Неточные совпадения
Хлестаков. Отчего же нет? Я
видел сам, проходя мимо кухни, там
много готовилось. И в столовой сегодня поутру двое каких-то коротеньких человека ели семгу и еще
много кой-чего.
Г-жа Простакова (к Софье). Убирала покои для твоего любезного дядюшки. Умираю, хочу
видеть этого почтенного старичка. Я об нем
много наслышалась. И злодеи его говорят только, что он немножечко угрюм, а такой-де преразумный, да коли-де кого уж и полюбит, так прямо полюбит.
Казалось, благотворные лучи солнца подействовали и на него (по крайней мере,
многие обыватели потом уверяли, что собственными глазами
видели, как у него тряслись фалдочки).
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно,
многие на моем месте понеслись бы в атаку, а может быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («
многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и
видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Много видел я на своем веку поразительных сих подвижников,
много видели таковых и мои предместники.
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился.
Видит бригадир, что времени остается
много (отбытие с этого пункта было назначено только на другой день), и зачал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково сердце возвеселить. А главное, нет предприимчивости.
—
Много годов я выжил! — воскликнул он, внезапно воспламенившись. —
Много начальников
видел! Жив есмь!
Многие думали, что где-нибудь горит; но вместо пожара
увидели зрелище более умилительное.
Долго ли, коротко ли они так жили, только в начале 1776 года в тот самый кабак, где они в свободное время благодушествовали, зашел бригадир. Зашел, выпил косушку, спросил целовальника,
много ли прибавляется пьяниц, но в это самое время
увидел Аленку и почувствовал, что язык у него прилип к гортани. Однако при народе объявить о том посовестился, а вышел на улицу и поманил за собой Аленку.
Он
видел, что Россия имеет прекрасные земли, прекрасных рабочих и что в некоторых случаях, как у мужика на половине дороги, рабочие и земля производят
много, в большинстве же случаев, когда по-европейски прикладывается капитал, производят мало, и что происходит это только оттого, что рабочие хотят работать и работают хорошо одним им свойственным образом, и что это противодействие не случайное, а постоянное, имеющее основание в духе народа.
— Да я был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в столицах, а в фабричных городах, и
много видел нового. И рад, что был.
Но он ясно
видел теперь (работа его над книгой о сельском хозяйстве, в котором главным элементом хозяйства должен был быть работник,
много помогла ему в этом), — он ясно
видел теперь, что то хозяйство, которое он вел, была только жестокая и упорная борьба между им и работниками, в которой на одной стороне, на его стороне, было постоянное напряженное стремление переделать всё на считаемый лучшим образец, на другой же стороне — естественный порядок вещей.
Он не хотел
видеть и не
видел, что в свете уже
многие косо смотрят на его жену, не хотел понимать и не понимал, почему жена его особенно настаивала на том, чтобы переехать в Царское, где жила Бетси, откуда недалеко было до лагеря полка Вронского.
Он ясно
видел, и другие признавали это, что успеху Неведовского очень
много содействовал он.
Приятнее же всего Дарье Александровне было то, что она ясно
видела, как все эти женщины любовались более всего тем, как
много было у нее детей и как они хороши.
― Ты вот и не знаешь этого названия. Это наш клубный термин. Знаешь, как яйца катают, так когда
много катают, то сделается шлюпик. Так и наш брат: ездишь-ездишь в клуб и сделаешься шлюпиком. Да, вот ты смеешься, а наш брат уже смотрит, когда сам в шлюпики попадет. Ты знаешь князя Чеченского? — спросил князь, и Левин
видел по лицу, что он собирается рассказать что-то смешное.
Для всех это был хозяин губернии, торжественно открывавший выборы, говоривший речь и возбуждавший и уважение и раболепность во
многих, как
видел Вронский; для Вронского же это был Маслов Катька, — такое было у него прозвище в Пажеском Корпусе, — конфузившийся пред ним, и которого Вронский старался mettre à son aise. [ободрить.]
— Ани? (так звала она дочь свою Анну) Здорова. Очень поправилась. Ты хочешь
видеть ее? Пойдем, я тебе покажу ее. Ужасно
много было хлопот, — начала она рассказывать, — с нянями. У нас Итальянка была кормилицей. Хорошая, но так глупа! Мы ее хотели отправить, но девочка так привыкла к ней, что всё еще держим.
— То есть, позвольте, почему ж вы знаете, что вы потеряете время?
Многим статья эта недоступна, то есть выше их. Но я, другое дело, я
вижу насквозь его мысли и знаю, почему это слабо.
― Нет, как же? ― возразила она. ― Всё-таки он
многое видел, образован?
Она
видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества, отправлялись на какие-то курсы, свободно обращались с мужчинами, ездили одни по улицам,
многие не приседали и, главное, были все твердо уверены, что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.
Он
видел, что Славянский вопрос сделался одним из тех модных увлечений, которые всегда, сменяя одно другое, служат обществу предметом занятия;
видел и то, что
много было людей с корыстными, тщеславными целями, занимавшихся этим делом.
Она
видела, что в последнее время
многое изменилось в приемах общества, что обязанности матери стали еще труднее.
Но для него, знавшего ее, знавшего, что, когда он ложился пятью минутами позже, она замечала и спрашивала о причине, для него, знавшего, что всякие свои радости, веселье, горе, она тотчас сообщала ему, — для него теперь
видеть, что она не хотела замечать его состояние, что не хотела ни слова сказать о себе, означало
многое.
Он сеял
много картофелю, и картофель его, который Левин
видел подъезжая, уже отцветал и завязывался, тогда как у Левина только зацветал.
Он
видел, что
много тут было легкомысленного и смешного; но он
видел и признавал несомненный, всё разраставшийся энтузиазм, соединивший в одно все классы общества, которому нельзя было не сочувствовать.
— Душенька, Долли, я понимаю, но не мучь себя. Ты так оскорблена, так возбуждена, что ты
многое видишь не так.
«
Много видели, да мало знаете, а что знаете, так держите под замочком».
— Все… только говорите правду… только скорее…
Видите ли, я
много думала, стараясь объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого люблю… О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли?
Так бывает на лицах чиновников во время осмотра приехавшим начальником вверенных управлению их мест: после того как уже первый страх прошел, они
увидели, что
многое ему нравится, и он сам изволил наконец пошутить, то есть произнести с приятною усмешкой несколько слов.
Так хорошо и верно
видел он
многие вещи, так метко и ловко очерчивал в немногих словах соседей помещиков, так
видел ясно недостатки и ошибки всех, так хорошо знал историю разорившихся бар — и почему, и как, и отчего они разорились, так оригинально и метко умел передавать малейшие их привычки, что они оба были совершенно обворожены его речами и готовы были признать его за умнейшего человека.
Многие из чиновников и благородного дворянства тоже невольно подумывали об этом и, зараженные мистицизмом, который, как известно, был тогда в большой моде,
видели в каждой букве, из которых было составлено слово «Наполеон», какое-то особенное значение;
многие даже открыли в нем апокалипсические цифры.
Многих резвостей и шалостей он не удерживал вовсе: в первоначальных резвостях
видел он начало развитья свойств душевных.
— Да я и строений для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется
много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство, то
увидишь — всякая тряпка пойдет в дело, всякая дрянь даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
Да не покажется читателю странным, что обе дамы были не согласны между собою в том, что
видели почти в одно и то же время. Есть, точно, на свете
много таких вещей, которые имеют уже такое свойство: если на них взглянет одна дама, они выйдут совершенно белые, а взглянет другая, выйдут красные, красные, как брусника.
Из этого журнала читатель может
видеть, что Андрей Иванович Тентетников принадлежал к семейству тех людей, которых на Руси
много, которым имена — увальни, лежебоки, байбаки и тому подобные.
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен был переменить
много мест и должностей, что
много потерпел за правду, что даже самая жизнь его была не раз в опасности со стороны врагов, и
много еще рассказал он такого, из чего Тентетников мог
видеть, что гость его был скорее практический человек.
Миллионщик имеет ту выгоду, что может
видеть подлость, совершенно бескорыстную, чистую подлость, не основанную ни на каких расчетах:
многие очень хорошо знают, что ничего не получат от него и не имеют никакого права получить, но непременно хоть забегут ему вперед, хоть засмеются, хоть снимут шляпу, хоть напросятся насильно на тот обед, куда узнают, что приглашен миллионщик.
В картишки, как мы уже
видели из первой главы, играл он не совсем безгрешно и чисто, зная
много разных передержек и других тонкостей, и потому игра весьма часто оканчивалась другою игрою: или поколачивали его сапогами, или же задавали передержку его густым и очень хорошим бакенбардам, так что возвращался домой он иногда с одной только бакенбардой, и то довольно жидкой.
«Ах! няня, сделай одолженье». —
«Изволь, родная, прикажи».
«Не думай… право… подозренье…
Но
видишь… ах! не откажи». —
«Мой друг, вот Бог тебе порука». —
«Итак, пошли тихонько внука
С запиской этой к О… к тому…
К соседу… да велеть ему,
Чтоб он не говорил ни слова,
Чтоб он не называл меня…» —
«Кому же, милая моя?
Я нынче стала бестолкова.
Кругом соседей
много есть;
Куда мне их и перечесть...
Хранили
многие страницы
Отметку резкую ногтей;
Глаза внимательной девицы
Устремлены на них живей.
Татьяна
видит с трепетаньем,
Какою мыслью, замечаньем
Бывал Онегин поражен,
В чем молча соглашался он.
На их полях она встречает
Черты его карандаша.
Везде Онегина душа
Себя невольно выражает
То кратким словом, то крестом,
То вопросительным крючком.
Так
много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно
видишь их.
— И на что бы так
много! — горестно сказал побледневший жид, развязывая кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и что гайдук далее ста не умел считать. — Пан, пан! уйдем скорее!
Видите, какой тут нехороший народ! — сказал Янкель, заметивши, что гайдук перебирал на руке деньги, как бы жалея о том, что не запросил более.
Видят: путается и загибается дорожка и
много дает в сторону извивов.
А козаки все до одного прощались, зная, что
много будет работы тем и другим; но не повершили, однако ж, тотчас разлучиться, а повершили дождаться темной ночной поры, чтобы не дать неприятелю
увидеть убыль в козацком войске.
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда
увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег уже не было на месте, что
многих,
многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои головы.
— Жалостно и обидно смотреть. Я
видела по его лицу, что он груб и сердит. Я с радостью убежала бы, но, честное слово, сил не было от стыда. И он стал говорить: «Мне, милая, это больше невыгодно. Теперь в моде заграничный товар, все лавки полны им, а эти изделия не берут». Так он сказал. Он говорил еще
много чего, но я все перепутала и забыла. Должно быть, он сжалился надо мною, так как посоветовал сходить в «Детский базар» и «Аладдинову лампу».
«Вырастет, забудет, — подумал он, — а пока… не стоит отнимать у тебя такую игрушку.
Много ведь придется в будущем
увидеть тебе не алых, а грязных и хищных парусов; издали нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых. Проезжий человек пошутил с моей девочкой. Что ж?! Добрая шутка! Ничего — шутка! Смотри, как сморило тебя, — полдня в лесу, в чаще. А насчет алых парусов думай, как я: будут тебе алые паруса».
В другое время все это, конечно, внушало
много уважения, но на этот раз Аркадий Иванович оказался как-то особенно нетерпеливым и наотрез пожелал
видеть невесту, хотя ему уже и доложили в самом начале, что невеста легла уже спать.