Неточные совпадения
Выпил сербский сражатель, и они поехали
на станцию железной дороги, с поездом которой старушкин должник и его дама должны были
уехать.
В Киренске я запасся только хлебом к чаю и
уехал. Тут уж я помчался быстро. Чем ближе к Иркутску, тем ямщики и кони натуральнее. Только подъезжаешь к
станции, ямщики ведут уже лошадей, здоровых, сильных и дюжих
на вид. Ямщики позажиточнее здесь, ходят в дохах из собачьей шерсти, в щегольских шапках. Тут ехал приискатель с семейством, в двух экипажах, да я — и всем доставало лошадей.
На станциях уже не с боязнью, а с интересом спрашивали: бегут ли за нами еще подводы?
Поэтому я
уехал из отечества покойно, без сердечного трепета и с совершенно сухими глазами. Не называйте меня неблагодарным, что я, говоря «о петербургской
станции», умолчал о дружбе, которой одной было бы довольно, чтоб удержать человека
на месте.
9 июля он
уехал, а 11 июля поутру произошло недоумение в гостинице у
станции московской железной дороги, по случаю невставанья приезжего, а часа через два потом сцена
на Каменноостровской даче, теперь проницательный читатель уже не промахнется в отгадке того, кто ж это застрелился.
— Старший сын, Николай, дельный парень вышел. С понятием. Теперь он за сорок верст, в С***, хлеб закупать
уехал! С часу
на час домой жду. Здесь-то мы хлеб нынче не покупаем;
станция, так конкурентов много развелось, приказчиков с Москвы насылают, цены набивают. А подальше — поглуше. Ну, а младший сын, Яков Осипыч, — тот с изъянцем. С год места
на глаза его не пущаю, а по времени, пожалуй, и совсем от себя отпихну!
Майзель с Перекрестовым
уехали вперед, чтобы приготовить приличную встречу набобу в горах; впрочем, представитель русской прессы изменил Майзелю
на третьей же
станции: смущенный кулинарными приготовлениями Вершинина, он остался в Баламутском заводе.
Как бы то ни было, но я решительно уклонился от осмотра бежецких достопримечательностей и убедил Глумова прямо отправиться
на станцию железной дороги, с тем чтобы с первым же поездом
уехать в Петербург. Однако ж и
на этот раз случилось обстоятельство, которое удержало нас в прежней фантастической обстановке.
— А коли затем только, так напрасно трудился.
Уезжай, брат! Эй, кто там? велите-ка для молодого барина кибитку закладывать. Да цыпленочка жареного, да икорки, да еще там чего-нибудь… яичек, что ли… в бумажку заверните.
На станции, брат, и закусишь, покуда лошадей подкормят. С Богом!
— А, черт! — воскликнул вдруг Квашнин, вставая с места и комкая в руках салфетку. — Надо же было… Подожди, ты сейчас же отвезешь
на станцию телеграмму к губернатору, Господа, — громко и взволнованно обратился он к присутствующим, —
на заводе — беспорядки… Надо принимать меры, и… и, кажется, нам лучше всего будет немедленно
уехать отсюда…
— А вы знаете, продали наше имение. Конечно, жаль, привыкли мы тут, но Должиков обещал сделать Жана начальником
станции Дубечни, так что мы не
уедем отсюда, будем жить тут
на станции, а это все равно что в имении. Инженер такой добрый! Не находите ли вы, что он очень красив?
Едучи в настоящем случае с железной дороги и взглядывая по временам сквозь каретное стекло
на мелькающие перед глазами дома, князь вдруг припомнил лондонскую улицу, по которой он в такой же ненастный день ехал
на станцию железной дороги, чтобы
уехать совсем из Лондона. Хорошо ли, худо ли он поступил в этом случае, князь до сих пор не мог себе дать отчета в том, но только поступить таким образом заставляли его все его физические и нравственные инстинкты.
Аркадина(вспылив). Это старая история! В таком случае я сегодня же
уезжаю в Москву. Прикажите нанять для меня лошадей в деревне, а то я уйду
на станцию пешком!
Как-то перед масленицей пошел сильный дождь с крупой; старик и Варвара подошли к окну, чтобы посмотреть, а глядь — Анисим едет в санях со
станции. Его совсем не ждали. Он вошел в комнату беспокойный и чем-то встревоженный и таким оставался потом всё время; и держал себя как-то развязно. Не спешил
уезжать, и похоже было, как будто его уволили со службы. Варвара была рада его приезду; она поглядывала
на него как-то лукаво, вздыхала и покачивала головой.
— Ну, а я понимаю: я даже в Петербург хотел вернуться и сошел, но только денег не было. Начальник
станции велел с другим, поездом в Москву отвезть, а в Петербург, говорит, без билета нельзя. А поезд подходит — опять того знакомого мужика; которого били, ведут и опять наколачивают. Я его узнал, говорю: «За что тебя опять?» А он говорит: «Не твое дело». Я приехал в Москву — в их дом, и все спал, а потом встал, а
на дворе уже никого, — говорят:
уехали.
Я помеха, частица народного бедствия, меня победили, выбросили, и я спешу
на станцию, чтобы
уехать и спрятаться в Петербурге, в отеле
на Большой Морской.
Через час приехали
на станцию. Сторож с бляхой и кучер внесли мои чемоданы в дамскую комнату. Кучер Никанор с заткнутою за пояс полой, в валенках, весь мокрый от снега и довольный, что я
уезжаю, улыбнулся мне дружелюбно и сказал...
Люба. Степа
уехал на велосипеде
на станцию, Митрофан Ермилыч с папа
уехал в город, мелкота в крокет играют, а Ваня тут,
на крыльце, что-то с собаками возится.
— У нас здесь
на дворе почтовая
станция: вчера они изволили
уехать на почтовых.
Главный врач
уезжал в казначейство
на станцию Куанчендзы и написал письмо старшему в чине главному врачу; в письме он просил потесниться и дать в деревне место нашему госпиталю, так как,
на основании приказа начальника санитарной части третьей армии, мы тоже должны стоять в этой деревне. Шанцер и я поехали с письмом.
Он погнался за ними, догнал их
на одной из ближайших
станций от Петербурга и под угрозой воротить дочь отцу и предать суду учителя, отобрал капитал, оставив влюбленным пятнадцать тысяч, с которыми они и
уехали за границу, где и обвенчались…
Он погнался по следам влюбленной парочки, догнал ее
на одной из ближайших
станций от Петербурга и под угрозой вернуть дочь к отцу и предать суду, отобрал капитал, оставив влюбленным десять-пятнадцать тысяч, с которыми они
уехали за границу, где и обвенчались.
Вот вопрос, который мучил всю дорогу Николая Герасимовича от родительского дома, откуда он
уехал, как и предполагал,
на другой день возвращения из Москвы отца, до
станции железной дороги и по железной дороге вплоть до Петербурга.
Затем Аракчеев
уехал, приказав
на станции не говорить капитану, с кем он беседовал; с последним же он простился по-приятельски, посоветовал, чтобы он, по приезде в Петербург, шел прямо к графу Аракчееву, которого уже он предупредит об этом через своего хорошего знакомого, графского камердинера, и постарается замолвить через того же камердинера в пользу его перед графом словцо.