Неточные совпадения
И, сказав это, вывел Домашку к
толпе.
Увидели глуповцы разбитную стрельчиху и животами охнули. Стояла она перед ними, та же немытая, нечесаная, как прежде была; стояла, и хмельная улыбка бродила по лицу ее. И стала им эта Домашка так люба, так люба, что и сказать невозможно.
—
Видели! — шумела
толпа.
Толпа загоготала.
Увидев, как предводитель, краснея и стыдясь, засучивал штаны, она почувствовала себя бодро и удвоила усилия.
— Атаманы-молодцы! где же я вам его возьму, коли он на ключ заперт! — уговаривал
толпу объятый трепетом чиновник, вызванный событиями из административного оцепенения. В то же время он секретно мигнул Байбакову, который,
увидев этот знак, немедленно скрылся.
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из
толпы экипажей. Несмотря на всё, что он
видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только
видел внешние признаки. Он
видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
Каждый раз, как раздавался писк отворяемой двери, говор в
толпе затихал, и все оглядывались, ожидая
видеть входящих жениха и невесту.
— Что вам угодно? — произнесла она дрожащим голосом, бросая кругом умоляющий взгляд. Увы! ее мать была далеко, и возле никого из знакомых ей кавалеров не было; один адъютант, кажется, все это
видел, да спрятался за
толпой, чтоб не быть замешану в историю.
И вот уже глядит он растерянно и смутно на движущуюся
толпу перед ним, на летающие экипажи, на кивера и ружья проходящего полка, на вывеску — и ничего хорошо не
видит.
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно
видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь как на обряд
И вслед за чинною
толпоюИдти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.
Толпа росла; к танцующим приставали другие, и нельзя было
видеть без внутреннего движенья, как все отдирало танец самый вольный, самый бешеный, какой только
видел когда-либо свет и который, по своим мощным изобретателям, назван козачком.
Что почувствовал старый Тарас, когда
увидел своего Остапа? Что было тогда в его сердце? Он глядел на него из
толпы и не проронил ни одного движения его. Они приблизились уже к лобному месту. Остап остановился. Ему первому приходилось выпить эту тяжелую чашу. Он глянул на своих, поднял руку вверх и произнес громко...
Он как бы
видел свою оторопевшую дочку в богатой
толпе у прилавка, заваленного ценным товаром.
Он думал, но без участия воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно
видит его; она мчится, подобно коню в тесной
толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей.
Проходя канцелярию, Раскольников заметил, что многие на него пристально посмотрели. В прихожей, в
толпе, он успел разглядеть обоих дворников из того дома, которых он подзывал тогда ночью к квартальному. Они стояли и чего-то ждали. Но только что он вышел на лестницу, вдруг услышал за собой опять голос Порфирия Петровича. Обернувшись, он
увидел, что тот догонял его, весь запыхавшись.
Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последней степени уличною
толпой и выходками помешанной матери,
увидев, наконец, солдата, который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватили друг друга за ручки и бросились бежать. С воплем и плачем кинулась бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за нею.
Пугачев,
увидев меня в
толпе, кивнул мне головою и подозвал к себе.
В это время из
толпы народа,
вижу, выступил мой Савельич, подходит к Пугачеву и подает ему лист бумаги. Я не мог придумать, что из того выйдет. «Это что?» — спросил важно Пугачев. «Прочитай, так изволишь
увидеть», — отвечал Савельич. Пугачев принял бумагу и долго рассматривал с видом значительным. «Что ты так мудрено пишешь? — сказал он наконец. — Наши светлые очи не могут тут ничего разобрать. Где мой обер-секретарь?»
Приближаясь к Оренбургу,
увидели мы
толпу колодников [Колодник — арестант, узник в колодках.] с обритыми головами, с лицами, обезображенными щипцами палача.
Усталые глаза его
видели во тьме комнаты
толпу призрачных, серых теней и среди них маленькую девушку с лицом птицы и гладко причесанной головой без ушей, скрытых под волосами.
До деревни было сажен полтораста, она вытянулась по течению узенькой речки, с мохнатым кустарником на берегах; Самгин хорошо
видел все, что творится в ней,
видел, но не понимал. Казалось ему, что
толпа идет торжественно, как за крестным ходом, она даже сбита в пеструю кучу теснее, чем вокруг икон и хоругвей. Ветер лениво гнал шумок в сторону Самгина, были слышны даже отдельные голоса, и особенно разрушал слитный гул чей-то пронзительный крик...
Обе фигурки на фоне огромного дворца и над этой тысячеглавой, ревущей
толпой были игрушечно маленькими, и Самгину казалось, что чем лучше
видят люди игрушечность своих владык, тем сильнее становится восторг людей.
Толпа, отхлынув от собора, попятилась к решетке сада, и несколько минут Самгин не мог
видеть ничего, кроме затылков, но вскоре люди, обнажая головы, начали двигаться вдоль решетки, молча тиская друг друга, и пред Самгиным поплыли разнообразные, но одинаково серьезно настроенные профили.
Лицо у нее было большое, кирпичного цвета и жутко неподвижно, она вращала шеей и, как многие в
толпе, осматривала площадь широко открытыми глазами, которые первый раз
видят эти древние стены, тяжелые торговые ряды, пеструю церковь и бронзовые фигуры Минина, Пожарского.
В окна заглянуло солнце, ржавый сумрак музея посветлел, многочисленные гребни штыков заблестели еще холоднее, и особенно ледянисто осветилась железная скорлупа рыцарей. Самгин попытался вспомнить стихи из былины о том, «как перевелись богатыри на Руси», но ‹вспомнил› внезапно кошмар, пережитый им в ночь, когда он
видел себя расколотым на десятки, на
толпу Самгиных. Очень неприятное воспоминание…
Видел, что эта пестрота, легко и не нарушая единодушного настроения, тает в
толпе.
Самгин посматривал на тусклые стекла, но не
видел за ними ничего, кроме сизоватого тумана и каких-то бесформенных пятен в нем. Наконец
толпа исчезала, и было видно, как гладко притоптан ею снег на мостовой.
Самгин
видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись на
толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади, на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий на шкаф, пальто на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа, показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку на затылок, человек ревел басом...
Раздалось несколько крепких ругательств,
толпа единодушно рванулась вперед, и Самгин
увидел довольно плотный частокол казацких голов; головы были мелкие, почти каждую украшал вихор, лихо загнутый на красный околыш фуражки; эти вихры придавали красненьким мордочкам казаков какое-то несерьезное однообразие; лошади были тоже мелкие, мохнатенькие, и вместе с казаками они возобновили у Самгина впечатление игрушечности.
Затем Самгин
видел, как отступавшая
толпа точно уперлась во что-то и вдруг, единодушно взревев, двинулась вперед, шагая через трупы, подбирая раненых; дружно треснул залп и еще один, выскочили солдаты, стреляя, размахивая прикладами, тыкая штыками, — густейшим потоком люди, пронзительно воя, побежали вдоль железной решетки сквера, перепрыгивая через решетку, несколько солдат стали стрелять вдоль Невского.
Идя по Дворцовой площади или мимо нее, он
видел, что лишь редкие прохожие спешно шагают по лысинам булыжника, а хотелось, чтоб площадь была заполнена пестрой, радостно шумной
толпой людей.
Он
видел, что
толпа, стискиваясь, выдавливает под ноги себе мужчин, женщин; они приседали, падали, ползли, какой-то подросток быстро, с воем катился к фронту, упираясь в землю одной ногой и руками;
видел, как люди умирали, не веря, не понимая, что их убивают.
Толпу в таком настроении он
видел впервые и снова подумал, что она значительно отличается от московской, шагавшей в Кремль неодушевленно и как бы даже нехотя, без этой торжественной уверенности.
Взмахнув руками, он сбросил с себя шубу и начал бить кулаками по голове своей; Самгин
видел, что по лицу парня обильно текут слезы,
видел, что большинство
толпы любуется парнем, как фокусником, и слышал восторженно злые крики человека в опорках...
С приближением старости Клим Иванович Самгин утрачивал близорукость, зрение становилось почти нормальным, он уже носил очки не столько из нужды, как по привычке; всматриваясь сверху в лицо
толпы, он достаточно хорошо
видел над темно-серой массой под измятыми картузами и шапками костлявые, чумазые, закоптевшие, мохнатые лица и пытался вылепить из них одно лицо.
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела
толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял в воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин
видел на истомленном лице выражение тихой радости.
Впереди, на черных холмах, сверкали зубастые огни трактиров; сзади, над массой города, развалившейся по невидимой земле, колыхалось розовато-желтое зарево. Клим вдруг вспомнил, что он не рассказал Пояркову о дяде Хрисанфе и Диомидове. Это очень смутило его: как он мог забыть? Но он тотчас же сообразил, что вот и Маракуев не спрашивает о Хрисанфе, хотя сам же сказал, что
видел его в
толпе. Поискав каких-то внушительных слов и не найдя их, Самгин сказал...
Самгин
видел, как под напором зрителей пошатывается стена городовых, он уже хотел выбраться из
толпы, идти назад, но в этот момент его потащило вперед, и он очутился на площади, лицом к лицу с полицейским офицером, офицер был толстый, скреплен ремнями, как чемодан, а лицом очень похож на редактора газеты «Наш край».
Гордость заиграла в нем, засияла жизнь, ее волшебная даль, все краски и лучи, которых еще недавно не было. Он уже
видел себя за границей с ней, в Швейцарии на озерах, в Италии, ходит в развалинах Рима, катается в гондоле, потом теряется в
толпе Парижа, Лондона, потом… потом в своем земном раю — в Обломовке.
В антракте он пошел в ложу к Ольге и едва протеснился до нее между двух каких-то франтов. Чрез пять минут он ускользнул и остановился у входа в кресла, в
толпе. Акт начался, и все торопились к своим местам. Франты из ложи Ольги тоже были тут и не
видели Обломова.
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один взгляд на
толпу, в церкви, на улице, и сейчас
увидит, кого ей нужно, также одним взглядом и на Волге она заметит и судно, и лодку в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и дымок из трубы в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего не пропускающий, как глаза.
Глаза, как у лунатика, широко открыты, не мигнут; они глядят куда-то и
видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость, не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный взгляд в улицу, в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом, не дичится этого шума, не гнушается грубой
толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Я
видел катафалк, блестящую свиту, войска и необозримую, как океан,
толпу народа.
Еще я
видел больницу, острог, казенные хлебные магазины; потом проехал мимо базара с пестрой
толпой якутов и якуток. Много и русского и нерусского, что со временем будет тоже русское. Скоро я уже сидел на квартире в своей комнате за обедом.
Когда наша шлюпка направилась от фрегата к берегу, мы
увидели, что из деревни бросилось бежать множество женщин и детей к горам, со всеми признаками боязни. При выходе на берег мужчины
толпой старались не подпускать наших к деревне, удерживая за руки и за полы. Но им написали по-китайски, что женщины могут быть покойны, что русские съехали затем только, чтоб посмотреть берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших от деревни.
То
видишь точно целый город с обрушившимися от какого-нибудь страшного переворота башнями, столбами и основаниями зданий, то
толпы слонов, носорогов и других животных, которые дрались в общей свалке и вдруг окаменели.
Увидишь одну-две деревни, одну-две
толпы —
увидишь и все: те же тесные кучи хижин, с вспаханными полями вокруг, те же белые широкие халаты на всех, широкие скулы, носы, похожие на трефовый туз, и клочок как будто конских волос вместо бороды да разинутые рты и тупые взгляды; пишут стихами, читают нараспев.
Возвращаясь на пристань, мы
видели в
толпе китайцев женщину, которая, держа голого ребенка на руках, мочила пальцы во рту и немилосердно щипала ему спину вдоль позвоночного хребта.
И простой народ здесь не похож костюмами на ту
толпу мужчин, женщин и детей, которую я
видел на одной плантации в Сингапуре.
Среди этой давки, шума, суеты вдруг протискался сквозь
толпу к капитану П. А. Тихменев, наш застольный хозяин. «Иван Семенович, ради Бога, — поспешно говорил он, — позвольте шлюпку, теперь же, сию минуту…» — «Зачем, куда? шлюпки все заняты, — вы
видите.
Один из наших катеров приставал к берегу: жители забегали, засуетились, как на Гамильтоне, и сделали такой же прием, то есть собрались
толпой на берег с дубьем, чтоб не пускать, и расступились, когда
увидели у некоторых из наших ружья.