Неточные совпадения
Кроме
того, при
разводе, даже при попытке
развода, очевидно было, что жена разрывала сношения с мужем и соединялась с своим любовником.
—
То есть
развод? — сказала Анна.
Даже для
того, чтобы просить Государя об усыновлении, необходим
развод.
— Весь город об этом говорит, — сказала она. — Это невозможное положение. Она тает и тает. Он не понимает, что она одна из
тех женщин, которые не могут шутить своими чувствами. Одно из двух: или увези он ее, энергически поступи, или дай
развод. А это душит ее.
― Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело
развода. Сын же мой переедет к сестре, ― сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая
то, что он хотел сказать о сыне.
Алексей Александрович думал тотчас стать в
те холодные отношения, в которых он должен был быть с братом жены, против которой он начинал дело
развода; но он не рассчитывал на
то море добродушия, которое выливалось из берегов в душе Степана Аркадьича.
И он вспомнил
то робкое, жалостное выражение, с которым Анна, отпуская его, сказала: «Всё-таки ты увидишь его. Узнай подробно, где он, кто при нем. И Стива… если бы возможно! Ведь возможно?» Степан Аркадьич понял, что означало это: «если бы возможно» — если бы возможно сделать
развод так, чтоб отдать ей сына… Теперь Степан Аркадьич видел, что об этом и думать нечего, но всё-таки рад был увидеть племянника.
— Ах, Алексей Александрович, ради Бога, не будем делать рекриминаций! Что прошло,
то прошло, и ты знаешь, чего она желает и ждет, —
развода.
Алексей Александрович слушал, но слова ее уже не действовали на него. В душе его опять поднялась вся злоба
того дня, когда он решился на
развод. Он отряхнулся и заговорил пронзительным, громким голосом...
— Но я полагал, что Анна Аркадьевна отказывается от
развода в
том случае, если я требую обязательства оставить мне сына. Я так и отвечал и думал, что дело это кончено. И считаю его оконченным, — взвизгнул Алексей Александрович.
Но дело в
том, ― она, ожидая этого
развода здесь, в Москве, где все его и ее знают, живет три месяца; никуда не выезжает, никого не видает из женщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к ней ездили из милости; эта дура княжна Варвара ― и
та уехала, считая это неприличным.
«Кроме формального
развода, можно было еще поступить, как Карибанов, Паскудин и этот добрый Драм,
то есть разъехаться с женой», продолжал он думать, успокоившись; но и эта мера представляла
те же неудобства noзopa, как и при
разводе, и главное — это, точно так же как и формальный
развод, бросало его жену в объятия Вронского. «Нет, это невозможно, невозможно! — опять принимаясь перевертывать свой плед, громко заговорил он. — Я не могу быть несчастлив, но и она и он не должны быть счастливы».
— Вопрос только в
том, как, на каких условиях ты согласишься сделать
развод. Она ничего не хочет, не смеет просить тебя, она всё предоставляет твоему великодушию.
Она попросила Левина и Воркуева пройти в гостиную, а сама осталась поговорить о чем-то с братом. «О
разводе, о Вронском, о
том, что он делает в клубе, обо мне?» думал Левин. И его так волновал вопрос о
том, что она говорит со Степаном Аркадьичем, что он почти не слушал
того, что рассказывал ему Воркуев о достоинствах написанного Анной Аркадьевной романа для детей.
Брат же, на другой день приехав утром к Вронскому, сам спросил его о ней, и Алексей Вронский прямо сказал ему, что он смотрит на свою связь с Карениной как на брак; что он надеется устроить
развод и тогда женится на ней, а до
тех пор считает ее такою же своею женой, как и всякую другую жену, и просит его так передать матери и своей жене.
Место это давало от семи до десяти тысяч в год, и Облонский мог занимать его, не оставляя своего казенного места. Оно зависело от двух министерств, от одной дамы и от двух Евреев, и всех этих людей, хотя они были уже подготовлены, Степану Аркадьичу нужно было видеть в Петербурге. Кроме
того, Степан Аркадьич обещал сестре Анне добиться от Каренина решительного ответа о
разводе. И, выпросив у Долли пятьдесят рублей, он уехал в Петербург.
На другой день он получил от Алексея Александровича положительный отказ в
разводе Анны и понял, что решение это было основано на
том, что̀ вчера сказал Француз в своем настоящем или притворном сне.
Обсудив и отвергнув дуэль, Алексей Александрович обратился к
разводу — другому выходу, избранному некоторыми из
тех мужей, которых он вспомнил.
Ему запало в душу слово, сказанное Дарьей Александровной в Москве, о
том, что, решаясь на
развод, он думает о себе, а не думает, что этим он губит ее безвозвратно.
С
тех пор, хотя они не были в
разводе, они жили врозь, и когда муж встречался с женою,
то всегда относился к ней с неизменною ядовитою насмешкой, причину которой нельзя было понять.
Перебирая в воспоминании все известные случаи
разводов (их было очень много в самом высшем, ему хорошо известном обществе), Алексей Александрович не нашел ни одного, где бы цель
развода была
та, которую он имел в виду.
Вронский и Анна всё в
тех же условиях, всё так же не принимая никаких мер для
развода, прожили всё лето и часть осени в деревне. Было между ними решено, что они никуда не поедут; но оба чувствовали, чем долее они жили одни, в особенности осенью и без гостей, что они не выдержат этой жизни и что придется изменить ее.
«Боже мой! Боже мой! за что?» подумал Алексей Александрович, вспомнив подробности
развода, при котором муж брал вину на себя, и
тем же жестом, каким закрывался Вронский, закрыл от стыда лицо руками.
— В
тех формах, как она есть, политика идет мимо коренных вопросов жизни. Ее основа — статистика, но статистика не может влиять, например, на отношения половые, на положение и воспитание детей при
разводе родителей и вообще на вопросы семейного быта.
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у жены
развода, у него — роман с одной девицей, и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка, и вся эта история затеяна с расчетом на дурака. Она — дочь помещика, — был такой шумный человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством. Остались две дочери, эдакие, знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или
того хуже: «девушки для радостей», — поют, играют, ну и все прочее.
В университете Райский делит время, по утрам, между лекциями и Кремлевским садом, в воскресенье ходит в Никитский монастырь к обедне, заглядывает на
развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит в «своем кружке»,
то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
Сюда являлось на поклон духовенство, здесь судили провинившихся, здесь заканчивались бракоразводные дела, требовавшие огромных взяток и подкупных свидетелей, которые для уличения в неверности
того или другого супруга, что было необходимо по старому закону при
разводе, рассказывали суду, состоявшему из седых архиереев, все мельчайшие подробности физической измены, чему свидетелями будто бы они были.
Шаховской в своем «Деле об устройстве о. Сахалина» писал, между прочим: «Немалыми затруднениями к беспрепятственному заключению браков представляют<ся> статейные списки, в которых часто не проставляется вероисповедание и семейное положение, а главное, неизвестно, произошел ли
развод с оставшимся в России супругом; узнать об этом, а
тем более исходатайствовать
развод через консисторию с о. Сахалина дело почти невозможное».
Князь Сибирский, генерал кригс-комиссар, был сослан Павлом I в последний или предпоследний год его царствования за
то, что Преображенский полк явился к
разводу в мундирах, которых сукно было слишком светло или темнозеленого цвета.
— Герои романа французской писательницы Мари Коттен (1770—1807): «Матильда или Воспоминания, касающиеся истории Крестовых походов».], о странном трепете Жозефины, когда она, бесчувственная, лежала на руках адъютанта, уносившего ее после объявления ей Наполеоном
развода; но так как во всем этом весьма мало осязаемого, а женщины, вряд ли еще не более мужчин, склонны в чем бы
то ни было реализировать свое чувство (ну, хоть подушку шерстями начнет вышивать для милого), — так и княгиня наконец начала чувствовать необходимую потребность наполнить чем-нибудь эту пустоту.
Попреки, унижения, подруга мальчишки, который уж и теперь тяготится ее любовью, а как женится — тотчас же начнет ее не уважать, обижать, унижать; в
то же время сила страсти с ее стороны, по мере охлаждения с другой; ревность, муки, ад,
развод, может быть, само преступление… нет, Ваня!
В основе было только
то, что муж дамы не хотел давать ей
развода.
— Наклеила новые обои, да скверно, — рассказывал он. — Не подходит кусок к куску. Вдруг в столовой над дверью совсем другой узор, вся комната
разводами да цветочками, а над дверью полосками да гвоздиками. И цвет совсем не
тот. Мы было не заметили, да Фаластов пришел, смеется. И все смеются.
Слесаря Коптева жена мышьяком отравила. С неделю перед
тем он ей, выпивши будучи, щёку до уха разодрал, шубу изрубил топором и сарафан, материно наследство, штофный [Немецкая шёлковая плотная ткань, обычно с
разводами. — Ред.]. Вели её в тюрьму, а она, будучи вроде как без ума, выйдя на базар, сорвала с себя всю одёжу» — ну, тут нехорошо начинается, извините!
— Ты, брат, — отвечает мне Фортунатов, — если тебе нравится эти сантиментальные рацеи разводить, так разводи их себе
разводами с кем хочешь, вон хоть к жене моей ступай, она тебя, кстати, морошкой угостит, — а мне, любезный друг, уж все эти дураки надоели, и русские, и польские, и немецкие. По мне хоть всех бы их в один костер, да подпалить лучинкою, так в
ту же пору. Вот не угодно ли получить бумаги ворошок — позаймись, Христа ради, — и с этим подает сверток.
Получив такое разъяснение от подчиненного, старик Оглоблин в
то же утро, надев все свои кресты и ленты, отправился к владыке.
Тот принял его весьма благосклонно и предложил ему чаю. Оглоблин, путаясь и заикаясь на каждом почти слове,
тем не менее, однако, с большим чувством рассказал о постигшем его горе и затем изложил просьбу о
разводе сына. Владыка выслушал его весьма внимательно, но ответ дал далеко не благоприятный.
Адвокат говорил о
том, как вопрос о
разводе занимал теперь общественное мнение в Европе, и как у нас всё чаще и чаще являлись такие же случаи. Заметив, что его голос один слышен, адвокат прекратил свою речь и обратился к старику.
Оболдуева. А это еще лучше, потому крепче, и для всякой женщины приятнее. Какое же это сравнение! муж или другой кто! Муж завсегда при тебе, никуда не уйдет, а другого как удержишь! Ежели вам на
развод деньги нужны, так я могу дать сколько потребовается, я за этим не постою. Кого я полюблю, так
тому человеку очень хорошо; и подарки дарю и деньгами даю.
— Несмотря на это, — снова продолжал Мановский, — я известился, что она находится в беременном состоянии, а потому просил бы ваше превосходительство об освидетельствовании ее через кого следует и выдать мне на
то документ, так как я именем своим не хочу покрывать этой распутной женщины я желаю иметь с ней
развод.
В
то время, когда Павел Федорович Фермор сидел у тетки, к ней завернули проездом с бывшего в
тот день в Красном Селе
развода три уланские офицера, из которых один, Карл Пиллар фон Пильхау, начал с сожалением рассказывать, что
развод не удался.
Одета была Фатевна в ситцевый темный сарафан с глазками и ситцевую розовую рубашку, на голове был надет коричневый платок с зелеными
разводами; лицо Фатевны, морщинистое и желтое, сильно попорченное оспой, с ястребиным носом и серыми ястребиными глазами, принадлежало к
тому типу, который можно встретить в каждом городе, где-нибудь в «обжорных рядах», где разбитные мещанки торгуют хлебом и квасом с таким азартом, точно они делят наследство или продают золото.
Лиза. Деньги эти были его деньги. Они были выручены за его вещи. И в
то время как я рассталась с ним и ждала от него
развода, я послала их ему.
Лиза. Но с
тех пор, как я узнала, что у него есть другая женщина, что я, стало быть, не нужна ему, я освободилась и почувствовала, что я могу, не солгав, сказать, что люблю вас — тебя. Теперь в душе у меня ясно, и меня мучает только мое положение. Этот
развод. Это все так мучительно. Это ожидание.
Наконец, не в силах будучи выносить долее тяжелой судьбы своей, она первая заговорила о
разводе. Муж пришел в бешенство при одной мысли о
том. В первом движеньи неистовства ворвался он к ней в комнату с ножом и, без сомнения, заколол бы ее тут же, если бы его не схватили и не удержали. В порыве исступленья и отчаянья он обратил нож на себя — и в ужаснейших муках окончил жизнь.
Впрочем, это все пустяки, а дело в
том, что тут не только нет ничего неблагородного с моей стороны, как вы позволили себе выразиться, но даже совершенно напротив, что и надеюсь вам растолковать: мы, во-первых, дали друг другу слово, и, кроме
того, я прямо ей обещался, при двух свидетелях, в
том, что если она когда полюбит другого или просто раскается, что за меня вышла, и захочет со мной развестись,
то я тотчас же выдаю ей акт в моем прелюбодеянии, — и
тем поддержу, стало быть, где следует, ее просьбу о
разводе.
Глафира Фирсовна. Опять же и
то любопытно посмотреть, как она тут будет руками
разводы разводить да приговаривать. Ведь, ишь ты, подвенечное платье поехала заказывать, а тут вдруг удар! Этакого представления разве скоро дождешься?
Доктор. Этот господин Арбенин, коллежский асессор, в
разводе с своей женой —
то есть не в
разводе, а так: она покинула мужа, потому что была неверна.
Уже уверенный, что это непременно произойдет, отчего, — спрашивал я себя в отчаянии, — отчего в одну из прошлых давнишних ссор я не дал ей
развода или отчего она в
ту пору не ушла от меня совсем, навсегда?
Шервинский.
Развод.
Развод. Ты адрес его знаешь? Телеграмму ему и письмо о
том, что все кончено! Кончено!
«Трудись, говорит. Мы тоже, говорит, без труда не живем. Когда уже так,
то согласнее мы тебе дать корову и другую с бычком, значит, для
разводу. Коси сено, корми скотину, пользовайся молоком и говядиной. Только греха, говорит, у нас этого не заводи».