Неточные совпадения
Городничий. А
так, посмотрите, какое у нас течение дел…
порядок какой…
Я, кажется, всхрапнул
порядком. Откуда они набрали
таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка
такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится
такая жизнь.
Чуть дело не разладилось.
Да Климка Лавин выручил:
«А вы бурмистром сделайте
Меня! Я удовольствую
И старика, и вас.
Бог приберет Последыша
Скоренько, а у вотчины
Останутся луга.
Так будем мы начальствовать,
Такие мы строжайшие
Порядки заведем,
Что надорвет животики
Вся вотчина… Увидите...
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года,
так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним
порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
— А кто сплошал, и надо бы
Того тащить к помещику,
Да все испортит он!
Мужик богатый… Питерщик…
Вишь, принесла нелегкая
Домой его на грех!
Порядки наши чудные
Ему пока в диковину,
Так смех и разобрал!
А мы теперь расхлебывай! —
«Ну… вы его не трогайте,
А лучше киньте жеребий.
Заплатим мы: вот пять рублей...
И если б не подоспели тут будочники, то несдобровать бы «толстомясой», полететь бы ей вниз головой с раската! Но
так как будочники были строгие, то дело
порядка оттянулось, и атаманы-молодцы, пошумев еще с малость, разошлись по домам.
Он говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но, очевидно, он ненавидел его и всю его партию, и это чувство ненависти сообщилось всей партии и вызвало отпор
такого же, хотя и более приличного озлобления с другой стороны. Поднялись крики, и на минуту всё смешалось,
так что губернский предводитель должен был просить о
порядке.
Никто не думал, глядя на его белые с напухшими жилами руки,
так нежно длинными пальцами ощупывавшие оба края лежавшего пред ним листа белой бумаги, и на его с выражением усталости на бок склоненную голову, что сейчас из его уст выльются
такие речи, которые произведут страшную бурю, заставят членов кричать, перебивая друг друга, и председателя требовать соблюдения
порядка.
—
Так вы жену мою увидите. Я писал ей, но вы прежде увидите; пожалуйста, скажите, что меня видели и что all right. [всё в
порядке.] Она поймет. А впрочем, скажите ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать сестер. Я вам говорил?
— Кончилось, — ответил Вронский, улыбаясь одними глазами и покручивая кончики усов
так осторожно, как будто после того
порядка, в который приведены его дела, всякое слишком смелое и быстрое движение может его разрушить.
— Оттого, что это не в
порядке вещей: что началось необыкновенным образом, то должно
так же и кончиться.
В первые дни Андрей Иванович опасался за свою независимость, чтобы как-нибудь гость не связал его, не стеснил какими-нибудь измененьями в образе жизни, и не разрушился бы
порядок дня его,
так удачно заведенный, — но опасенья были напрасны.
Искоса бросив еще один взгляд на все, что было в комнате, он почувствовал, что слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить словами «экономия» и «
порядок»; и потому, преобразивши
таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично свое почтение.
У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен
такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого
так и лезет произвести где-нибудь
порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было.
— Ну, нечего с вами делать, извольте! Убыток, да уж нрав
такой собачий: не могу не доставить удовольствия ближнему. Ведь, я чай, нужно и купчую совершить, чтоб все было в
порядке.
Известна мне даже и сокровенная цель спутать
таким образом все, чтобы оказалась полная невозможность решить формальным
порядком.
Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно
такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в
порядке.
«Нет, я не
так, — говорил Чичиков, очутившись опять посреди открытых полей и пространств, — нет, я не
так распоряжусь. Как только, даст Бог, все покончу благополучно и сделаюсь действительно состоятельным, зажиточным человеком, я поступлю тогда совсем иначе: будет у меня и повар, и дом, как полная чаша, но будет и хозяйственная часть в
порядке. Концы сведутся с концами, да понемножку всякий год будет откладываться сумма и для потомства, если только Бог пошлет жене плодородье…» — Эй ты — дурачина!
Раскольники там и всякие-с бродяги смущают их, против властей их восстановляют, против властей и
порядков, а если человек притеснен,
так он легко восстает.
Я и в университете был, и слушал лекции по всем частям, а искусству и
порядку жить не только не выучился, а еще как бы больше выучился искусству побольше издерживать деньги на всякие новые утонченности да комфорты, больше познакомился с
такими предметами, на которые нужны деньги.
Ей нравится
порядок стройный
Олигархических бесед,
И холод гордости спокойной,
И эта смесь чинов и лет.
Но это кто в толпе избранной
Стоит безмолвный и туманный?
Для всех он кажется чужим.
Мелькают лица перед ним,
Как ряд докучных привидений.
Что, сплин иль страждущая спесь
В его лице? Зачем он здесь?
Кто он таков? Ужель Евгений?
Ужели он?..
Так, точно он.
— Давно ли к нам он занесен?
Один среди своих владений,
Чтоб только время проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярем он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед;
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили
так,
Что он опаснейший чудак.
Все это
так чинно, аккуратно лежит на своем месте, что по одному этому
порядку можно заключить, что у Карла Иваныча совесть чиста и душа покойна.
Так, были какие-то мысли или обрывки мыслей, какие-то представления, без
порядка и связи, — лица людей, виденных им еще в детстве или встреченных где-нибудь один только раз и об которых он никогда бы и не вспомнил; колокольня В—й церкви; биллиард в одном трактире и какой-то офицер у биллиарда, запах сигар в какой-то подвальной табачной лавочке, распивочная, черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов…
Ну, а чуть заболел, чуть нарушился нормальный земной
порядок в организме, тотчас и начинает сказываться возможность другого мира, и чем больше болен, тем и соприкосновений с другим миром больше,
так что, когда умрет совсем человек, то прямо и перейдет в другой мир».
Борис. Я здесь ничего не знаю, ни
порядков ваших, ни обычаев; а дело-то
такое…
Кабанова. Хитрость-то не великая. Кабы любила,
так бы выучилась. Коли
порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а то, видно, на словах только. Ну, я Богу молиться пойду; не мешайте мне.
Иван. Все-таки, сударь, нельзя жe…
порядок требует. Целый год-то вас не видали, да чтобы… с приездом, сударь…
— Нечего их ни жалеть, ни жаловать! — сказал старичок в голубой ленте. — Швабрина сказнить не беда; а не худо и господина офицера допросить
порядком: зачем изволил пожаловать. Если он тебя государем не признает,
так нечего у тебя и управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге с твоими супостатами? Не прикажешь ли свести его в приказную да запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам от оренбургских командиров.
Век с англичанами, вся а́нглийская складка,
И
так же он сквозь зубы говорит,
И
так же коротко обстрижен для
порядка.
Понемногу она стала привыкать к нему, но все еще робела в его присутствии, как вдруг ее мать, Арина, умерла от холеры. Куда было деваться Фенечке? Она наследовала от своей матери любовь к
порядку, рассудительность и степенность; но она была
так молода,
так одинока; Николай Петрович был сам
такой добрый и скромный… Остальное досказывать нечего…
— Оттого, что вы сами мне сказали, что скучаете только тогда, когда ваш
порядок нарушается. Вы
так непогрешительно правильно устроили вашу жизнь, что в ней не может быть места ни скуке, ни тоске… никаким тяжелым чувствам.
— Семинарист, — повторил Долганов, снова закидывая волосы на затылок
так, что обнажились раковины ушей, совершенно схожих с вопросительными знаками. — Затем, я — человек, убежденный, что мир осваивается воображением, а не размышлением. Человек прежде всего — художник. Размышление только вводит
порядок в его опыт, да!
— Да — как же, — обиженно заговорил Косарев. — Али это
порядок: хлеб воровать? Нет, господин, я своевольства не признаю. Конечно: и есть — надо, и сеять — пора. Ну, все-таки: начальство-то знает что-нибудь али — не знает?
— По закону мы обязаны известить полицию,
так как все может быть, а больная оставила имущество. Но мы, извините, справились, установили, что вы законный супруг, то будто бы все в
порядке. Однако для твердости вам следовало бы подарить помощнику пристава рублей пятьдесят… Чтобы не беспокоили, они это любят. И притом — напуганы, — время ненадежное…
— Анфимьевну-то вам бы скорее на кладбище, а то — крысы ее портят. Щеки выели, даже смотреть страшно. Сыщика из сада товарищи давно вывезли, а Егор Васильич в сарае же. Стену в сарае поправил я.
Так что все в
порядке. Никаких следов.
Сидя за столом, поддерживая голову ладонью, Самгин смотрел, как по зеленому сукну стелются голубые струйки дыма папиросы, если дохнуть на них — они исчезают. Его думы ползли одна за другой
так же, как этот легкий дымок, и
так же быстро исчезали, когда над ними являлись мысли другого
порядка.
—
Так хочется
порядка, покоя, — нервозно вскричала Анна Захаровна, отирая глаза маленьким платочком.
«Да, это мои мысли», — подумал Самгин. Он тоже чувствовал, что обогащается; дни и ночи награждали его невиданным, неизведанным, многое удивляло, и все вместе требовало
порядка, все нужно было прибрать и уложить в «систему фраз»,
так, чтоб оно не беспокоило. Казалось, что Варвара удачно помогает ему в этом.
И если правда, что вызвано
так много войск, то это — для охраны
порядка в столице.
«Он не сомневается в своем праве учить, а я не хочу слышать поучений». Самгиным овладевала все более неприятная тревога: он понимал, что, если разгорится спор, Кутузов легко разоблачит, обнажит его равнодушие к социально-политическим вопросам. Он впервые назвал свое отношение к вопросам этого
порядка — равнодушным и даже сам не поверил себе:
так ли это?
Но ведь я
так понимаю, что фабричных водили в Кремль ради спокойствия и
порядка, что для этого и ночные сторожа мерзнут, и воров ловят и вообще — все!
— Недавно, беседуя с одним из
таких хитрецов, я вспомнил остроумную мысль тайного советника Филиппа Вигеля из его «Записок». Он сказал там: «Может быть, мы бы мигом прошли кровавое время беспорядков и давным-давно из хаоса образовалось бы благоустройство и
порядок» — этими словами Вигель выразил свое, несомненно искреннее, сожаление о том, что Александр Первый не расправился своевременно с декабристами.
— М-да, заметно, что и мещанство теряет веру в дальнейшую возможность жить
так, как привыкло. Живет все
так же, но это — по инерции. Все чувствуют, что привычный
порядок требует оправданий, объяснений, а — где их взять, оправдания-то? Оправданий — нет.
Бальзаминов.
Порядок, маменька, обыкновенный. Узнал я, что в доме есть богатые невесты, и начал ходить мимо. Они смотрят да улыбаются, а я из себя влюбленного представляю. Только один раз мы встречаемся с Лукьян Лукьянычем (я еще его не знал тогда), он и говорит: «За кем вы здесь волочитесь?» Я говорю: «Я за старшей». А и сказал-то
так, наобум. «Влюбитесь, говорит, в младшую, лучше будет». Что ж, маменька, разве мне не все равно?
Уж что не
порядок,
так не
порядок.
Братец опять тем же
порядком вошли в комнату,
так же осторожно сели на стул, подобрали руки в рукава и ждали, что скажет Илья Ильич.
По приемам Анисьи, по тому, как она, вооруженная кочергой и тряпкой, с засученными рукавами, в пять минут привела полгода не топленную кухню в
порядок, как смахнула щеткой разом пыль с полок, со стен и со стола; какие широкие размахи делала метлой по полу и по лавкам; как мгновенно выгребла из печки золу — Агафья Матвеевна оценила, что
такое Анисья и какая бы она великая сподручница была ее хозяйственным распоряжениям. Она дала ей с той поры у себя место в сердце.
— Я не
такой теперь… что был тогда, Андрей, — сказал он наконец, — дела мои, слава Богу, в
порядке: я не лежу праздно, план почти кончен, выписываю два журнала; книги, что ты оставил, почти все прочитал…
«Боже мой! — думала она. — Вот все пришло в
порядок; этой сцены как не бывало, слава Богу! Что ж… Ах, Боже мой! Что ж это
такое? Ах, Сонечка, Сонечка! Какая ты счастливая!»