Неточные совпадения
Самгин остался в
кухне и
видел, как она сожгла его записки
на шестке печи, а пепел бросила в помойное ведро и даже размешала его там веником.
Однажды он пришел и вдруг
видит, что мыло лежит
на умывальном столике, щетки и вакса в
кухне на окне, а чай и сахар в особом ящике комода.
И Анисья, в свою очередь, поглядев однажды только, как Агафья Матвеевна царствует в
кухне, как соколиными очами, без бровей,
видит каждое неловкое движение неповоротливой Акулины; как гремит приказаниями вынуть, поставить, подогреть, посолить, как
на рынке одним взглядом и много-много прикосновением пальца безошибочно решает, сколько курице месяцев от роду, давно ли уснула рыба, когда сорвана с гряд петрушка или салат, — она с удивлением и почтительною боязнью возвела
на нее глаза и решила, что она, Анисья, миновала свое назначение, что поприще ее — не
кухня Обломова, где торопливость ее, вечно бьющаяся, нервическая лихорадочность движений устремлена только
на то, чтоб подхватить
на лету уроненную Захаром тарелку или стакан, и где опытность ее и тонкость соображений подавляются мрачною завистью и грубым высокомерием мужа.
— Вы бы лучше с братцем переговорили, — повторяла она, — а то я одета-то не так… все
на кухне, нехорошо, как чужие
увидят: осудят.
Тут же,
увидев выглядывавшие
на нее из
кухни лица дворни, она вдруг сквозь слезы засмеялась и показала ряд белых блестящих зубов, потом опять быстро смех сменился плачущей миной.
Теперь,
видите сами, часто должно пролетать время так, что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно, стоило порядочных хлопот: надобно было провести в ее комнату кран от крана и от котла в
кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит
на эту роскошь, но что ж, это теперь можно было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется, что еще не соберется взять ванну, как Саша уж входит.
Она
увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся
на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал
на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью,
увидев, что Марья Алексевна поднимается, в
кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
— Приятно беседовать с таким человеком, особенно, когда, услышав, что Матрена вернулась, сбегаешь
на кухню, сказав, что идешь в свою спальную за носовым платком, и
увидишь, что вина куплено
на 12 р. 50 коп., — ведь только третью долю выпьем за обедом, — и кондитерский пирог в 1 р. 50 коп., — ну, это, можно сказать, брошенные деньги,
на пирог-то! но все же останется и пирог: можно будет кумам подать вместо варенья, все же не в убыток, а в сбереженье.
Весь наш двор и
кухня были, конечно, полны рассказами об этом замечательном событии. Свидетелем и очевидцем его был один только будочник, живший у самой «фигуры». Он
видел, как с неба слетела огненная змея и села прямо
на «фигуру», которая вспыхнула вся до последней дощечки. Потом раздался страшный треск, змея перепорхнула
на старый пень, а «фигура» медленно склонилась в зелень кустов…
Яша(Любови Андреевне). Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой, будьте так добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно. (Оглядываясь, вполголоса.) Что ж там говорить, вы сами
видите, страна необразованная, народ безнравственный, притом скука,
на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова. Возьмите меня с собой, будьте так добры!
Я побежал в
кухню рассказать бабушке всё, что
видел и слышал, она месила в квашне тесто
на хлебы, покачивая опыленной головою; выслушав меня, она спокойно сказала...
— Ну, отпрягши-то, приходи ко мне
на кухню; я тебя велю чайком попоить; вечером сходи в город в баню с дорожки; а завтра пироги будут. Прощай пока, управляйся, а потом придешь рассказать, как ехалось. Татьяну
видел в Москве?
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его по щеке. Он хотел было броситься
на меня, но, увидав, что нас двое, пустился бежать, схватив сначала со стола свою пачку с деньгами. Да, он сделал это; я сам
видел. Я бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в
кухне,
на столе… Вбежав опять в комнату, я
увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
И бегут осчастливленные докторским разрешением"знатные иностранцы"обменивать вещества. Сначала обменивают около курзала, надеясь обмануть время и принюхиваясь к запаху жженого цикория, который так и валит из всех
кухонь. Но потом,
видя, что время все-таки продолжает идти черепашьим шагом (требуется, по малой мере, час
на обмен веществ), уходит в подгородние ресторанчики, за полчаса или за сорок минут ходьбы от кургауза.
— А кто тебя знает, кто ты таков и откуда ты выскочил! Только сердце мое, сердце чуяло, все пять лет, всю интригу! А я-то сижу, дивлюсь: что за сова слепая подъехала? Нет, голубчик, плохой ты актер, хуже даже Лебядкина. Поклонись от меня графине пониже да скажи, чтобы присылала почище тебя. Наняла она тебя, говори? У ней при милости
на кухне состоишь? Весь ваш обман насквозь
вижу, всех вас, до одного, понимаю!
Тот, пристально и всё еще не узнавая, глядел
на него; но,
увидев выставившегося из
кухни Липутина, улыбнулся своею гадкою улыбкой и вдруг вскочил, захватив с полу револьвер.
— А
видели, что пил Федька
на кухне?
И он опять наклонился над чертежами и выкладками, махая Анне левой рукой, чтобы она уходила. Анна пошла в
кухню, думая о том, что все-таки не все здесь похоже
на наше и что она никогда еще не
видела такого странного господина, который бы так торжественно произносил такие непонятные слова.
Передонов смотрел
на Владю,
на его отца, осматривал
кухню и, не
видя нигде розок, начал беспокоиться.
Кожемякин
видел всё это из амбара, сначала ему не хотелось вмешиваться, но когда Боря крикнул, он испугался и отвёл его в
кухню. Явилась мать,
на этот раз взволнованная, и, промывая руку, стала журить сына, а он сконфуженно оправдывался...
— Не перебивайте меня! Вы понимаете: обед стоял
на столе, в
кухне топилась плита! Я говорю, что
на них напала болезнь! Или, может быть, не болезнь, а они
увидели мираж! Красивый берег, остров или снежные горы! Они поехали
на него все…
Увидев Больта, который красил
кухню, сидя
на ее крыше, я спросил его, есть ли кто-нибудь дома.
После обеда, то уходя
на палубу, то в кубрик, я
увидел Дэзи, вышедшую из
кухни вылить ведро с водой за борт.
По глазам
вижу, что ничего не понял. Одним словом, через двадцать минут придем. Первое — шампанское поставить в ледник и водку тож, а красное наоборот, в теплое место в
кухню. Второе… Одним словом, дорогой мажордом желтой расы, поручаю тебе квартиру и ответственность возлагаю
на тебя. Граф! Алле ву зан [AIlez-vous en.-Пошли вон (фр.).]. Во-раки!.. (Выходит с Обольяниновым.)
Илья тоже привык к этим отношениям, да и все
на дворе как-то не замечали их. Порой Илья и сам, по поручению товарища, крал что-нибудь из
кухни или буфета и тащил в подвал к сапожнику. Ему нравилась смуглая и тонкая девочка, такая же сирота, как сам он, а особенно нравилось, что она умеет жить одна и всё делает, как большая. Он любил
видеть, как она смеётся, и постоянно старался смешить Машу. А когда это не удавалось ему — Илья сердился и дразнил девочку...
Лаевский пошел в
кухню, но,
увидев в дверь, что Самойленко занят салатом, вернулся в гостиную и сел. В присутствии зоолога он всегда чувствовал неловкость, а теперь боялся, что придется говорить об истерике. Прошло больше минуты в молчании. Фон Корен вдруг поднял глаза
на Лаевского и спросил...
Бывало, сидит где-нибудь в сторонке с подвязанной щекой и непременно смотрит
на что-нибудь со вниманием;
видит ли она в это время, как я пишу и перелистываю книги, или как хлопочет жена, или как кухарка в
кухне чистит картофель, или как играет собака, у нее всегда неизменно глаза выражали одно и то же, а именно: «Все, что делается
на этом свете, все прекрасно и умно».
Если б я не сам
видел этот Диковинный случай — я бы не вдруг ему поверил;
кухня была заперта; кроме трубы, которая оказалась не закрытою, другого отверстия в
кухне не было; должно предположить, что сова попала в
кухню через трубу для дневки и что она залетела недавно,
на самом рассвете, но как поймал ее ястреб, привязанный
на двухаршинном должнике, — придумать трудно; во всяком случае жадность, злобность и сила ястреба удивительны.
Я ушел из
кухни утром, маленькие часы
на стене показывали шесть с минутами. Шагал в серой мгле по сугробам, слушая вой метели, и, вспоминая яростные взвизгивания разбитого человека, чувствовал, что его слова остановились где-то в горле у меня, душат. Не хотелось идти в мастерскую,
видеть людей, и, таская
на себе кучу снега, я шатался по улицам Татарской слободы до поры, когда стало светло и среди волн снега начали нырять фигуры жителей города.
Акакий Акакиевич прошел через
кухню, не замеченный даже самою хозяйкою, и вступил, наконец, в комнату, где
увидел Петровича, сидевшего
на широком деревянном некрашеном столе и подвернувшего под себя ноги свои, как турецкий паша.
Из ее бессвязного рассказа я понял следующее: часов в одиннадцать вечера, когда Гаврило Степаныч натирал грудь какой-то мазью, она была в
кухне; послышался страшный треск, и она в первую минуту подумала, что это валится потолок или молния разбила дерево. Вбежав в спальню, она
увидела, что Гаврило Степаныч плавал в крови
на полу; он имел еще настолько силы, что рукой указал
на окно и прошептал...
Но о спажинках была я в их доме; кружевцов немного продала, и вдруг мне что-то кофию захотелось, и страсть как захотелось. Дай, думаю, зайду к Домуховской, к Леканиде Петровне, напьюсь у нее кофию. Иду это по черной лестнице, отворяю дверь
на кухню — никого нет. Ишь, говорю, как живут откровенно — бери, что хочешь, потому и самовар и кастрюли, все,
вижу,
на полках стоит.
Наконец вся компания опомнилась и
увидела, что заболталась уже чересчур, потому что уже
на дворе была совершенная ночь. Все начали разбродиться по ночлегам, находившимся или
на кухне, или в сараях, или среди двора.
С чувством человека, спасающегося от погони, он с силой захлопнул за собой дверь
кухни и
увидел Наташу, неподвижно сидевшую
на широкой лавке, в ногах у своего сынишки, который по самое горло был укутан рваной шубкой, и только его большие и черные, как и у матери, глаза с беспокойством таращились
на нее. Голова ее была опущена, и сквозь располосованную красную кофту белела высокая грудь, но Наташа точно не чувствовала стыда и не закрывала ее, хотя глаза ее были обращены прямо
на вошедшего.
— Я сейчас же догадался, что это кровь… пошел
на кухню и рассказал нашим; те подстерегли и
видели, как он ночью сушил в саду поддевку. Ну, известно, испужались. Зачем ему мыть, ежели он не виноват? Стало быть, крива душа, коли прячется… Думали мы, думали и потащили его к вашему благородию… Его тащим, а он пятится и в глаза плюет. Зачем ему пятиться, ежели он не виноват?
И всё время потом слышал я не переставая шаги ее босых ног и
видел, как она с серьезным, озабоченным лицом носилась по двору. Пробегала она то по ступеням, обдавая меня ветром, то в
кухню, то
на гумно, то за ворота, и я едва успевал поворачивать голову, чтобы следить за нею.
И пригласил меня к себе чай пить. Вся квартира-мезонин состояла из двух наших комнат, выходивших окнами
на улицу, и боковой комнаты возле
кухни, — в этой комнате и жили хозяева.
На столе кипел самовар, стояла откупоренная бутылка дешевого коньяку, кусок голландского сыра, открытая жестянка с кильками, — я тут в первый раз
увидел эту склизкую, едкую рыбку. Сейчас же хозяин палил мне и себе по большой рюмке коньяку. Мы выпили. Коньяк пахнул сургучом. И закусили килькой. Хозяин сейчас же опять налил рюмки.
В саду было темно и холодно. Шел дождь. Резкий сырой ветер с воем носился по всему саду и не давал покоя деревьям. Банкир напрягал зрение, но не
видел ни земли, ни белых статуй, ни флигеля, ни деревьев. Подойдя к тому месту, где находился флигель, он два раза окликнул сторожа. Ответа не последовало. Очевидно, сторож укрылся от непогоды и теперь спал где-нибудь
на кухне или в оранжерее.
Длинный двор кончился, и Борис вошел в темные сени. Заскрипела дверь
на блоке, пахнуло
кухней и самоварным дымом, послышались резкие голоса. Проходя из сеней через
кухню, Борис
видел только темный дым, веревку с развешанным бельем и самоварную трубу, сквозь щели которой сыпались золотые искры.
— «А зачем же ты их ешь? Ведь они, эти цыплята, такие же живые, как и ты. Каждое утро — пойди посмотри, как их ловят, как повар несет их
на кухню, как перерезают им горло, как их матка кудахчет о том, что цыплят у нее берут.
Видел ты это?» — говорит волк.
Недоглядела за больным и Марья Петровна, занятая
на кухне. Странный полет отца Иллариона с дымовой трубы
видели лишь прохожие, толпой собравшиеся около дома. От них-то и узнала Марья Петровна о дикой выходке своего мужа.
— Здравствуйте, барышня, Татьяна Петровна!.. Мне сейчас
на кухне сказали, что вы вчера были нездоровы, да я и сам
вижу, что
на вас и сегодня лица нет… Что с вами, касаточка? Поведайте старику ваше горе.
— Дворник прибегал
на кухню, сказал. К мировому жалиться идти грозился. Имена и фамилии записал швейцара и двух господ, которые
видели, как он по лестнице ступени считал. Умора-с.
— Если хочешь, зайди к нам во двор…
Видишь, виднеется высокая крыша. Отдохнешь у нас
на кухне и подкрепишься…
Хотя мог войти в
кухню, как и все — вместо того с трудом взлез
на крышу подвала, над которой светилось кухонное окно, и стал подглядывать: там что-то жарили, и суетились, и не знали, что он
на них смотрит, — а он все
видит.
Только
видят: пришло время обедать, вышел преступник, поискал сторожа, не нашел и пошел
на кухню королевскую себе за обедом.