Неточные совпадения
Он уничтожил вовсе всякие приносы холста, ягод, грибов и
орехов, наполовину сбавил
с них других работ, думая, что бабы обратят это время на домашнее хозяйство, обошьют, оденут своих мужей, умножат огороды.
На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом
с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете
с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного
ореха, отломленная ручка кресел, рюмка
с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов.
Там на длинном столе лежали радужные фазаны, серые утки, пестрые куры; там — свиная туша
с коротеньким хвостом и младенчески закрытыми глазами; там — репа, капуста,
орехи, синий изюм, загорелые персики.
Чтобы задобрить отца и выторговать лишнее, приказчик захватывал
с собой для девочки пару яблок, сладкий пирожок, горсть
орехов.
Я знал, что на свете бывают пряники желтые,
с патокою, и белые пряники —
с мятой, бывают столбики и сосульки, бывает такое лакомство, которое называется «резь», или лапша, или еще проще — «шмотья», бывают
орехи простые и каленые; а для богатого кармана привозят и изюм, и финики.
— Как это «ненужная»? Я вам не стал бы и говорить про то, что не нужно. А вы обратите внимание на то, кто окружает нас
с вами, несмотря на то, что у вас есть неразменный рубль. Вот вы себе купили только сластей да
орехов, а то вы все покупали полезные вещи для других, но вон как эти другие помнят ваши благодеяния: вас уж теперь все позабыли.
Варвару он все более забавлял, рассказывая ей смешное о провинциальной жизни, обычаях, обрядах, поверьях, пожарах, убийствах и романах. Смешное он подмечал неплохо, но рассказывал о нем добродушно и даже как бы
с сожалением. Рассказывал о ловле трески в Белом море, о сборе кедровых
орехов в Сибири, о добыче самоцветов на Урале, — Варвара находила, что он рассказывает талантливо.
Этот, который необыкновенно разгрызал
орехи, взглянув на верхнюю палубу, где стоял Самгин
с Варварой, сказал довольно громко...
В кладовой к потолку привешены были окорока, чтоб не портили мыши, сыры, головы сахару, провесная рыба, мешки
с сушеными грибами, купленными у чухонца
орехами.
По стенам жались простые, под
орех, стулья; под зеркалом стоял ломберный стол; на окнах теснились горшки
с еранью и бархатцами и висели четыре клетки
с чижами и канарейками.
Когда идет по деревне, дети от нее без ума: они, завидя ее, бегут к ней толпой, она раздает им пряники,
орехи, иного приведет к себе, умоет, возится
с ними.
— И только
с воздухом… А воздухом можно дышать и в комнате. Итак, я еду в шубе… Надену кстати бархатную ермолку под шляпу, потому что вчера и сегодня чувствую шум в голове: все слышится, будто колокола звонят; вчера в клубе около меня по-немецки болтают, а мне кажется, грызут грецкие
орехи… А все же поеду. О женщины!
Любопытно, что я до сих пор
с самого детства люблю
орехи, Татьяна Павловна, и, знаете, самые простые.
В. А. Корсаков, который способен есть все не морщась, что попадет под руку, — китовину, сивуча, что хотите, пробует все
с редким самоотвержением и не нахвалится. Много разных подобных лакомств,
орехов, пряников, пастил и т. п. продается на китайских улицах.
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего казалось переменное возвышение и понижение берега: он то приходил вровень
с фрегатом, то вдруг возвышался саженей на шесть вверх. Нельзя было решить, стоя на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое дно моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны в сторону, прижимая на какую-нибудь сажень к скалистой стене острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как
орех, и отбрасывая опять на середину бухты.
Из толстокожего миндального
ореха они вырежут вам джонку со всеми принадлежностями,
с людьми, со всем; даже вы отличите рисунок рогожки; мало этого: сделают дверцы или окна, которые отворяются, и там сидит человеческая фигура.
Оттуда мы вышли в слободку, окружающую док, и по узенькой улице, наполненной лавчонками, дымящимися харчевнями, толпящимся, продающим, покупающим народом, вышли на речку, прошли чрез съестной рынок, кое-где останавливаясь. Видели какие-то неизвестные нам фрукты или овощи, темные, сухие, немного похожие видом на каштаны, но
с рожками. Отец Аввакум указал еще на
орехи, называя их «водяными грушами».
Кстати о кокосах. Недолго они нравились нам. Если их сорвать
с дерева, еще зеленые, и тотчас пить, то сок прохладен; но когда
орех полежит несколько дней, молоко согревается и густеет. В зрелом
орехе оно образует внутри скорлупы твердую оболочку, как ядро наших простых
орехов. Мы делали из ядра молоко, как из миндаля: оно жирно и приторно; так пить нельзя;
с чаем и кофе хорошо, как замена сливок.
Пища — горсть рису, десерт — ананас, стоящий грош, а если нет гроша, а затем и ананаса, то первый выглянувший из-за чужого забора и ничего не стоящий банан, а нет и этого, так просто поднятый на земле упавший
с дерева мускатный
орех.
Обиду эту он почувствовал в первый раз, когда на Рождество их, ребят, привели на елку, устроенную женой фабриканта, где ему
с товарищами подарили дудочку в одну копейку, яблоко, золоченый
орех и винную ягоду, а детям фабриканта — игрушки, которые показались ему дарами волшебницы и стоили, как он после узнал, более 50 рублей.
Остальное помещение клуба состояло из шести довольно больших комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно
с обстановкой нижнего этажа и танцевального зала; в средней руки столичных трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо под
орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна комната была отделана в красный цвет, другая — в голубой, третья — в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.
Здесь среди кустарниковой растительности еще можно видеть кое-каких представителей маньчжурской флоры, например: лещину, у которой обертка
орехов вытянута в длинную трубку и густо усажена колючими волосками; красноветвистый шиповник
с сильно удлиненными плодами, сохраняющимися на ветках его чуть ли не всю зиму; калину, дающую в изобилии сочные светло-красные плоды; из касатниковых — вьющуюся диоскорею, мужские и женские экземпляры которой разнятся между собой; актинидию, образующую густые заросли по подлесью, и лимонник
с гроздьями красных ягод, от которых во рту остается легкий ожог, как от перца.
Вечером солон убил белку. Он снял
с нее шкурку, затем насадил ее на вертел и стал жарить, для чего палочку воткнул в землю около огня. Потом он взял беличий желудок и положил его на угли. Когда он зарумянился, солон
с аппетитом стал есть его содержимое. Стрелки начали плеваться, но это мало смущало солона. Он сказал, что белка — животное чистое, что она ест только
орехи да грибки, и предлагал отведать этого лакомого блюда. Все отказались…
Еще при отъезде из Владивостока я захватил
с собой елочные украшения: хлопушки, золоченые
орехи, подсвечники
с зажимами, золотой дождь, парафиновые свечи, фигурные пряники и тому подобные подарки: серебряную рюмку, перочинный нож в перламутровой оправе, янтарный мундштук и т.д. Все это я хранил в коллекционных ящиках и берег для праздника.
С 12 по 16 ноября мы простояли на месте. За это время стрелки ходили за брусникой и собирали кедровые
орехи. Дерсу выменял у удэгейцев обе сырые кожи на одну сохатиную выделанную. Туземных женщин он заставил накроить унты, а шили их мы сами, каждый по своей ноге.
— Тебе сердись не надо, — сказал он, обращаясь
с утешениями к белке. — Наша внизу ходи, как
орехи найди? Тебе туда смотри, там много
орехов есть. — Он указал рукой на большой кедр; белка словно поняла его и направилась в ту сторону.
Через четверть часа я простился
с Мардарием Аполлонычем. Проезжая через деревню, увидел я буфетчика Васю. Он шел по улице и грыз
орехи. Я велел кучеру остановить лошадей и подозвал его.
Кроме кедра, лиственницы, пихты, ели, вяза, дуба, ясеня,
ореха и пробкового дерева, здесь произрастают: желтая береза
с желтовато-зеленой листвой и
с желтой пушистой корой, не дающей бересты; особый вид клена — развесистое дерево
с гладкой темно-серой корой,
с желтоватыми молодыми ветвями и
с глубоко рассеченными листьями; затем ильм — высокое стройное дерево, имеющее широкую развесистую крону и острые шершавые листья; граб, отличающийся от других деревьев темной корой и цветами, висящими, как кисти; черемуха Максимовича
с пригнутыми к земле ветвями, образующими непроходимую чащу, и наконец бересклет — небольшое тонкоствольное деревцо
с корой, покрытой беловатыми чечевицами, располагающимися продольными рядками, и
с листьями удлиненно-обратноовальными.
Уссурийская тайга — это девственный и первобытный лес, состоящий из кедра, черной березы, амурской пихты, ильма, тополя, сибирской ели, липы маньчжурской, даурской лиственницы, ясеня, дуба монгольского, пальмового диморфанта, пробкового дерева
с листвой, напоминающей ясень,
с красивой пробковой корой, бархатистой на ощупь, маньчжурского
ореха с крупной листвой, расположенной на концах сучьев пальмообразно, и многих других пород.
К полудню мы доехали еще до одной возвышенности, расположенной на самом берегу реки,
с левой стороны. Сопка эта высотою 120–140 м покрыта редколесьем из дуба, березы, липы, клена,
ореха и акаций. Отсюда шла тропинка, вероятно, к селу Вознесенскому, находящемуся западнее, километрах в двенадцати.
Область распространения диких свиней в Уссурийском крае тесно связана
с распространением кедра,
ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда идет через Сихотэ-Алинь на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
Натуралист-ботаник отметил бы здесь, кроме кедра, ели, даурской березы и маньчжурского
ореха, еще сибирскую лиственницу, растущую вместе
с дубом и мелколистным кленом, «моно» — собственно, орочское название этого дерева; академик Максимович удержал его как видовое.
Кроме кедра, тополя, ели, пробкового дерева, пихты и
ореха, тут росли: китайский ясень — красивое дерево
с серой корой и
с овальными остроконечными листьями; дейция мелкоцветная — небольшое деревце
с мелкими черными ягодами; корзиночная ива — весьма распространенная по всему Уссурийскому краю и растущая обыкновенно по галечниковым отмелям вблизи рек.
— Если ты мне во всем признаешься, так я тебя не высеку, дам еще пятак на
орехи. Не то я
с тобою сделаю то, чего ты не ожидаешь. Ну!
А теремная челядь!
В прислужницах у ней на побегушках
Лукавая лисица-сиводушка,
Зайчата ей капустку добывают;
Чем свет бежит на родничок куница
С кувшинчиком; грызут
орехи белки,
На корточках усевшись; горностайки
В приспешницах сенных у ней на службе.
В качестве доктора тюремных заведений он имел доступ к ним, он ездил их осматривать и всегда привозил
с собой корзину всякой всячины, съестных припасов и разных лакомств — грецких
орехов, пряников, апельсинов и яблок для женщин.
Покончивши
с цыпленком, приступает к суфле из грецких
орехов и столь же исправно действует ложкой, как действовал вилкой и ножом.
Главные лакомства: мятый, мокрый чернослив, белый изюм, тоже мятый и влажный, пряники медовые, изображающие лошадей, коров и петухов,
с налепленным по местам сусальным золотом, цареградские рожки,
орехи, изобилующие свищами, мелкий крыжовник, который щелкает на зубах и т. д.
Глядь, вместо кошки старуха,
с лицом, сморщившимся, как печеное яблоко, вся согнутая в дугу; нос
с подбородком словно щипцы, которыми щелкают
орехи.
Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер, высится пирамида кокосовых
орехов,
с голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства — жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок, сверкают и переливаются в глубоких зеркалах, вершины которых теряются в туманной высоте.
Немало вышло из учеников
С. И. Грибкова хороших художников. Время от времени он их развлекал, устраивал по праздникам вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только чай, пряники,
орехи и танцы под гитару и гармонию. Он сам на таких пирушках до поздней ночи сидел в кресле и радовался, как гуляет молодежь.
Стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; «банкетная телятина»; белая, как сливки, индюшка, откормленная грецкими
орехами; «пополамные расстегаи» из стерляди и налимьих печенок; поросенок
с хреном; поросенок
с кашей.
Пущенная по рукам жалоба читалась и перечитывалась. Газет в деревне не было. Книги почти отсутствовали, и
с красотами писанного слова деревенские обыватели знакомились почти исключительно по таким произведениям. Все признавали, что ябеда написана пером острым и красноречивым, и капитану придется «разгрызть твердый
орех»… Банькевич упивался литературным успехом.
Почти каждый день в своих приказах он штрафует их, смещает на низшие оклады или же совсем увольняет: одного за неблагонадежность и неисполнительность, другого — за безнравственность, недобросовестность и неразвитие, третьего — за кражу казенного провианта, вверенного его хранению, а четвертого — за укрывательство; пятый, будучи назначен на баржу, не только не смотрел за порядком, но даже сам подавал пример к расхищению на барже грецких
орехов; шестой — состоит под следствием за продажу казенных топоров и гвоздей; седьмой — замечен неоднократно в недобросовестном заведовании фуражным довольствием казенного скота; восьмой — в предосудительных сделках
с каторжными.
Вынесли из-за печки шкатулку, сняли
с нее суконный покров, открыли золотую табакерку и бриллиантовый
орех, — а в нем блоха лежит, какая прежде была и как лежала.
Государь Александр Павлович сказал: «Выплатить», а сам спустил блошку в этот орешек, а
с нею вместе и ключик, а чтобы не потерять самый
орех, опустил его в свою золотую табакерку, а табакерку велел положить в свою дорожную шкатулку, которая вся выстлана перламутом и рыбьей костью. Аглицких же мастеров государь
с честью отпустил и сказал им: «Вы есть первые мастера на всем свете, и мои люди супротив вас сделать ничего не могут».
— Значит, Феня ему по самому скусу пришлась… хе-хе!.. Харч, а не девка: ломтями режь да ешь. Ну а что было, баушка, как я к теще любезной приехал да объявил им про Феню, что, мол, так и так!.. Как взвыли бабы, как запричитали, как заголосили истошными голосами — ложись помирай. И тебе, баушка, досталось на
орехи. «Захвалилась, — говорят, — старая грымза, а Феню не уберегла…» Родня-то, баушка, по нынешним временам везде так разговаривает. Так отзолотили тебя, что лучше и не бывает, вровень
с грязью сделали.
В сундуке оказалась всевозможная дрянь, начиная
с пряников и
орехов и кончая дешевыми платками, тесемками, нитками, пуговками.
По отъезде ученой экспедиции Пелагея стала мести залу и готовить к чаю, а Лиза села у окна и, глядя на речную луговину, крепко задумалась. Она не слыхала, как Женни поставила перед нею глубокую тарелку
с лесными
орехами и ушла в кухню готовить новую кормежку.
— Вот тебе и
орех с маслом! — произнес Розанов и стал поспешно одеваться.