Неточные совпадения
Вообще говоря, он любил первенствовать, любил фимиам, любил
блеснуть и похвастаться
умом, любил знать то, чего другие
не знают, и
не любил тех людей, которые знают что-нибудь такое, чего он
не знает.
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле
блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли
не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.
В пустыне, где один Евгений
Мог оценить его дары,
Господ соседственных селений
Ему
не нравились пиры;
Бежал он их беседы шумной,
Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне,
Конечно,
не блистал ни чувством,
Ни поэтическим огнем,
Ни остротою, ни
умом,
Ни общежития искусством;
Но разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен.
— Ты молода и
не знаешь всех опасностей, Ольга. Иногда человек
не властен в себе; в него вселяется какая-то адская сила, на сердце падает мрак, а в глазах
блещут молнии. Ясность
ума меркнет: уважение к чистоте, к невинности — все уносит вихрь; человек
не помнит себя; на него дышит страсть; он перестает владеть собой — и тогда под ногами открывается бездна.
— Да, и весело: у него много природного
ума и юмор есть — только он
не блестит,
не сорит этим везде…
— В разговоре у ней вы
не услышите пошлых общих мест. Каким светлым
умом блестят ее суждения! что за огонь в чувствах! как глубоко понимает она жизнь! Вы своим взглядом отравляете ее, а Наденька мирит меня с нею.
Целый фейерверк идей
блеснул в изворотливом
уме Лямшина. Всё вдруг приняло другой оборот, но всё еще страх
не давал рассудить.
Страшная догадка
блеснула у меня в
уме. Я бросился к конторщику и,
не помня себя от волнения, крепко вцепился рукой в его плечо.
Двери отворились, и человек средних лет, босиком, в рубище, подпоясанный веревкою, с растрепанными волосами и всклоченной бородою, в два прыжка очутился посреди комнаты. Несмотря на нищенскую его одежду и странные ухватки, сейчас можно было догадаться, что он
не сумасшедший: глаза его
блистали умом, а на благообразном лице выражалась необыкновенная кротость и спокойствие души.
В толпе нищих был один — он
не вмешивался в разговор их и неподвижно смотрел на расписанные святые врата; он был горбат и кривоног; но члены его казались крепкими и привыкшими к трудам этого позорного состояния; лицо его было длинно, смугло; прямой нос, курчавые волосы; широкий лоб его был желт как лоб ученого, мрачен как облако, покрывающее солнце в день бури; синяя жила пересекала его неправильные морщины; губы, тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах
блистала целая будущность; его товарищи
не знали, кто он таков; но сила души обнаруживается везде: они боялись его голоса и взгляда; они уважали в нем какой-то величайший порок, а
не безграничное несчастие, демона — но
не человека: — он был безобразен, отвратителен, но
не это пугало их; в его глазах было столько огня и
ума, столько неземного, что они,
не смея верить их выражению, уважали в незнакомце чудесного обманщика.
Где надобно, при оказии,
блеснуть, и я распущу свою философию… слушают голубчики провинциалы, развеся уши, и удивляются моему
уму; а мне это и
не стоит ничего: напорол дичи петербургским штилем и знай наших!
В коротком обществе, где умный, разнообразный разговор заменяет танцы (рауты в сторону), где говорить можно обо всем,
не боясь цензуры тетушек, и
не встречая чересчур строгих и неприступных дев, в таком кругу он мог бы
блистать и даже нравиться, потому что
ум и душа, показываясь наружу, придают чертам жизнь, игру и заставляют забыть их недостатки; но таких обществ у нас в России мало, в Петербурге еще меньше, вопреки тому, что его называют совершенно европейским городом и владыкой хорошего тона.
От природы он был гораздо глупее своей сестры и сознавал это без всякой зависти и желчи: напротив, он любил Глафиру, гордился ею и порой даже находил удовольствие ею хвастаться. Он был убежден и готов был других убеждать, что его сестра — весьма редкая и замечательная женщина, что у нее
ума палата и столько смелости, силы, сообразительности и энергии, что она могла бы и должна бы
блистать своими талантами, если бы
не недостаток выдержанности, который свел ее на битую тропинку.
В это время, помимо болезни, со мною случилось еще две неприятности: во-первых, Кирилл явился ко мне прощаться, а как я тотчас
не встал с постели, то его приняла матушка и дала ему рубль, и этим бы все могло благополучно и кончиться; но, тронутый этою благодатью, Кирилл захотел
блеснуть умом и, возмнив себя чем-то вроде Улисса, пустился в повествование о том, как мы дорогой страждовали и как он после многих мелких злоключений был, наконец, под Королевцем крупно выпорон.
Желая
блеснуть умом и серьезностью, я кашлянул и хотел сказать, что наружность
не много значит; но матушка точно прочла мою мысль и ответила на нее, продолжая речь свою...
Таких же традиций держался тогда и наш образцовый Малый театр, где также
не блистали тонкостями постановки и режиссерской"муштры", но где умели исполнять прекрасно и"Горе от
ума", и"Ревизора", и весь репертуар Островского.
Высокая, стройная, чудно сложенная, той умеренной полноты,
не уничтожающей грации, а напротив, придающей ей пластичность, с точно выточенными, украшенными браслетами руками, на длинно-тонких пальцах которых
блестело множество колец, и миниатюрными ножками, обутыми в ажурные чулки цвета бордо и такие же атласные туфельки с золотыми пряжками, Маргарита Николаевна была той пленительной женщиной, которые мало говорят
уму, но много сердцу, понимая последнее в смысле усиленного кровообращения.
Рассыпь сейчас перед ней Цицерон все самые пышные цветы из своего неувядаемого венка,
блистай перед ней Гейне всеми перлами язвительной насмешки и мистически-страстной нежности, плачь и хмурься перед нею Данте, соберись тут наконец все великие
умы и сердца и положи к ногам ее дары свои, она, эта красивая девушка,
не обернула бы к ним головы и жадным ухом ловила бы каждое слово длинноволосого молодца.