Неточные совпадения
— Я? не буду плакать… Я плачу от радости. Я так давно не
видела тебя. Я не буду, не буду, — сказала она, глотая слезы и отворачиваясь. — Ну, тебе одеваться теперь пора, — оправившись, прибавила она, помолчав и, не выпуская его руки, села у его кровати на
стул, на котором было приготовлено платье.
И он, отвернувшись от шурина, так чтобы тот не мог
видеть его, сел на
стул у окна. Ему было горько, ему было стыдно; но вместе с этим горем и стыдом он испытывал радость и умиление пред высотой своего смирения.
— Да, очень весело было, папа, — сказал Сережа, садясь боком на
стуле и качая его, что было запрещено. — Я
видел Наденьку (Наденька была воспитывавшаяся у Лидии Ивановны ее племянница). Она мне сказала, что вам дали звезду новую. Вы рады, папа?
Увидевши возле них пустой
стул, он тотчас его занял.
Когда все сели, Фока тоже присел на кончике
стула; но только что он это сделал, дверь скрипнула, и все оглянулись. В комнату торопливо вошла Наталья Савишна и, не поднимая глаз, приютилась около двери на одном
стуле с Фокой. Как теперь
вижу я плешивую голову, морщинистое неподвижное лицо Фоки и сгорбленную добрую фигурку в чепце, из-под которого виднеются седые волосы. Они жмутся на одном
стуле, и им обоим неловко.
— Да разве вероятно, чтоб он мог украсть, ограбить? Чтоб он мог об этом только помыслить? — вскричала Дуня и вскочила со
стула. — Ведь вы его знаете,
видели? Разве он может быть вором?
Он отвел от губ трубку и уже хотел спрятаться; но, поднявшись и отодвинув
стул, вероятно, вдруг заметил, что Раскольников его
видит и наблюдает.
— Ну, вот и
увидишь!.. Смущает она меня, вот
увидишь,
увидишь! И так я испугалась: глядит она на меня, глядит, глаза такие, я едва на
стуле усидела, помнишь, как рекомендовать начал? И странно мне: Петр Петрович так об ней пишет, а он ее нам рекомендует, да еще тебе! Стало быть, ему дорога!
Привыкнув наблюдать за взрослыми, Клим
видел, что среди них началось что-то непонятное, тревожное, как будто все они садятся не на те
стулья, на которых привыкли сидеть.
Большое, мягкое тело Безбедова тряслось, точно он смеялся беззвучно, лицо обмякло, распустилось, таяло потом, а в полупьяных глазах его Самгин действительно
видел страх и радость. Отмечая в Безбедове смешное и глупое, он почувствовал к нему симпатию. Устав размахивать руками, задыхаясь и сипя, Безбедов повалился на
стул и, наливая квас мимо стакана, бормотал...
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые слезы жемчуга риз. У стены — старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре
стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около двери, в темноватом углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин
видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
— Я предлагаю вам быть моим осведомителем… стойте, стойте! — воскликнул он,
видя, что Самгин тоже встал со
стула.
В зеркале Самгин
видел, что музыку делает в углу маленький черный человечек с взлохмаченной головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на
стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
Клим почувствовал себя умиленным. Забавно было
видеть, что такой длинный человек и такая огромная старуха живут в игрушечном домике, в чистеньких комнатах, где много цветов, а у стены на маленьком, овальном столике торжественно лежит скрипка в футляре. Макарова уложили на постель в уютной, солнечной комнате. Злобин неуклюже сел на
стул и говорил...
Самгин сидел на крайнем
стуле у прохода и хорошо
видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и мужчин. Люди первых рядов сидели не очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их было еще меньше. На хорах не более полусотни безмолвных.
— Нет, я не хочу задеть кого-либо; я ведь не пытаюсь убедить, а — рассказываю, — ответил Туробоев, посмотрев в окно. Клима очень удивил мягкий тон его ответа. Лютов извивался, подскакивал на
стуле, стремясь возражать, осматривал всех в комнате, но,
видя, что Туробоева слушают внимательно, усмехался и молчал.
Он качался на
стуле, раздвигал руками посуду на столе,
стул скрипел, посуда звенела. Самгин первый раз
видел его в припадке такой ярости и не верил, что ярость эта вызвана только разгоном Думы.
Лидия присела на
стул, бросив зонт на диван; ее смуглое, очень истощенное лицо растерянно улыбалось, в глазах ее Клим
видел искреннее изумление.
Самгин взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы упал на зеркало, и в нем он
увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое лицо, с двумя темными пятнами на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот был третьим пятном. Сидела Варвара, подняв руки, держась за спинку
стула, вскинув голову, и было видно, что подбородок ее трясется.
Размахивая палкой, делая даме в углу приветственные жесты рукою в желтой перчатке, Корвин важно шел в угол, встречу улыбке дамы, но, заметив фельетониста, остановился, нахмурил брови, и концы усов его грозно пошевелились, а матовые белки глаз налились кровью. Клим стоял, держась за спинку
стула, ожидая, что сейчас разразится скандал, по лицу Робинзона, по его растерянной улыбке он
видел, что и фельетонист ждет того же.
Самгин
видел в дверь, как она бегает по столовой, сбрасывая с плеч шубку, срывая шапочку с головы, натыкаясь на
стулья, как слепая.
Самгину все анекдоты казались одинаково глупыми. Он
видел, что сегодня ему не удастся побеседовать с Таисьей, и хотел уйти, но его заинтересовала речь Розы Грейман. Роза только что пришла и, должно быть, тоже принесла какую-то новость, встреченную недоверчиво. Сидя на
стуле боком к его спинке, держась за нее одной рукой, а пальцем другой грозя Хотяинцеву и Говоркову, она говорила...
В эту секунду хлопнул выстрел. Самгин четко
видел, как вздрогнуло и потеряло цвет лицо Тагильского,
видел, как он грузно опустился на
стул и вместе со
стулом упал на пол, и в тишине, созданной выстрелом, заскрипела, сломалась ножка
стула. Затем толстый негромко проговорил...
Сегодня припадок был невыносимо длителен. Варавка даже расстегнул нижние пуговицы жилета, как иногда он делал за обедом. В бороде его сверкала красная улыбка,
стул под ним потрескивал. Мать слушала, наклонясь над столом и так неловко, что девичьи груди ее лежали на краю стола. Климу было неприятно
видеть это.
Он
видел, что Макаров уже не тот человек, который ночью на террасе дачи как бы упрашивал, умолял послушать его домыслы. Он держался спокойно, говорил уверенно. Курил меньше, но, как всегда, дожигал спички до конца. Лицо его стало жестким, менее подвижным, и взгляд углубленных глаз приобрел выражение строгое, учительное. Маракуев, покраснев от возбуждения, подпрыгивая на
стуле, спорил жестоко, грозил противнику пальцем, вскрикивал...
Да, рабочие сидели по трое на двух
стульях, сидели на коленях друг друга, образуя настолько слитное целое, что сквозь запотевшие очки Самгин
видел на плечах некоторых по две головы.
Он с любовью смотрел на
стул, где она сидела, и вдруг глаза его заблистали: на полу, около
стула, он
увидел крошечную перчатку.
— А кто его знает, где платок? — ворчал он, обходя вокруг комнату и ощупывая каждый
стул, хотя и так можно было
видеть, что на
стульях ничего не лежит.
— Я думала, ты утешишь меня. Мне так было скучно одной и страшно… — Она вздрогнула и оглянулась около себя. — Книги твои все прочла, вон они, на
стуле, — прибавила она. — Когда будешь пересматривать,
увидишь там мои заметки карандашом; я подчеркивала все места, где находила сходство… как ты и я… любили… Ох, устала, не могу говорить… — Она остановилась, смочила языком горячие губы. — Дай мне пить, вон там, на столе!
Одевшись, сложив руки на руки, украшенные на этот раз старыми, дорогими перстнями, торжественной поступью вошла она в гостиную и, обрадовавшись, что
увидела любимое лицо доброй гостьи, чуть не испортила своей важности, но тотчас оправилась и стала серьезна. Та тоже обрадовалась и проворно встала со
стула и пошла ей навстречу.
— Я сначала попробовал полететь по комнате, — продолжал он, — отлично! Вы все сидите в зале, на
стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза
видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь — и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг
вижу, из-за куста, в меня целится из ружья Марк…
Показался свет и рука, загородившая огонь. Вера перестала смотреть, положила голову на подушку и притворилась спящею. Она
видела, что это была Татьяна Марковна, входившая осторожно с ручной лампой. Она спустила с плеч на
стул салоп и шла тихо к постели, в белом капоте, без чепца, как привидение.
— Я чтоб
видеть вас пришла, — произнесла она, присматриваясь к нему с робкою осторожностью. Оба с полминуты молчали. Версилов опустился опять на
стул и кротким, но проникнутым, почти дрожавшим голосом начал...
Нет, берег, видно, нездоров мне. Пройдусь по лесу, чувствую утомление, тяжесть; вчера заснул в лесу, на разостланном брезенте, и схватил лихорадку. Отвык совсем от берега. На фрегате, в море лучше. Мне хорошо в моей маленькой каюте: я привык к своему уголку, где повернуться трудно; можно только лечь на постели, сесть на
стул, а затем сделать шаг к двери — и все тут. Привык
видеть бизань-мачту, кучу снастей, а через борт море.
Занавеска отдернулась, и Алеша
увидел давешнего врага своего, в углу, под образами, на прилаженной на лавке и на
стуле постельке. Мальчик лежал накрытый своим пальтишком и еще стареньким ватным одеяльцем. Очевидно, был нездоров и, судя по горящим глазам, в лихорадочном жару. Он бесстрашно, не по-давешнему, глядел теперь на Алешу: «Дома, дескать, теперь не достанешь».
Я
видел сам, как в конце залы, за эстрадой, была временно и наскоро устроена особая загородка, в которую впустили всех этих съехавшихся юристов, и они почли себя даже счастливыми, что могли тут хоть стоять, потому что
стулья, чтобы выгадать место, были из этой загородки совсем вынесены, и вся набравшаяся толпа простояла все «дело» густо сомкнувшеюся кучей, плечом к плечу.
И я не
увидел их более — я не
увидел Аси. Темные слухи доходили до меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли она. Однажды, несколько лет спустя, я мельком увидал за границей, в вагоне железной дороги, женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвенные черты… но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася осталась в моей памяти той самой девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору моей жизни, какою я ее
видел в последний раз, наклоненной на спинку низкого деревянного
стула.
В небольшой комнатке, куда я вошел, было довольно темно, и я не тотчас
увидел Асю. Закутанная в длинную шаль, она сидела на
стуле возле окна, отвернув и почти спрятав голову, как испуганная птичка. Она дышала быстро и вся дрожала. Мне стало несказанно жалко ее. Я подошел к ней. Она еще больше отвернула голову…
Вообще вся его жизнь представляла собой как бы непрерывное и притом бессвязное сновидение. Даже когда он настоящим манером спал, то
видел сны, соответствующие его должности. Либо печку топит, либо за
стулом у старого барина во время обеда стоит с тарелкой под мышкой, либо комнату метет. По временам случалось, что вдруг среди ночи он вскочит, схватит спросонок кочергу и начнет в холодной печке мешать.
Он не танцовал вовсе, а между тем в первый же раз, как я
увидел его на ученическом вечере в клубе рядом с Леной, — я сразу почувствовал, что исключительно «благовоспитанный молодой человек», которого редко можно встретить в нашем городишке, это именно он, этот хрупкий, но стройный юноша, с такой лениво — непринужденной грацией присевший на
стул рядом с Леной.
Но вот однажды я
увидел, что брат, читая, расхохотался, как сумасшедший, и потом часто откидывался, смеясь, на спинку раскачиваемого
стула. Когда к нему пришли товарищи, я завладел книгой, чтоб узнать, что же такого смешного могло случиться с этим купцом, торговавшим кожами.
Особенно он увлекался чтением. Часто его можно было
видеть где-нибудь на диване или на кровати в самой неизящной позе: на четвереньках, упершись на локтях, с глазами, устремленными в книгу. Рядом на
стуле стоял стакан воды и кусок хлеба, густо посыпанный солью. Так он проводил целые дни, забывая об обеде и чае, а о гимназических уроках и подавно.
Я пойду. (Натыкается на
стул, который падает.) Вот… (Как бы торжествуя.) Вот
видите, извините за выражение, какое обстоятельство, между прочим… Это просто даже замечательно! (Уходит.)
Я
видел, как господин бросался во все стороны, чтобы найти мне порожний
стул, как он схватил, наконец, с одного
стула лохмотья, бросил их на пол и, торопясь, подал мне
стул, осторожно меня усаживая.
Увидев князя, которого «очевидно не ожидала» встретить здесь на
стуле, в углу, Аглая улыбнулась как бы в недоумении.
Если б он догадался или успел взглянуть налево, когда сидел на
стуле, после того, как его оттолкнули, то
увидел бы Аглаю, шагах в двадцати от него, остановившуюся глядеть на скандальную сцену и не слушавшую призывов матери и сестер, отошедших уже далее.
— Как Наполеон обратился к Англии! — вскричал он, захохотав. — Сделаю, сделаю! Сейчас даже пойду, если можно! — прибавил он поспешно,
видя, что я серьезно и строго встаю со
стула.
— То-то и есть, что смотрел-с! Слишком, слишком хорошо помню, что смотрел-с! На карачках ползал, щупал на этом месте руками, отставив
стул, собственным глазам своим не веруя: и
вижу, что нет ничего, пустое и гладкое место, вот как моя ладонь-с, а все-таки продолжаю щупать. Подобное малодушие-с всегда повторяется с человеком, когда уж очень хочется отыскать… при значительных и печальных пропажах-с: и
видит, что нет ничего, место пустое, а все-таки раз пятнадцать в него заглянет.
— Антип! Согласись! — скорым и явственным шепотом подсказал боксер, перегнувшись сзади чрез спинку
стула Ипполита, — согласись, а потом после
увидим!
Вошли вдруг Ганя и Птицын; Нина Александровна тотчас замолчала. Князь остался на
стуле подле нее, а Варя отошла в сторону; портрет Настасьи Филипповны лежал на самом видном месте, на рабочем столике Нины Александровны, прямо перед нею. Ганя,
увидев его, нахмурился, с досадой взял со стола и отбросил на свой письменный стол, стоявший в другом конце комнаты.