Неточные совпадения
Она как будто очнулась; почувствовала всю трудность без притворства и хвастовства удержаться на той высоте, на которую она хотела подняться; кроме того, она почувствовала всю
тяжесть этого
мира горя, болезней, умирающих, в котором она жила; ей мучительны показались те усилия, которые она употребляла над собой, чтобы любить это, и поскорее захотелось на свежий воздух, в Россию, в Ергушово, куда, как она узнала из письма, переехала уже ее сестра Долли с детьми.
Тяжесть и скованность материального
мира как бы выделяется и переходит в машину.
Странник — свободен от «
мира», и вся
тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой котомке на плечах.
Творчество было для меня погружением в особый, иной
мир,
мир свободный от
тяжести, от власти ненавистной обыденности.
Идея, высказанная уже Чаадаевым, что русский народ, более свободный от
тяжести всемирной истории, может создать новый
мир в будущем, развивается Герценом и народническим социализмом.
Поэтому протестантизм перенес центр
тяжести жизни и познания в субъективный
мир человека, в изолированную, предоставленную себе душу.
Но где-то на краю этого ликующего
мира, далеко на горизонте, оставалось темное, зловещее пятно: там притаился серенький, унылый городишко с тяжелой и скучной службой, с ротными школами, с пьянством в собрании, с
тяжестью и противной любовной связью, с тоской и одиночеством.
Цирковой «король железа», геркулес и чемпион
мира по подыманию
тяжестей, Атлант, завил усы кверху кольчиками, ходил по манежу в сетчатом тельнике, скрестив на груди огромные мяса своих рук, и глядел на будущих соперников победоносно, сверху вниз.
Моя вера не есть пассивное восприятие, но активное выхождение из себя, совлечение с себя
тяжести этого
мира.
Оно само изнемогает под
тяжестью натурализма, оглушаемое голосами
мира, игралище его стихий.
«Если центр
тяжести переносят не в жизнь, а в «тот
мир», — говорит Ницше, — то у жизни вообще отнимают центр
тяжести. Великая ложь о личном бессмертии разрушает всякий разум, всякую природу в инстинкте; все, что есть в инстинктах благодетельного, споспешествующего жизни, ручающегося за будущность, — возбуждает теперь недоверие. Жить так, что нет более смысла жить, — это становится теперь смыслом жизни!»
В стихотворении своем «Боги Греции» Шиллер горько тоскует и печалуется о «красоте», ушедшей из
мира вместе с эллинами. «Тогда волшебный покров поэзии любовно обвивался еще вокруг истины, — говорит он, совсем в одно слово с Ницше. — Тогда только прекрасное было священным… Где теперь, как утверждают наши мудрецы, лишь бездушно вращается огненный шар, — там в тихом величии правил тогда своей золотой колесницей Гелиос… Рабски служит теперь закону
тяжести обезбоженная природа».
Красота есть победа над
тяжестью и уродством
мира.
Творческий акт есть взлет, победа над
тяжестью объективированного
мира, над детерминизмом, продукт творчества в культуре есть уже притяжение вниз, оседание.
Поэтому смысл искусства в том, что оно есть упреждение преображения
мира, освобождение от уродства и
тяжести действительности.
Красота есть прорыв в объективированном
мире, преображение
мира, победа над уродством и над
тяжестью мировой необходимости.
В жизни нашего
мира возможны мгновения радости и даже блаженства как выход из этого
мира и приобщение к другому
миру,
миру свободы, не знающему
тяжести и заботы.
Отблеск рая лежит на поэзии Пушкина, в ней преодолевается
тяжесть «
мира».
Внутренний творческий акт в его огненном движении должен был бы выходить из
тяжести «
мира» и быть «преодолением
мира».
Но творческий акт есть также реализация творческого замысла, воплощение творческого образа, разворачивание творческой интуиции в
тяжести нашего греховного
мира.
Я выступил в нашем издательстве с программой, которую в двух словах можно было охарактеризовать так: утверждение жизни. Этим приблизительно все уже сказано: в сборниках наших не должно найти место даже самое талантливое произведение, если оно идет против жизни, против необходимости борьбы за лучшую жизнь, за перенесение центра
тяжести в потусторонний
мир, за отрицание красоты и значительности жизни.
Человек должен быть в
мире, нести его
тяжесть, быть творчески активным в нем и вместе с тем быть свободным от
мира.
В художестве есть творческая победа над
тяжестью «
мира сего» — никогда не приспособление к этому «
миру».
Это значит: социалистический строй к нам не придет н-и-к-о-г-д-а, если сами мы, рабочие, если сами мы не станем гигантами, если не поднимем на плечи
тяжесть, которая изумит весь
мир!
В любви побеждается
тяжесть «
мира».
Тут душа католическая истончается до потери всех контуров этого
мира, всей
тяжести обмирщенного католичества.
Искание Царства Божьего на земле есть искание выхода из всякого приспособления к природной необходимости, есть жажда освобождения от
тяжести «
мира».
Альтруизм весь в
тяжести, скованности и разорванности «
мира сего», в нем нет нового общения, нет качества, нет индивидуальности.
Официальная мораль христианского
мира насквозь приспособлена к этому
миру, к его
тяжести, к пониженным формам общения в этом
мире.
Любовь есть выход из «
мира сего», из
тяжести, скованности и разорванности
мира в
мир иной,
мир свободы и соединенности.
Ибо всякое зло есть прикованность к этому «
миру», к его страстям и его
тяжести.
В социализме чувствуется безмерная
тяжесть буржуазности
мира сего, нет свободы от «
мира», нет окрыленности.
Жертва эта есть освобождение от непомерной
тяжести этого
мира, от власти природной необходимости.
Буржуазность есть послушание положениям и оценкам, созданным инерцией и
тяжестью этого
мира.
Творческий подъем отрывает от
тяжести этого «
мира» и претворяет страсть в иное бытие.
Он не счел даже нужным указывать будущему своему брату по схиме
тяжесть обязанностей, принимаемых им на себя, силу искушений молодости и оставленного
мира, трудность послушничества.
Наконец улажен
мир: малютка поставил на своем — он тащит заступ, но отец привязал к нему свою подвязку, на которой держит всю
тяжесть орудия.
Ибо доныне всякая общественность, от самой консервативной до самой революционной, была покорна
тяжести природной необходимости, не была прорывом в
мир иной.
«Над людьми
мира нависла страшная
тяжесть зла и давит их. Люди, стоящие под этой
тяжестью, всё более и более задавливаемые, ищут средств избавиться от нее.