Неточные совпадения
— Я? не буду плакать… Я плачу от радости. Я так давно не
видела тебя. Я не буду, не буду, — сказала она, глотая слезы и отворачиваясь. — Ну, тебе одеваться теперь пора, — оправившись, прибавила она, помолчав и, не выпуская его руки, села у его
кровати на стул,
на котором было приготовлено платье.
Блестели золотые, серебряные венчики
на иконах и опаловые слезы жемчуга риз. У стены — старинная
кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около двери, в темноватом углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин
видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
Говоря, он смотрел в потолок и не
видел, что делает Дмитрий; два тяжелых хлопка заставили его вздрогнуть и привскочить
на кровати. Хлопал брат книгой по ладони, стоя среди комнаты в твердой позе Кутузова. Чужим голосом, заикаясь, он сказал...
— Как же-с,
видим, но мы денег уже в нем не нашли, он был пустой и валялся
на полу, у
кровати, за ширмами.
Рахметов отпер дверь с мрачною широкою улыбкою, и посетитель
увидел вещь, от которой и не Аграфена Антоновна могла развести руками: спина и бока всего белья Рахметова (он был в одном белье) были облиты кровью, под
кроватью была кровь, войлок,
на котором он спал, также в крови; в войлоке были натыканы сотни мелких гвоздей шляпками с — исподи, остриями вверх, они высовывались из войлока чуть не
на полвершка...
Она
увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся
на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал
на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью,
увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под
кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
После ее приезда в Москву вот что произошло со мной: я лежал в своей комнате,
на кровати, в состоянии полусна; я ясно
видел комнату, в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно смотрел в этот угол и вдруг под образом
увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было ужасное, как бы одержимое темной силой; я очень сосредоточенно смотрел
на нее и духовным усилием заставил это видение исчезнуть, страшное лицо растаяло.
Особенно он увлекался чтением. Часто его можно было
видеть где-нибудь
на диване или
на кровати в самой неизящной позе:
на четвереньках, упершись
на локтях, с глазами, устремленными в книгу. Рядом
на стуле стоял стакан воды и кусок хлеба, густо посыпанный солью. Так он проводил целые дни, забывая об обеде и чае, а о гимназических уроках и подавно.
В Андрее-Ивановском я
видел чрезвычайно красивую татарку 15 лет, которую муж купил у ее отца за 100 рублей; когда мужа нет дома, она сидит
на кровати, а в дверь из сеней смотрят
на нее поселенцы и любуются.
Он обернулся
на ее зов и коротко, отрывисто вдохнул в себя воздух, точно ахнул: он никогда еще в жизни не встречал нигде, даже
на картинах, такого прекрасного выражения нежности, скорби и женственного молчаливого упрека, какое сейчас он
видел в глазах Женьки, наполненных слезами. Он присел
на край
кровати и порывисто обнял ее вокруг обнаженных смуглых рук.
Но когда он
увидел Любку, которая тихо и неподвижно сидела
на кровати, опустив голову и сложив
на коленях руки, он застонал и закряхтел от досады и смущения.
В комнате было так темно, что я
видел только образ матери, а лица разглядеть не мог; нас подвели к
кровати, поставили
на колени, мать благословила нас образом, перекрестила, поцеловала и махнула рукой.
Мы по-прежнему ходили к нему всякий день и
видели, как его мыли; но сначала я смотрел
на все без участья: я мысленно жил в спальной у моей матери, у
кровати больной.
Двоюродные наши сестрицы, которые прежде были в большой милости, сидели теперь у печки
на стульях, а мы у дедушки
на кровати;
видя, что он не обращает
на них никакого вниманья, а занимается нами, генеральские дочки (как их называли), соскучась молчать и не принимая участия в наших разговорах, уходили потихоньку из комнаты в девичью, где было им гораздо веселее.
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть», — и
видит, стоит перед ним
кровать резная, из чистого золота,
на ножках хрустальныих, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик
на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего.
Когда мы вошли в гостиную и я
увидел кровать,
на которой мы обыкновенно спали вместе с матерью, я бросился
на постель и снова принялся громко рыдать.
Дивится купец такому чуду новому, новому и чудному; ложится он
на высокую
кровать, задергивает полог серебряный и
видит, что он тонок и мягок, будто шелковый.
Мало-помалу он забылся
на миг легким сном и
видел во сне что-то похожее
на кошмар; ему приснилось, что он опутан
на своей
кровати веревками, весь связан и не может шевельнуться, а между тем раздаются по всему дому страшные удары в забор, в ворота, в его дверь, во флигеле у Кириллова, так что весь дом дрожит, и какой-то отдаленный, знакомый, но мучительный для него голос жалобно призывает его.
Прежняя обыкновенная печь в спальне заменилась затейливым камином, и в конце концов брачная
кровать молодых представляла нечто невероятное: она была широчайшая, из цельного красного дерева, и в обеих спинках ее были вделаны огромные зеркала, так что всякий, ложившийся
на эту
кровать,
видел себя с головы до ног.
Комната была просторная. В ней было несколько
кроватей, очень широких, с белыми подушками. В одном только месте стоял небольшой столик у
кровати, и в разных местах — несколько стульев.
На одной стене висела большая картина,
на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии,
на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей
видел у себя
на Волыни и подумал, что это Борк привез в Америку с собою.
Войдя в отведенную мне комнату, в которую уже перенесли мой чемодан, я
увидел на столике, перед
кроватью, лист почтовой бумаги, великолепно исписанный разными шрифтами, отделанный гирляндами, парафами и росчерками.
Андрей Ефимыч все понял. Он, ни слова не говоря, перешел к
кровати,
на которую указал Никита, и сел;
видя, что Никита стоит и ждет, он разделся догола, и ему стало стыдно. Потом он надел больничное платье; кальсоны были очень коротки, рубаха длинна, а от халата пахло копченою рыбой.
Я лежал в палатке один
на кровати и смотрел в неспущенные полы моей палатки.
На черном фоне Балкан внизу мелькали огоньки деревни Шипки и над ней, как венец горного массива, заоблачное Орлиное Гнездо, а над ним
на синем звездном небе переливается голубым мерцанием та самая звезда, которую я
видел после горной катастрофы…
Когда Фома, отворив дверь, почтительно остановился
на пороге маленького номера с одним окном, из которого видна была только ржавая крыша соседнего дома, — он
увидел, что старый Щуров только что проснулся, сидит
на кровати, упершись в нее руками, и смотрит в пол, согнувшись так, что длинная белая борода лежит
на коленях, Но, и согнувшись, он был велик…
— Нечего"финиссе"… или уж по-французски заговорил! Уж что было, то было… Вон он и
на кровати-то за покойника лежал! — вдруг указал Прокоп
на добродушнейшего старичка, который, проходя мимо и
увидев, что собралась порядочная кучка беседующих, остановился и с наивнейшим видом прислушивался к разговору.
По лицу Тита пробежала судорога… Черты его странно передернулись, но дальше я ничего не
видел и не слышал. Я повалился
на кровать и тотчас заснул странным, тяжелым, глубоким сном…
Спальные внизу были пусты, и мать моя могла осмотреть их, даже
видеть ту
кровать,
на которой я буду спать, казалось, она всем осталась довольна.
Но Янсон уже замолчал. И опять его посадили в ту камеру, в которой он уже сидел месяц и к которой успел привыкнуть, как привыкал ко всему: к побоям, к водке, к унылому снежному полю, усеянному круглыми бугорками, как кладбище. И теперь ему даже весело стало, когда он
увидел свою
кровать, свое окно с решеткой, и ему дали поесть — с утра он ничего не ел. Неприятно было только то, что произошло
на суде, но думать об этом он не мог, не умел. И смерти через повешение не представлял совсем.
Несчастная красавица открыла глаза и, не
видя уже никого около своей постели, подозвала служанку и послала ее за карлицею. Но в ту же минуту круглая, старая крошка как шарик подкатилась к ее
кровати. Ласточка (так называлась карлица) во всю прыть коротеньких ножек, вслед за Гаврилою Афанасьевичем и Ибрагимом, пустилась вверх по лестнице и притаилась за дверью, не изменяя любопытству, сродному прекрасному полу. Наташа, увидя ее, выслала служанку, и карлица села у
кровати на скамеечку.
На столе у
кровати стоял большой графин кваса, почти пустой, квас был пролит
на скатерть, пробка графина лежала
на полу. Строгие, светлые глаза матери окружены синеватой тенью, но не опухли от слёз, как ожидала
видеть это Наталья; глаза как будто тоже потемнели, углубились, и взгляд их, всегда несколько надменный, сегодня казался незнакомым, смотрел издали, рассеянно.
В пристройке, где он дал мне место, сел я
на кровать свою и застыл в страхе и тоске. Чувствую себя как бы отравленным, ослаб весь и дрожу. Не знаю, что думать; не могу понять, откуда явилась эта мысль, что он — отец мой, — чужая мне мысль, ненужная. Вспоминаю его слова о душе — душа из крови возникает; о человеке — случайность он
на земле. Всё это явное еретичество!
Вижу его искажённое лицо при вопросе моём. Развернул книгу, рассказывается в ней о каком-то французском кавалере, о дамах… Зачем это мне?
Это было как при блеске молоньи среди темной ночи, когда почему-то вдруг
видишь чрезвычайное множество предметов зараз: занавес
кровати, ширму, окно, вздрогнувшую
на жердочке канарейку и стакан с серебряной ложечкой,
на ручке которой пятнышками осела магнезия.
Но я швырнул эти вынутые часы
на стол и, чтобы их не
видеть, бросился в свою комнату. А там, слышу,
на стенке над
кроватью мои часы потюкивают: тик-так, тик-так, тик-так.
Посмотрел я, перегнувшись с
кровати, и
вижу на столике кружева Домны Платоновны, увязанные в черном шелковом платочке с белыми каемочками.
Приподнявшись немного
на кровати, он
увидел, что супруга его, довольно почтенная дама, очень любившая пить кофий, вынимала из печи только что испеченные хлебы.
Следующая комната, вероятно, служила уборной хозяйки, потому что
на столике стояло в серебряной рамке кокетливое женское зеркало, с опущенными
на него кисейными занавесками; а
на другой стороне, что невольно бросилось Иосафу в глаза, он
увидел за ситцевой перегородкой зачем-то двуспальную
кровать и даже с двумя изголовьями.
Антипка сказывал потом, что он сквозь щелку
видел, будто Герасим, сидя
на кровати и приложив к щеке руку, тихо, мерно и только изредка мыча, пел, то есть покачивался, закрывал глаза и встряхивал головой, как ямщики или бурлаки, когда они затягивают свои заунывные песни.
Из комнаты выходит наш герой,
И, пробираясь длинным коридором,
Он
видит Катерину пред собой,
Приветствует ее холодным взором,
И мимо. Вот он в комнате другой:
Вот стул с дрожащей ножкою и рядом
Кровать;
на ней, закрыта, кверху задом
Храпит Параша, отвернув лицо.
Он плащ надел и вышел
на крыльцо,
И вслед за ним несутся восклицанья,
Чтобы не смел забыть он обещанья...
Мальчик с пальчик выглянул из-под
кровати и
видит — страшный людоед сел за стол и крикнул
на старушку: «Давай вина».
Они постучались, и вышла к ним
на крыльцо старушка и спросила, чего им надо. Они сказали, что заблудились в лесу. Тогда старушка пустила их в дом и сказала: «Жалко мне вас за то, что вы к нам зашли. Мужик мой людоед. И если он вас
увидит, он съест вас. Мне вас жалко. Спрячьтесь сюда под
кровать, а завтра я вас выпущу».
— Молчать! Какое тут право? Понимаете ли вы, что это может кончиться трагически? Понимаете ли, что старик, который любит жену, может с ума сойти, когда
увидит, как вы будете вылезать из-под
кровати? Но нет, вы неспособны сделать трагедии! Когда вы вылезете, я думаю, всяк, кто посмотрит
на вас, захохочет. Я бы желал вас
видеть при свечках; должно быть, вы очень смешны.
Я, то есть, так поглядел
на него, да уж злостно, знать, поглядел… Понял Емеля.
Вижу: встает, подошел к
кровати и начал около нее что-то пошаривать. Жду — долго возится, а сам все приговаривает: «Нет как нет, куда бы им, шельмам, сгинуть!» Жду, что будет;
вижу, полез Емеля под
кровать на корточках. Я и не вытерпел.
Тотчас же разлучили бойцов, оттащили их и
увидели, что господин Прохарчин лежит под
кроватью, должно быть, в совершенном беспамятстве, стащив
на себя и одеяло и подушку, так что
на кровати оставался один только голый, ветхий и масляный тюфяк (простыни же
на нем никогда не бывало).
Весь уезд дразнит доктора «щуром» за его вечно прищуренные глаза; дразнил и я.
Увидев, что я проснулся, Вознесенский подошел ко мне, сел
на край
кровати и тотчас же потянул к своим прищуренным глазам коробку со спичками…
Проснувшись
на другой день в полдень, Романсов
увидел нечто необычайное. Голова, руки и ноги его были в повязках. Около
кровати стояли заплаканная жена и озабоченный доктор.
О Прасковье говорить нечего — сами
видите, что умом не дошла — ей бы только сладко поесть да день-деньской
на кровати валяться.
Обозы были полны мебели и разной домашней утвари. Лиза
видела, как
на даче отворились решетчатые ворота и большие стеклянные двери, как с бесконечной перебранкой закопошились около мебели возницы. В стеклянные двери внесли большие кресла и диван, обитые темно-малиновым бархатом, столы для зала, гостиной и столовой, большую двуспальную
кровать, детскую
кровать… Внесли также что-то большое, увязанное в рогожи, тяжелое…
Покончив с наблюдениями, смотритель маяка лег спать, но зачем-то позвал меня к себе. Войдя в его «каюту», как он называл свою комнату, я
увидел, что она действительно обставлена, как каюта. В заделанное окно был вставлен иллюминатор. Графин с водой и стакан стояли в гнездах, как
на кораблях.
Кровать имела наружный борт, стол и стулья тоже были прикреплены к полу, тут же висел барометр и несколько морских карт. Майданов лежал в
кровати одетый в сапогах.
Он раскрыл полусонные глаза и
видит, что сновиденье ему не лжет: он действительно в родительском доме, лежит
на кровати и пред ним знакомое, завешенное шторой окно.
Иосаф Платонович сорвался с
кровати, быстро бросился к окну и высунулся наружу. Ни
на террасе, ни
на балконе никого не было, но ему показалось, что влево, в садовой калитке, в это мгновение мелькнул и исчез клочок светло-зеленого полосатого платья. Нет, Иосафу Платоновичу это не показалось: он это действительно
видел, но только
видел сбоку, с той стороны, куда не глядел, и
видел смутно, неясно, почти как во сне, потому что сон еще взаправду не успел и рассеяться.