Неточные совпадения
— Ты поди, душенька, к ним, — обратилась Кити к
сестре, — и займи их. Они
видели Стиву на станции, он здоров. А я побегу к Мите. Как на беду, не кормила уж с самого чая. Он теперь проснулся и, верно, кричит. — И
она, чувствуя прилив молока, скорым шагом пошла
в детскую.
― Как я рад, ― сказал он, ― что ты узнаешь
ее. Ты знаешь, Долли давно этого желала. И Львов был же у
нее и бывает. Хоть
она мне и
сестра, ― продолжал Степан Аркадьич, ― я смело могу сказать, что это замечательная женщина. Вот ты
увидишь. Положение
ее очень тяжело,
в особенности теперь.
Ну, как тебе сказать? — продолжала
она,
видя недоуменье
в глазах
сестры.
— Так вы жену мою
увидите. Я писал
ей, но вы прежде
увидите; пожалуйста, скажите, что меня
видели и что all right. [всё
в порядке.]
Она поймет. А впрочем, скажите
ей, будьте добры, что я назначен членом комиссии соединенного… Ну, да
она поймет! Знаете, les petites misères de la vie humaine, [маленькие неприятности человеческой жизни,] — как бы извиняясь, обратился он к княгине. — А Мягкая-то, не Лиза, а Бибиш, посылает-таки тысячу ружей и двенадцать
сестер. Я вам говорил?
К этому еще присоединилось присутствие
в тридцати верстах от него Кити Щербацкой, которую он хотел и не мог
видеть, Дарья Александровна Облонская, когда он был у
нее, звала его приехать: приехать с тем, чтобы возобновить предложение
ее сестре, которая, как
она давала чувствовать, теперь примет его.
— Послушай, — сказал твердым голосом Азамат, —
видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою
сестру? Как
она пляшет! как поет! а вышивает золотом — чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха… Хочешь? дождись меня завтра ночью там
в ущелье, где бежит поток: я пойду с
нею мимо
в соседний аул — и
она твоя. Неужели не стоит Бэла твоего скакуна?
— Да увезти губернаторскую дочку. Я, признаюсь, ждал этого, ей-богу, ждал!
В первый раз, как только
увидел вас вместе на бале, ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром… Впрочем, напрасно ты сделал такой выбор, я ничего
в ней не нахожу хорошего. А есть одна, родственница Бикусова,
сестры его дочь, так вот уж девушка! можно сказать: чудо коленкор!
— Порфирий Петрович! — проговорил он громко и отчетливо, хотя едва стоял на дрожавших ногах, — я, наконец,
вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня
в убийстве этой старухи и
ее сестры Лизаветы. С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но смеяться себе
в глаза и мучить себя я не позволю.
«Это вы! — промолвила
она и понемножку вся покраснела, — пойдемте к
сестре,
она тут,
в саду;
ей будет приятно вас
видеть».
Она, изволите
видеть, вздумала окончательно развить, довоспитать такую, как
она выражалась, богатую природу и, вероятно, уходила бы
ее, наконец, совершенно, если бы, во-первых, недели через две не разочаровалась «вполне» насчет приятельницы своего брата, а во-вторых, если бы не влюбилась
в молодого проезжего студента, с которым тотчас же вступила
в деятельную и жаркую переписку;
в посланиях своих
она, как водится, благословляла его на святую и прекрасную жизнь, приносила «всю себя»
в жертву, требовала одного имени
сестры, вдавалась
в описания природы, упоминала о Гете, Шиллере, Беттине и немецкой философии — и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния.
В первый же раз, когда я остался без пары, — с концом песни я протянул руку Мане Дембицкой. Во второй раз, когда осталась Лена, — я подал руку
ее сестре раньше, чем
она успела обнаружить свой выбор, и когда мы, смеясь, кружились с Соней, у меня
в памяти осталось лицо Лены, приветливо протягивавшей мне обе руки.
Увидев, что опоздала,
она слегка покраснела и осталась опять без пары. Я пожалел, что поторопился… Теперь младшая
сестра уже не казалась мне более приятной.
Я оказался
в большом затруднении, так как лица приснившейся мне девочки я совсем не
видел… Я мог вспомнить только часть щеки и маленькое розовое ухо, прятавшееся
в кроличий воротник. И тем не менее я чувствовал до осязательности ясно, что
она была не такая, как только что виденная девочка, и не «шустрая», как
ее младшая
сестра.
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала головой к слабо искавшей
ее материнской руке. Губы больной что-то шептали, и
она снова закрыла глаза от сделанного усилия.
В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была
в одной ночной кофточке и ничего не понимала, что делается.
Увидев плакавшую
сестру,
она тоже зарыдала.
Отец, мать и
сестры, все поспели
в гостиную, чтобы всё это
видеть и выслушать, и всех поразила «нелепость, которая не может иметь ни малейших последствий», а еще более серьезное настроение Аглаи, с каким
она высказалась об этой нелепости. Все переглянулись вопросительно; но князь, кажется, не понял этих слов и был на высшей степени счастья.
Об нашем доставлении куда следует
она, то есть
сестра моя, уже не успела говорить Горчакову — он тогда уже не был
в Петербурге.
Увидим, как распорядится Бенкендорф с нашими сентиментальными письмами. До зимы мы не двинемся, во всяком случае. Хочу дождаться Тулиновых непременно здесь.
— Нет,
видите, — повернувшись лицом к Лизе и взяв
ее за колено, начала
сестра Феоктиста: — я ведь вот церковная, ну, понимаете, православная, то есть по нашему, по русскому закону крещена, ну только тятенька мой жили
в нужде большой.
Много ли, мало ли времени
она лежала без памяти — не ведаю; только, очнувшись,
видит она себя во палате высокой беломраморной, сидит
она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и обнимает
ее принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою,
в одежде златокованной, перед ним стоит отец с
сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая, все одеты
в парчах золотых, серебряных; и возговорит к
ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная,
в образе чудища безобразного, за мою добрую душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь
в образе человеческом, будь моей невестою желанною.
— Вы меня не спрашивайте — будто нет меня тут! — сказала мать, усаживаясь
в уголок дивана.
Она видела, что брат и
сестра как бы не обращают на
нее внимания, и
в то же время выходило так, что
она все время невольно вмешивалась
в их разговор, незаметно вызываемая ими.
Она просила прощенье у отца, он сказал, что не сердится, но
она видела, что он был оскорблен и
в душе не простил
ее. Махину
она не хотела говорить про это.
Сестра, ревновавшая
ее к Махину, совсем отдалилась от
нее.
Ей не с кем было поделиться своим чувством, не перед кем покаяться.
— Ты обо мне не суди по-теперешнему; я тоже повеселиться мастер был. Однажды даже настоящим образом был пьян. Зазвал меня к себе начальник, да
в шутку, должно быть, — выпьемте да выпьемте! — и накатил! Да так накатил, что воротился я домой — зги божьей не
вижу!
Сестра Аннушкина
в ту пору у нас гостила, так я Аннушку от
нее отличить не могу: пойдем, — говорю! Месяца два после этого Анюта меня все пьяницей звала. Насилу оправдался.
Сусанна Николаевна ехала тоже под влиянием главного своего желания успокоить, сколько возможно,
сестру и Лябьева; но к этому как-то болезненно и вместе радостно примешивалась мысль об Углакове; что этот бедный мальчик влюблен
в нее до безумия, Сусанна Николаевна, к ужасу своему, очень хорошо
видела.
Черноглазый мальчишка заполонил все Людмилины помыслы.
Она часто заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти каждую ночь
видела она его во сне, иногда скромного и обыкновенного, но чаще
в дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих снах стали у
нее столь обычными, что уже
сестры скоро начали сами спрашивать
ее, что ни утро, как
ей Саша приснился нынче. Мечты о нем занимали все
ее досуги.
— Ну, вот и прекрасно! Пусть они себе там и сидят. Скажи: постояльца рекомендую знакомого. Это необходимо, — добавил он мне шепотом и тотчас же снова начал вслух: — Вот
видите, налево, этот коридор? там у
сестры три комнаты;
в двух
она живет, а третья там у
нее образная; а это вот прямо дверь — тут кабинет зятев был; вот там
в нее и ход; а это и есть ваша комната. Глядите, — заключил он, распахивая передо мной довольно высокие белые двери
в комнату, которую действительно можно было назвать прекрасною.
— Я каждую ночь
вижу сестру Нину.
Она приходит и садится
в кресло возле моей постели…
— Я знаю, но я не к нему, а к вам, — сказал Лаптев, любуясь
ее молодостью, которой не замечал раньше и которую как будто лишь сегодня открыл
в ней; ему казалось, что
ее тонкую белую шею с золотою цепочкой он
видел теперь только
в первый раз. — Я к вам… — повторил он. —
Сестра вот прислала зонтик, вы вчера забыли.
— Да, — отвечала Анна Михайловна, проклиная эту пытливую особу, и, чтобы отклонить
ее от допроса, сама спросила — Так вы знали…
видели мою
сестру в Ницце, вы
ее знали там?
— Я от скуки каждый день наблюдаю из окна, уж вы извините, — продолжала
она, глядя
в газету, — и часто
вижу вас и вашу
сестру. У
нее всегда такое доброе, сосредоточенное выражение.
Бабушка и для архиерейского служения не переменила своего места
в церкви:
она стояла слева за клиросом, с
ней же рядом оставалась и maman, а сзади, у
ее плеча, помещался приехавший на это торжество дядя, князь Яков Львович, бывший тогда уже губернским предводителем. Нас же, маленьких детей, то есть меня с
сестрою Nathalie и братьев Аркадия и Валерия, бабушка велела вывесть вперед, чтобы мы
видели «церемонию».
— Как смешон этот жених! — сказала средняя
сестра. — Он только и
видит свою невесту. Неужели он
в самом деле влюблен
в нее? Какой странный вкус!
— Я не угадала, я слышала, — сказала эта скуластая барышня (уже я был готов взреветь от тоски, что
она скажет: «Это — я, к вашим услугам»), двигая перед собой руками, как будто ловила паутину, — так вот, что я вам скажу:
ее здесь действительно нет, а
она теперь
в бордингаузе, у своей
сестры. Идите, — девица махнула рукой, — туда по берегу. Всего вам одну милю пройти. Вы
увидите синюю крышу и флаг на мачте. Варрен только что убежал и уж наверно готовит пакость, поэтому торопитесь.
Но судьба мне послала человека, который случайно открыл мне, что ты воспитываешься у Палицына, что он богат, доволен, счастлив — это меня взорвало!.. я не хотел чтоб он был счастлив — и не будет отныне;
в этот дом я принес с собою моего демона; его дыхание чума для счастливцев, чума…
сестра, ты мне простишь… о! я преступник…
вижу, и тобой завладел этот злой дух, и
в тебе поселилась эта болезнь, которая портит жизнь и поддерживает
ее.
С восходом солнца он отправился искать
сестру, на барском дворе,
в деревне,
в саду — везде, где только мог предположить, что
она проходила или спряталась, — неудача за неудачей!.. досадуя на себя, он задумчиво пошел по дороге, ведущей
в лес мимо крестьянских гумен: поровнявшись с ними и случайно подняв глаза, он
видит буланую лошадь,
в шлее и хомуте, привязанную к забору; он приближается… и замечает, что трава измята у подошвы забора! и вдруг взор его упал на что-то пестрое, похожее на кушак, повисший между цепких репейников… точно! это кушак!.. точно! он узнал, узнал! это цветной шелковый кушак его Ольги!
Летом, когда Илья приехал на каникулы, незнакомо одетый, гладко остриженный и ещё более лобастый, — Артамонов острее невзлюбил Павла,
видя, что сын упрямо продолжает дружиться с этим отрёпышем, хиляком. Сам Илья тоже стал нехорошо вежлив, говорил отцу и матери «вы», ходил, сунув руки
в карманы, держался
в доме гостем, дразнил брата, доводя его до припадков слезливого отчаяния, раздражал чем-то
сестру так, что
она швыряла
в него книгами, и вообще вёл себя сорванцом.
Яков
видел в его отношении к жене нечто фальшивое, слишком любезное, подчёркнутую заботливость; Якову казалось, что и
сестра чувствует эту фальшь,
она жила уныло, молчаливо, слишком легко раздражалась и гораздо чаще, оживлённее беседовала о политике с Мироном, чем с весёлым мужем своим. Кроме политики,
она не умела говорить ни о чём.
По смерти главы семейства и старшей его
сестры имение перешло к меньшой — Клавдии Иваницкой. Впоследствии я
видел Клавдию Гавриловну у нашей матери
в гостях, но я
ее встретил
в первый раз
в Троицын день на Ядрине
в церкви.
В маленькой комнатке за магазином жила
сестра хозяина, я кипятил для
нее самовары, но старался возможно реже
видеть ее — неловко было мне с
нею.
Ее детские глаза смотрели на меня все тем же невыносимым взглядом, как при первых встречах,
в глубине этих глаз я подозревал улыбку, и мне казалось, что это насмешливая улыбка.
А
сестра хозяина двигалась быстро, ловко, как ласточка
в воздухе, и мне казалось, что легкость движений разноречит с круглой, мягкой фигуркой
ее. Что-то неверное есть
в ее жестах и походке, что-то нарочное. Голос
ее звучит весело,
она часто смеется, и, слыша этот звонкий смех, я думаю:
ей хочется, чтоб я забыл о том, какою я
видел ее первый раз. А я не хотел забыть об этом, мне было дорого необыкновенное, мне нужно было знать, что оно возможно, существует.
Павел только через неделю, и то опять слегка, рассказал
сестре о встрече с своею московскою красавицей; но Лизавета Васильевна догадалась, что брат
ее влюблен не на шутку, и очень этому обрадовалась;
в голове
ее,
в силу известного закона, что все
сестры очень любят женить своих братьев, тотчас образовалась мысль о женитьбе Павла на Кураевой;
она сказала ему о том, и герой мой, хотя
видел в этом странность и несбыточность, но не отказывался.
Она в это время точно сидела с братом у окна; но,
увидев, что
ее супруг перенес свое внимание от лошади к горничной, встала и пересела на диван, приглашая то же сделать и Павла, но он
видел все… и тотчас же отошел от окна и взглянул на
сестру: лицо
ее горело,
ей было стыдно за мужа; но оба они не сказали ни слова.
В половине кадрили Павел, наконец, взглянув на
сестру и
увидев, что
она танцует с Бахтиаровым, тотчас встал, быстро подошел к танцующим и сел невдалеке от них.
Но ему, как мы
видели, не удалось этого сделать. С расстроенным духом возвратился он домой и целую почти ночь не спал. «Что, если
она его любит, если эти сплетни имеют некоторое основание?» — думал Павел и, сам не желая того, начинал припоминать небольшие странности, которые замечал
в обращении
сестры с Бахтиаровым.
Впрочем, Павел все это только думал,
сестре же говорил: «Конечно, недурно… но ведь как?..» Со времени появления
в голове моего героя мысли о женитьбе он начал чувствовать какое-то беспокойство, постоянное волнение
в крови: мечтания его сделались как-то раздражительны, а желание
видеть Юлию еще сильнее, так что через несколько дней он пришел к
сестре и сам начал просить
ее ехать с ним
в собрание, где надеялся он встретить Кураевых.
— Полно, так ли? Ну всё равно. (Дома старик говорил гораздо развязнее, чем
в гостях.) Вам, Владимир Сергеич, вероятно, небезызвестно, что я вдовец, лишился жены; старшие детки
в казенных заведениях, а со мной только две меньшеньких, да свояченица живет, женина
сестра, вот вы
ее сейчас
увидите. Да что ж это я вас ничем не потчую. Иван Ильич, распорядись, братец, насчет закуски… Какую вы водку предпочитать изволите?
Помню, говорил он быстро-быстро, как бы убегая от прошлого, а я слушаю и гляжу
в печь. Чело
её предо мной — словно некое древнее и слепое лицо, чёрная пасть полна злых языков ликующего пламени, жуёт
она, дрова свистят, шипят.
Вижу в огне Гришину
сестру и думаю: чего ради насилуют и губят люди друг друга?
Полканов уже успел заметить, что
сестра — как он и думал — не особенно огорчена смертью мужа, что
она смотрит на него, брата, испытующе и, говоря с ним, что-то скрывает от него. Он ожидал
увидеть её нервной, бледной, утомлённой. Но теперь, глядя на
её овальное лицо, покрытое здоровым загаром, спокойное, уверенное и оживлённое умным блеском светлых глаз, он чувствовал, что приятно ошибся, и, следя за
её речами, старался подслушать и понять
в них то, о чём
она молчала.
Жмигулина. Вам далеко незачем ходить! Пройдите
в задние ворота на берег, сядьте на лавочку и любуйтесь на красоту природы. Это место тихое, уединенное, проходящих там мало; для мечтательных молодых людей очень приятная прогулка. Мы с
сестрой пойдем этой дорогой, там вы
ее и можете
видеть. До свидания! (Уходит.)
Приехав
в Москву, я не застал его: он с Марьею Виссарионовною и с маленькими
сестрами уехал
в деревню, а Лидия с мужем жила
в Сокольниках; я тотчас же к ним отправился. Они нанимали маленький флигель;
в первой же после передней комнате я
увидел Лидию Николаевну,
она стояла, задумавшись, у окна и при моем приходе обернулась и вскрикнула. Я хотел взять у
ней ручку, чтобы поцеловать;
она мне подала обе;
ей хотелось говорить, но у
ней захватывало дыхание; я тоже был неспокоен.
Но все отлично понимали, что
она старше своей
сестры Мани на четыре года и все еще не замужем и что плакала
она не из зависти, а из грустного сознания, что время
ее уходит и, быть может, даже ушло. Когда танцевали кадриль,
она была уже
в зале, с заплаканным, сильно напудренным лицом, и я
видел, как штабс-капитан Полянский держал перед
ней блюдечко с мороженым, а
она кушала ложечкой…
В последние годы Анна Алексеевна стала чаще уезжать то к матери, то к
сестре; у
нее уже бывало дурное настроение, являлось сознание неудовлетворенной, испорченной жизни, когда не хотелось
видеть ни мужа, ни детей.
Она уже лечилась от расстройства нервов.
— Куда ему людей бить! Слаб уж, не может. Был
в силах, так сына
в дураки забил и оглушил на всю жизнь. Это Мокей колотил
сестру, по отцову приказу, но он, глухой, сильно бить не смеет, боится Марьи,
она сама его треплет, когда
ей не лень.
Видел я
её сегодня —
она шла с Варварой Кирилловной капусту рубить, — ничего, хохочет.