Неточные совпадения
— Сделайте одолжение, — прибавила тотчас же довольно миловидная молоденькая женщина, очень скромно одетая, и, слегка поклонившись мне, тотчас же вышла. Это была жена его, и, кажется,
по виду она тоже спорила, а
ушла теперь кормить ребенка. Но в комнате оставались еще две дамы — одна очень небольшого роста, лет двадцати, в черном платьице и тоже не из дурных, а другая лет тридцати,
сухая и востроглазая. Они сидели, очень слушали, но в разговор не вступали.
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне
по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить
по триста рублей тысячу. «У вас, говорит,
уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и
ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
Перестали занимать меня и речи деда, всё более
сухие, ворчливые, охающие. Он начал часто ссориться с бабушкой, выгонял ее из дома, она
уходила то к дяде Якову, то — к Михаилу. Иногда она не возвращалась домой
по нескольку дней, дед сам стряпал, обжигал себе руки, выл, ругался, колотил посуду и заметно становился жаден.
Часам к десяти они
ушли далеко. Лес остался синей полосой на горизонте. Кругом была степь, и впереди слышался звон разогреваемой солнцем проволоки на шоссе, пересекавшем пыльный шлях. Слепцы вышли на него и повернули вправо, когда сзади послышался топот лошадей и
сухой стук кованых колес
по щебню. Слепцы выстроились у края дороги. Опять зажужжало деревянное колесо
по струнам, и старческий голос затянул...
На этот раз солдат действительно «обыскал работу». В Мурмосе он был у Груздева и нанялся
сушить пшеницу из разбитых весной коломенок. Работа началась, как только спала вода, а к страде народ и разбежался. Да и много ли народу в глухих деревушках
по Каменке? Работали больше самосадчане, а к страде и те
ушли.
По ночам
уходил в поле и слушал там жалобный шелест иссохших трав, шорох голодных мышей, тревожное стрекотание кузнечиков — странный, отовсюду текущий,
сухой шум, точно слабые вздохи задыхавшейся земли; ходил и думал двумя словами, издавна знакомыми ему...
— Теперь не узнаете. Носит подвесную бороду, а Безухий и ходит и спит, не снимая телячьей шапки с лопастями: ухо скрывает. Длинный, худющий, черная борода… вот они сейчас перед вами
ушли от меня втроем. Злые. На какой хошь фарт пойдут. Я их,
по старому приятству, сюда в каморку пускаю, пришли в бедственном положении, пока что в кредит доверяю. Болдохе
сухими две красненьких дал… Как откажешь? Сейчас!
Солнце с полден своротило, когда запылилась дорожка, ведущая к Свиблову. Тихо в погосте:
Сушило после обеда отдыхал, дьячок Игнатий да пономарь Ипатий гоняли голубей; поповы, дьячковы и пономаревы дети
по грибы
ушли, один Груздок сидел возле мостика, ловя в мутном омуте гольцов на удочку. Заслышав шум подъезжавшей тележки, поднял он голову и, увидев молодого человека, одетого по-немецкому, диву дался.
Теперь дороги были просторны и пусты, большинство обозов уже
ушло на север. Носились слухи, что вокруг рыщут шайки хунхузов и нападают на отдельно идущие части.
По вечерам, когда мы шли в темноте
по горам, на отрогах сопок загадочно загоралась
сухая прошлогодняя трава, и длинные ленты огня ползли мимо нас, а кругом была тишина и безлюдие.
Вечером он
ушел. Когда перед тем он заглянул в кухню, тетка стояла на коленях и гладила
сухой рукой шелковистую горячую голову. Вытянув ноги, как палки, собака лежала тяжелой и неподвижной, и только наклонившись к самой ее морде, можно было услышать тихие и частые стоны. Глаза ее, совсем посеревшие, устремились на вошедшего, и, когда он осторожно провел
по лбу, стоны сделались явственнее и жалобнее.