Неточные совпадения
И вдруг из-за
скал мелькнул яркий свет, задрожали листы
на деревьях, тихо зажурчали струи вод. Кто-то встрепенулся в ветвях, кто-то пробежал по лесу; кто-то вздохнул в воздухе — и воздух заструился, и луч озолотил бледный лоб статуи; веки медленно открылись, и искра пробежала по груди, дрогнуло холодное тело, бледные щеки зардели, лучи
упали на плечи.
Днем облитые ослепительным солнечным блеском воды сверкают, как растопленное серебро; лучи снопами отвесно и неотразимо
падают на все —
на скалы,
на вершины пальм,
на палубы кораблей и, преломляясь, льют каскады огня и блеска по сторонам.
Как же: в то время, когда от землетрясения
падали города и селения, валились
скалы, гибли дома и люди
на берегу, фрегат все держался и из пятисот человек погиб один!
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения и целые утесы распались
на обломки.
На самом деле это работа медленная, вековая и незаметная для глаза. Сначала в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни обрываются,
падают, и мало-помалу
на месте прежней
скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
На этом протяжении Бикин имеет направление к западо-северо-западу и принимает в себя справа речки: Мангу, Дунги (по-китайски Днудегоу —
падь семьи Дун) с притоком Ябкэ, Нуньето и вышеупомянутую Катэта-бауни. Последняя длиною километров 10. Здесь будет самый близкий перевал
на реку Хор. Немного выше речки Гуньето можно видеть
скалы Сигонку-Гуляни — излюбленное место удэгейских шаманов. Слева Бикин принимает в себя речку Дунгоузу (восточная долина) и ключи Кайлю и Суйдогау (долины выдр).
За водоразделом мы нашли ручей, который привел нас к реке Дананце, впадающей в Кулумбе (верхний приток Имана). Пройдя по ней 10 км, мы повернули
на восток и снова взобрались
на Сихотэ-Алинь, а затем спустились к реке Да-Лазагоу (приток Сицы). Название это китайское и в переводе означает
Падь больших
скал.
Рано мы легли
спать и
на другой день рано и встали. Когда лучи солнца позолотили вершины гор, мы успели уже отойти от бивака 3 или 4 км. Теперь река Дунца круто поворачивала
на запад, но потом стала опять склоняться к северу. Как раз
на повороте, с левой стороны, в долину вдвинулась высокая
скала, увенчанная причудливым острым гребнем.
В 1885 г. в октябре беглые каторжники
напали на Крильонский маяк, разграбили всё имущество и убили матроса, бросив его со
скалы в пропасть.]
Господа стихотворцы и прозаики, одним словом поэты, в конце прошедшего столетия и даже в начале нынешнего много выезжали
на страстной и верной супружеской любви горлиц, которые будто бы не могут пережить друг друга, так что в случае смерти одного из супругов другой лишает себя жизни насильственно следующим образом: овдовевший горлик или горлица, отдав покойнику последний Долг жалобным воркованьем, взвивается как выше над кремнистой
скалой или упругой поверхностыо воды, сжимает свои легкие крылья,
падает камнем вниз и убивается.
Когда я
попал в швейцарские горы, я ужасно дивился развалинам старых рыцарских замков, построенных
на склонах гор, по крутым
скалам, и по крайней мере
на полверсте отвесной высоты (это значит несколько верст тропинками).
Внизу шумело пенистое течение реки,
на скалах дремали здания городка, а под ними из камней струилась и
падала книзу вода тонкими белыми лентами.
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь;
на скалу, к ногам Туба, всплескивают волны, зеленые в белом, играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся — волны рады, смеются, бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются
на скалу; солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди волн, —
спит сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
— Я ел землю, я был
на самом верху,
на гребне Орлиного Гнезда, и был сброшен оттуда… И как счастливо
упал! Я был уже
на вершине Орлиного Гнезда, когда у защищавшихся не было патронов, не хватало даже камней.
На самом гребне
скалы меня столкнули трупом. Я,
падая, ухватился за него, и мы вместе полетели в стремнину. Ночью я пришел в себя, вылез из-под трупа и ушел к морю…
Целую неделю я гляжу
на полосу бледного неба меж высокими берегами,
на белые склоны с траурной каймой,
на «
пади» (ущелья), таинственно выползающие откуда-то из тунгусских пустынь
на простор великой реки,
на холодные туманы, которые тянутся без конца, свиваются, развертываются, теснятся
на сжатых
скалами поворотах и бесшумно втягиваются в
пасти ущелий, будто какая-то призрачная армия, расходящаяся
на зимние квартиры.
Маленькая рыбка порывисто металась вверх, и вниз, и в стороны, спасаясь от какого-то длинного хищника В смертельном страхе она выбрасывалась из воды
на воздух, пряталась под уступы
скалы, а острые зубы везде нагоняли ее. Хищная рыба уже готова была схватить ее, как вдруг другая, подскочив сбоку, перехватила добычу: рыбка исчезла в ее
пасти. Преследовательница остановилась в недоумении, а похитительница скрылась в темный угол.
Гуще становились сумерки. Зеленая вечерняя звезда ярко горела меж
скал. Особенная, редкая тишина лежала над поселком, и четко слышен был лай собачонки
на деревне. Они долго сидели вместе, пожимали друг другу руки и молчали. Иван Ильич пошел
спать. Катя тоже легла, но не могла заснуть. Душа металась, и тосковала, и беззвучно плакала.
Внизу блестел Донец и отражал в себе солнце, вверху белел меловой скалистый берег и ярко зеленела
на нем молодая зелень дубов и сосен, которые, нависая друг над другом, как-то ухитряются расти почти
на отвесной
скале и не
падать.