Неточные совпадения
Она
знала все подробности его жизни. Он хотел сказать, что не спал всю ночь и заснул, но, глядя на ее взволнованное и счастливое лицо, ему совестно стало. И он сказал, что ему надо было ехать дать отчет
об отъезде принца.
Я несколько раз заговаривал с ней
об ее жизни в России,
об ее прошедшем: она неохотно отвечала на мои расспросы; я
узнал, однако, что до
отъезда за границу она долго жила в деревне.
Об отъезде его я
узнал от Липутина, и тут же, как-то к разговору,
узнал от него, что Лебядкины, братец и сестрица, оба где-то за рекой, в Горшечной слободке.
В среду, в которую Егор Егорыч должен был приехать в Английский клуб обедать, он поутру получил радостное письмо от Сусанны Николаевны, которая писала, что на другой день после
отъезда Егора Егорыча в Петербург к нему приезжал старик Углаков и рассказывал, что когда генерал-губернатор
узнал о столь строгом решении участи Лябьева, то пришел в удивление и негодование и, вызвав к себе гражданского губернатора, намылил ему голову за то, что тот пропустил такой варварский приговор, и вместе с тем обещал ходатайствовать перед государем
об уменьшении наказания несчастному Аркадию Михайлычу.
— Ах, как я счастлив! Где они, скажите?.. Я сегодня заезжал к ним на квартиру, но там их я не нашел и никого, чтобы добиться, куда они уехали; потом заехал к одной моей знакомой сенаторше, Аграфене Васильевне, и та мне сказала, что она не
знает даже
об отъезде Марфиных.
«Ну, что графиня D.?» — «„Графиня?“ она, разумеется, с начала очень была огорчена твоим
отъездом; потом, разумеется, мало-по-малу утешилась и взяла себе нового любовника;
знаешь кого? длинного маркиза R.; что же ты вытаращил свои арапские белки? или всё это кажется тебе странным; разве ты не
знаешь, что долгая печаль не в природе человеческой, особенно женской; подумай
об этом хорошенько, а я пойду, отдохну с дороги; не забудь же за мною заехать».
Узнав, что Наташа не
знает об его предложении, Ардальон Семеныч просил не говорить ей ни слова до его
отъезда.
Варвара Михайловна не забыла, но не могла сдержать своего обещания не объясняться с дочерью до
отъезда Шатова, это мы уже
знали; впрочем, она помнила
об этом, и потому, исполняя отчасти обещанное: не спрашивать невесту, нравится ли ей жених, она описывала только яркими красками будущее их счастие и заключила тем, что она сама будет тогда совершенно счастлива, когда ее милая, добрая Наташа сделается женою Ардальона Семеныча.
Ни словом сказать, ни пером описать того счастья, той радости, что почувствовал Василий Борисыч,
узнав от пришедшего из обители Бояркиных Семена Петровича
об отъезде взбалмошной Устиньи.
Тете некогда было с нею теперь заниматься, потому что,
узнав об их
отъезде, пришло множество больных, и все ожидали у балкона, на котором тетя и Гильдегарда их осматривали, обмывали и, где было необходимо, — делали проколы и надрезы.
При дальнейших размышлениях выходило, что и у Нюточки не совсем-то ловко взять деньги: станет подозревать, догадается, пойдут слезы, драмы и прочее, а лучше махнуть так, чтоб она
узнала об этом только по письму, уже после
отъезда; тогда дело короче будет.
Не прошло трех месяцев, как
узнали о женитьбе князя Рахомского и
об отъезде его с молодой женой за границу.
— Ах вы, мужчины! Законники! Точно дети малые! Как
знаешь! Только чтобы до твоего
отъезда ни одного слова больше
об этих деньгах. Слышишь?
Об этом
отъезде Савин
узнал из письма графини Марифоски, которое она прислала ему с дороги.
Слава его как знахаря укреплялась, к вящему удовольствию Антиповны, радовавшейся за своего любимца. Она и не подозревала, несмотря на свою хваленую прозорливость,
об отношениях Ермака Тимофеевича и Ксении Яковлевны. Не догадывались
об этом и другие. В тайну были посвящены только Семен Иоаникиевич, Максим Яковлевич и Домаша, да Яков, но тот был в
отъезде. Ничего не
знал даже Никита Григорьевич.
Ранее, чем многие, даже из придворных,
узнали они
об ожидаемом уже несколько времени удалении от двора фрейлины Нелидовой, ее письмах к государю,
отъезде и о возвышении фрейлины Похвисневой.
В Зиновьеве между тем тела убитых княгини и Тани обмыли, одели и положили под образа — княгиню в зале, а Татьяну в девичьей. К ночи прибыли из Тамбова гробы, за которыми посылали нарочного. Вечером, после
отъезда чиновника, отслужили первую панихиду и положили тела в гроб.
Об этой панихиде не давали
знать князю Луговому, и на ней не присутствовала княжна Людмила, для которой, бросив работу над приданым, спешно шили траурное платье.
Когда она
узнала об его
отъезде, что-то как будто кольнуло ей в сердце, но в этой боли она не дала себе ясного отчета. Ее, впрочем, поджидала другая боль, другое горе.
— Ах, ежели бы кто
знал, как мне всё, всё равно теперь. — сказала она. — Разумеется, я ни за что́ не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что-то
об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
Не
знаю, думал ли я так или отыскал какие-нибудь лживые предлоги, но только почти без колебаний отбросил мысль
об отъезде и остался для новых страданий.