горящими глазами… Он целует ей ноги, плачет… О господи!
— Ты убивец, — произнес тот, еще раздельнее и внушительнее и как бы
с улыбкой какого-то ненавистного торжества, и опять прямо глянул в
бледное лицо Раскольникова и в его помертвевшие глаза.
Соня начала дышать
с трудом.
Лицо становилось все
бледнее и
бледнее.
Зосимов был высокий и жирный человек,
с одутловатым и бесцветно-бледным, гладковыбритым
лицом,
с белобрысыми прямыми волосами, в очках и
с большим золотым перстнем на припухшем от жиру пальце.
Вдруг подле него очутилась Соня. Она подошла едва слышно и села
с ним рядом. Было еще очень рано, утренний холодок еще не смягчился. На ней был ее бедный, старый бурнус и зеленый платок.
Лицо ее еще носило признаки болезни, похудело,
побледнело, осунулось. Она приветливо и радостно улыбнулась ему, но, по обыкновению, робко протянула ему свою руку.
Раскольников молча поднял на него свое
бледное и почти грустное
лицо и ничего не ответил. И странною показалась Разумихину, рядом
с этим тихим и грустным
лицом, нескрываемая, навязчивая, раздражительная и невежливая язвительность Порфирия.
Петр Петрович несколько секунд смотрел на него
с бледным и искривленным от злости
лицом; затем повернулся, вышел, и, уж конечно, редко кто-нибудь уносил на кого в своем сердце столько злобной ненависти, как этот человек на Раскольникова. Его, и его одного, он обвинял во всем. Замечательно, что, уже спускаясь
с лестницы, он все еще воображал, что дело еще, может быть, совсем не потеряно и, что касается одних дам, даже «весьма и весьма» поправимое.
Ай-да Алексей Иваныч; нечего сказать: хорош гусь!» — В самую эту минуту дверь отворилась, и Марья Ивановна вошла
с улыбкою на
бледном лице.
Одинцова посмотрела на Базарова. Горькая усмешка подергивала его
бледное лицо. «Этот меня любил!» — подумала она — и жалко ей стало его, и
с участием протянула она ему руку.
Часу в первом утра он,
с усилием раскрыв глаза, увидел над собою при свете лампадки
бледное лицо отца и велел ему уйти; тот повиновался, но тотчас же вернулся на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо глядел на своего сына.
Базаров обернулся и увидал
бледное лицо Николая Петровича, сидевшего на дрожках. Он соскочил
с них, прежде нежели они остановились, и бросился к брату.
Но Клим уже не слушал, теперь он был удивлен и неприятно и неприязненно. Он вспомнил Маргариту, швейку,
с круглым,
бледным лицом,
с густыми тенями в впадинах глубоко посаженных глаз. Глаза у нее неопределенного, желтоватого цвета, взгляд полусонный, усталый, ей, вероятно, уж под тридцать лет. Она шьет и чинит белье матери, Варавки, его; она работает «по домам».
Там явился длинноволосый человек
с тонким,
бледным и неподвижным
лицом, он был никак, ничем не похож на мужика, но одет по-мужицки в серый, домотканого сукна кафтан, в тяжелые, валяные сапоги по колено, в посконную синюю рубаху и такие же штаны.
Говорила она
с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее
лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека
с больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом
с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
В большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но
с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив
бледное, пухлое
лицо в широкой раме черной бороды.
Здесь собрались интеллигенты и немало фигур, знакомых лично или по иллюстрациям: профессора, не из крупных, литераторы, пощипывает бородку Леонид Андреев,
с его красивым
бледным лицом, в тяжелой шапке черных волос, унылый «последний классик народничества», редактор журнала «Современный мир», Ногайцев, Орехова, ‹Ерухимович›, Тагильский, Хотяинцев, Алябьев, какие-то шикарно одетые дамы, оригинально причесанные, у одной волосы лежали на ушах и на щеках так, что
лицо казалось уродливо узеньким и острым.
С его
бледного, холодноватого
лица почти не исчезала улыбка, одинаково любезная для Лютова, горничной и пепельницы.
Варвара возвратилась через несколько минут,
бледная,
с болезненной гримасой на длинном
лице.
— Ваша фамилия? — строго повторил офицер, молодой,
с лицом очень
бледным и сверкающими глазами. Самгин нащупал очки и, вздохнув, назвал себя.
Как-то днем, в стороне бульвара началась очень злая и частая пальба. Лаврушку
с его чумазым товарищем послали посмотреть: что там? Минут через двадцать чумазый привел его в кухню облитого кровью, — ему прострелили левую руку выше локтя. Голый до пояса, он сидел на табурете, весь бок был в крови, — казалось, что
с бока его содрана кожа. По
бледному лицу Лаврушки текли слезы, подбородок дрожал, стучали зубы. Студент Панфилов, перевязывая рану, уговаривал его...
Марина не возвращалась недели три, — в магазине торговал чернобородый Захарий, человек молчаливый,
с неподвижным, матово-бледным
лицом, темные глаза его смотрели грустно, на вопросы он отвечал кратко и тихо; густые, тяжелые волосы простеганы нитями преждевременной седины. Самгин нашел, что этот Захарий очень похож на переодетого монаха и слишком вял, бескровен для того, чтоб служить любовником Марины.
Горбоносое, матово-бледное
лицо его покраснело, и, склонив голову к правому плечу, он
с добродушной иронией спросил Клима...
Лицо бледное,
с густыми тенями вокруг глаз. Она смотрит, беспокойно мигая, и, взглянув в
лицо его, тотчас отводит глаза в сторону.
— Как не жизнь! Чего тут нет? Ты подумай, что ты не увидал бы ни одного
бледного, страдальческого
лица, никакой заботы, ни одного вопроса о сенате, о бирже, об акциях, о докладах, о приеме у министра, о чинах, о прибавке столовых денег. А всё разговоры по душе! Тебе никогда не понадобилось бы переезжать
с квартиры — уж это одно чего стоит! И это не жизнь?
Какая жаркая заря охватывала
бледное лицо Ольги, когда он, не дожидаясь вопросительного и жаждущего взгляда, спешил бросать перед ней,
с огнем и энергией, новый запас, новый материал!
Глядя
с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно. Белое, даже
бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Дверь вдруг тихо отворилась, перед ним явился Марк Волохов, в женском капоте и в туфлях Козлова, нечесаный,
с невыспавшимся
лицом,
бледный, худой,
с злыми глазами, как будто его всего передернуло.
Когда Вера, согретая в ее объятиях, тихо заснула, бабушка осторожно встала и, взяв ручную лампу, загородила рукой свет от глаз Веры и несколько минут освещала ее
лицо, глядя
с умилением на эту
бледную, чистую красоту лба, закрытых глаз и на все, точно рукой великого мастера изваянные, чистые и тонкие черты белого мрамора,
с глубоким, лежащим в них миром и покоем.
У него упало сердце. Он не узнал прежней Веры.
Лицо бледное, исхудалое, глаза блуждали, сверкая злым блеском, губы сжаты.
С головы, из-под косынки, выпадали в беспорядке на лоб и виски две-три пряди волос, как у цыганки, закрывая ей, при быстрых движениях, глаза и рот. На плечи небрежно накинута была атласная, обложенная белым пухом мантилья, едва державшаяся слабым узлом шелкового шнура.
Татьяна Марковна положила ее на постель и прилегла своей седой головой рядом
с этими темными, густыми волосами, разбросанными по
бледному, прекрасному, измученному
лицу.
Она обернулась на этот тон его голоса, взглянула на него пристально; глаза у ней открылись широко,
с изумлением. Она увидела
бледное лицо, какого никогда у него не видала, и, казалось, читала или угадывала смысл этого нового
лица, нового Райского.
Он осторожно отворил и вошел
с ужасом на
лице, тихим шагом, каким может входить человек
с намерением совершить убийство. Он едва ступал на цыпочках, трясясь,
бледный, боясь ежеминутно упасть от душившего его волнения.
Она не ужинала, и Тит Никоныч из вежливости сказал, что «не имеет аппетита». Наконец явился Райский, несколько
бледный, и тоже отказался от ужина. Он молча сидел за столом,
с каким-то сдержанным выражением в
лице, и будто не замечал изредка обращаемых на него Татьяной Марковной вопросительных взглядов.
Едва я отворил дверь в квартиру, как столкнулся, еще в передней,
с одним молодым человеком высокого роста,
с продолговатым и
бледным лицом, важной и «изящной» наружности и в великолепной шубе.
— Вы очень сегодня веселы, и это очень приятно, — промолвила Анна Андреевна, важно и раздельно выговаривая слова. Голос ее был густой и звучный контральт, но она всегда произносила спокойно и тихо, всегда несколько опустив свои длинные ресницы и
с чуть-чуть мелькавшей улыбкой на ее
бледном лице.
Он подошел и положил, а сам стал над нею, пристально
с минуту смотрел ей в
лицо и вдруг, нагнувшись, поцеловал ее два раза в ее
бледные губы.
Во-первых, в
лице его я,
с первого взгляда по крайней мере, не заметил ни малейшей перемены. Одет он был как всегда, то есть почти щеголевато. В руках его был небольшой, но дорогой букет свежих цветов. Он подошел и
с улыбкой подал его маме; та было посмотрела
с пугливым недоумением, но приняла букет, и вдруг краска слегка оживила ее
бледные щеки, а в глазах сверкнула радость.
Когда Татьяна Павловна перед тем вскрикнула: «Оставь образ!» — то выхватила икону из его рук и держала в своей руке Вдруг он,
с последним словом своим, стремительно вскочил, мгновенно выхватил образ из рук Татьяны и, свирепо размахнувшись, из всех сил ударил его об угол изразцовой печки. Образ раскололся ровно на два куска… Он вдруг обернулся к нам, и его
бледное лицо вдруг все покраснело, почти побагровело, и каждая черточка в
лице его задрожала и заходила...
Вы удивительно успели постареть и подурнеть в эти девять лет, уж простите эту откровенность; впрочем, вам и тогда было уже лет тридцать семь, но я на вас даже загляделся: какие у вас были удивительные волосы, почти совсем черные,
с глянцевитым блеском, без малейшей сединки; усы и бакены ювелирской отделки — иначе не умею выразиться;
лицо матово-бледное, не такое болезненно
бледное, как теперь, а вот как теперь у дочери вашей, Анны Андреевны, которую я имел честь давеча видеть; горящие и темные глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись.