Свет луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим светом; по земле ходили черные тени, пахло гарью; и те, которые бежали снизу, все запыхались, не могли говорить от дрожи, толкались, падали и, с непривычки к яркому свету, плохо видели и не узнавали друг друга. Было страшно. Особенно было страшно то, что над огнем, в дыму, летали голуби и в трактире, где еще не
знали о пожаре, продолжали петь и играть на гармонике как ни в чем не бывало.
Неточные совпадения
История
о зажигательствах в Москве в 1834 году, отозвавшаяся лет через десять в разных провинциях, остается загадкой. Что поджоги были, в этом нет сомнения; вообще огонь, «красный петух» — очень национальное средство мести у нас. Беспрестанно слышишь
о поджоге барской усадьбы, овина, амбара. Но что за причина была
пожаров именно в 1834 в Москве, этого никто не
знает, всего меньше члены комиссии.
В Могилеве, на станции, встречаю фельдъегеря, разумеется, тотчас спрашиваю его: не
знает ли он чего-нибудь
о Пушкине. Он ничего не мог сообщить мне об нем, а рассказал только, что за несколько дней до его выезда сгорел в Царском Селе Лицей, остались одни стены и воспитанников поместили во флигеле. [
Пожар в здании Лицея был 12 мая.] Все это вместе заставило меня нетерпеливо желать скорей добраться до столицы.
Я точно это время часто имел вести
о тебе от моих домашних.
Знаю твой подвиг храбрости, или по крайней мере нетрусости, что иногда все равно. Мне Annette описывала
пожар и твое присутствие духа среди этой тревоги, а как раз всякого другого озадачила бы в твоем положении одинаково тогда с малютками. Хвала богу, но и тебе спасибо! Я просил Annette тебя расцеловать.
Тут уж нечего было останавливаться: Марк Иванович не вытерпел и, видя, что человек просто дал себе слово упорствовать, оскорбясь и рассердившись совсем, объявил напрямки и уже без сладких околичностей, что пора вставать, что лежать на двух боках нечего, что кричать днем и ночью
о пожарах, золовках, пьянчужках, замках, сундуках и черт
знает об чем еще — глупо, неприлично и оскорбительно для человека, ибо если Семен Иванович спать не желает, так чтобы другим не мешал и чтоб он, наконец, это все изволил намотать себе на ус.
О пожаре им особенно не писали, и только упомянули вскользь, что сгорела изба птичницы и что Аксинью с Митькой перевели в людскую. Весть
о поступке Юрика и боязнь за его здоровье могли заставить Волгина ускорить свой приезд и сократить время лечения Лидочки, как думалось Фридриху Адольфовичу, и он предпочел скрыть
о «событии» до поры до времени. Из писем отца мальчики
знали, что Лидочка лечится очень упорно в губернском городе, но
о результатах леченья Юрий Денисович не писал им ни слова.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не
знал по-русски, чувствовал себя всё-таки растроганным, когда он явился пред notre très gracieux souverain [наш всемилостивейший повелитель] (как он писал) с известием
о пожаре Москвы, dont les flammes éclairaient sa route. [пламя которой освещало его путь.]