Неточные совпадения
— Спасибо, государь, спасибо,
отец родной! — говорил Савельич усаживаясь. — Дай бог тебе сто лет здравствовать за то, что меня старика призрил и успокоил. Век за тебя буду бога молить, а о заячьем тулупе и
упоминать уж не стану.
— Может, и болесть, а может, и нет, — таинственно ответила Марья Степановна и, в свою очередь, оглядевшись кругом, рассказала Данилушке всю историю пребывания Привалова в Узле, причем, конечно,
упомянула и о контрах, какие вышли у Василия Назарыча с Сережей, и закончила свой рассказ жалобами на старшую дочь, которая вся вышла в
отца и, наверно, подвела какую-нибудь штуку Сереже.
Обозначив в порядке все, что известно было судебному следствию об имущественных спорах и семейных отношениях
отца с сыном, и еще, и еще раз выведя заключение, что, по известным данным, нет ни малейшей возможности определить в этом вопросе о дележе наследства, кто кого обсчитал или кто на кого насчитал, Ипполит Кириллович по поводу этих трех тысяч рублей, засевших в уме Мити как неподвижная идея,
упомянул об медицинской экспертизе.
Старец этот,
отец Ферапонт, был тот самый престарелый монах, великий постник и молчальник, о котором мы уже и
упоминали как о противнике старца Зосимы, и главное — старчества, которое и считал он вредным и легкомысленным новшеством.
В поручении Катерины Ивановны промелькнуло одно обстоятельство, чрезвычайно тоже его заинтересовавшее: когда Катерина Ивановна
упомянула о маленьком мальчике, школьнике, сыне того штабс-капитана, который бежал, плача в голос, подле
отца, то у Алеши и тогда уже вдруг мелькнула мысль, что этот мальчик есть, наверное, тот давешний школьник, укусивший его за палец, когда он, Алеша, допрашивал его, чем он его обидел.
Она начала рассказывать, она все рассказала, весь этот эпизод, поведанный Митей Алеше, и «земной поклон», и причины, и про
отца своего, и появление свое у Мити, и ни словом, ни единым намеком не
упомянула о том, что Митя, чрез сестру ее, сам предложил «прислать к нему Катерину Ивановну за деньгами».
Но в своей горячей речи уважаемый мой противник (и противник еще прежде, чем я произнес мое первое слово), мой противник несколько раз воскликнул: „Нет, я никому не дам защищать подсудимого, я не уступлю его защиту защитнику, приехавшему из Петербурга, — я обвинитель, я и защитник!“ Вот что он несколько раз воскликнул и, однако же, забыл
упомянуть, что если страшный подсудимый целые двадцать три года столь благодарен был всего только за один фунт орехов, полученных от единственного человека, приласкавшего его ребенком в родительском доме, то, обратно, не мог же ведь такой человек и не помнить, все эти двадцать три года, как он бегал босой у
отца „на заднем дворе, без сапожек, и в панталончиках на одной пуговке“, по выражению человеколюбивого доктора Герценштубе.
Упомянул я тоже, что
отец Паисий, твердо и незыблемо стоявший и читавший над гробом, хотя и не мог слышать и видеть, что происходило вне кельи, но в сердце своем все главное безошибочно предугадал, ибо знал среду свою насквозь.
Кстати: я и забыл
упомянуть, что Коля Красоткин был тот самый мальчик, которого знакомый уже читателю мальчик Илюша, сын отставного штабс-капитана Снегирева, пырнул перочинным ножичком в бедро, заступаясь за
отца, которого школьники задразнили «мочалкой».
Я получал от
отца ежемесячно по короткому письму; об Асе он
упоминал редко, и то вскользь.
В заключение
упомяну, как в Новоселье пропало несколько сот десятин строевого леса. В сороковых годах М. Ф. Орлов, которому тогда, помнится, графиня Анна Алексеевна давала капитал для покупки именья его детям, стал торговать тверское именье, доставшееся моему
отцу от Сенатора. Сошлись в цене, и дело казалось оконченным. Орлов поехал осмотреть и, осмотревши, написал моему
отцу, что он ему показывал на плане лес, но что этого леса вовсе нет.
Как я уже
упоминал,
отец мой женился сорока лет на девушке, еще не вышедшей из ребяческого состояния.
И действительно, не раз случалось, что любезный сынок, воспользовавшись случайно оброненным словом, втягивал
отца в разные предприятия, в качестве дольщика, и потом, получив более или менее крупную сумму, не
упоминал ни о деньгах, ни о «доле».
Я не раз
упоминал, что, когда
отец был холост, и даже лет пятнадцать спустя после его женитьбы, покуда матушка была молода, браки между дворовыми совершались беспрепятственно.
Затем стал говорить генерал Епанчин, в своем качестве
отца, и говорил резонно, избегнул трогательного,
упомянул только, что вполне признает ее право на решение судьбы Афанасия Ивановича, ловко щегольнул собственным смирением, представив на вид, что судьба его дочери, а может быть и двух других дочерей, зависит теперь от ее же решения.
Петр Андреич, узнав о свадьбе сына, слег в постель и запретил
упоминать при себе имя Ивана Петровича; только мать, тихонько от мужа, заняла у благочинного и прислала пятьсот рублей ассигнациями да образок его жене; написать она побоялась, но велела сказать Ивану Петровичу через посланного сухопарого мужичка, умевшего уходить в сутки по шестидесяти верст, чтоб он не очень огорчался, что, бог даст, все устроится и
отец переложит гнев на милость; что и ей другая невестка была бы желательнее, но что, видно, богу так было угодно, а что она посылает Маланье Сергеевне свое родительское благословение.
— Ну, это мое дело, мсьё мой зверь. В таком случае я попрошу Петра Васильевича… (Моего
отца звали Петром Васильевичем. Я удивился тому, что она так легко и свободно
упомянула его имя, точно она была уверена в его готовности услужить ей.)
От него я узнал, что между
отцом и матушкой произошла страшная сцена (а в девичьей все было слышно до единого слова; многое было сказано по-французски — да горничная Маша пять лет жила у швеи из Парижа и все понимала); что матушка моя упрекала
отца в неверности, в знакомстве с соседней барышней, что
отец сперва оправдывался, потом вспыхнул и в свою очередь сказал какое-то жестокое слово, «якобы об ихних летах», отчего матушка заплакала; что матушка также
упомянула о векселе, будто бы данном старой княгине, и очень о ней дурно отзывалась и о барышне также, и что тут
отец ей пригрозил.
А Санин в свою очередь расспрашивал Эмиля об его
отце, о матери, вообще об их семейных делах, всячески стараясь не
упоминать имени Джеммы — и думая только о ней.
— Именно с добрым характером-с! — именно добренькие-с! так, Настенька, так! — поддакнул старик
отец, стоявший по другую сторону кресла. — Именно, вот это-то вот словечко и надо было упомянуть-с.
Берсенев снова
упомянул о своем
отце: он свято чтил его память.
— Здесь нет секрета, — ответила Биче, подумав. — Мы путаемся, но договоримся. Этот корабль наш, он принадлежал моему
отцу. Гез присвоил его мошеннической проделкой. Да, что-то есть в нашей встрече, как во сне, хотя я и не могу понять! Дело в том, что я в Гель-Гью только затем, чтобы заставить Геза вернуть нам «Бегущую». Вот почему я сразу назвала себя, когда вы
упомянули о Гезе. Я его жду и думала получить сведения.
— При
отце не надо
упоминать фамилии профессора N и особенно его жены; на этот раз папа не расслышал. Не удивляйтесь, господа… У меня есть свои, очень уважительные причины…
Должно
упомянуть, что за неделю до нашего отъезда была пущена в ход новая мельница. Увы, оправдались сомнения Болтуненка и других: вода точно шла тише по обводному каналу и не поднимала шести поставов; даже на два молола несравненно тише прежнего.
Отец мой, разочарованный в искусстве Краснова, прогнал его и поручил хоть кое-как поправить дело старому мельнику.
На первых порах
отец, точно, развоевался страшно — он даже о полиции
упомянул; но, знать, ему уже вчерашняя расправа прискучила, и он внезапно, к неописанному изумлению тетки, накинулся не на нас, а на нее!
Часто и с глубоким негодованием он
упоминал о крепкой дружбе, связывавшей его с вором-товарищем, укравшим такие вещи, за которые суровый
отец Шакро наверное «зарэжет» сына «кынжалом», если сын не найдёт их.
— Он сам, — отвечал Гаврила Афанасьевич, — на беду мою,
отец его во время бунта спас мне жизнь, и чорт меня догадал принять в свой дом проклятого волченка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял, как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, — и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не
упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан видно нет. — Решено: она выйдет за арапа.
У Григорьевых взаимное впечатление
отцов наших оказалось самым благоприятным. Старик Григорьев сумел придать себе степенный и значительный тон,
упоминая имена своих значительных товарищей по дворянскому пансиону.
Матушка опять
упомянула о Киеве, об Оптиной пустыни, об
отце Макарии…
Когда Абогин еще раз
упомянул про Папчинского и про
отца своей жены и еще раз начал искать в потемках руку, доктор встряхнул головой и сказал, апатично растягивая каждое слово...
— Однако, — говорит, — дядюшка, при двухстах душах богадельня на сорок человек велика. Впрочем, я о полевом хозяйстве
упомянул только для примера, чтобы показать вам, как оно при
отце было безрасчетно; я на него и вниманья не буду обращать, не стоит труда; пусть оно идет, как шло, лишь бы денег от меня не требовало; но у меня другое в виду, здесь золотое дно — фабричное производство; вот здесь в чем капитальная сила именья заключается.
Далее она
упоминала, что несчастия, доселе преследовавшие ее, препятствовали ей занять принадлежащий ей престол: ссылка в Сибирь была первым препятствием, затем ее отравили, и приверженцы принцессы долгое время отчаивались за ее жизнь, наконец она бежала к родственнику своего
отца, казацкого гетмана, и теперь, соединясь в Венеции с князем Карлом Радзивилом, ожидает в Рагузе султанского фирмана.
— Но, maman, — перебил я, покраснев от своей смелости, — разве вы православная? (Я знал, что мать моя при жизни
отца была лютеранкой — и действительно очень изумился, когда она
упомянула вскользь о своем православии.)
Если бы это было так, то, во-первых, не нужно было заставлять
отца высказывать это презрение людей, а во-вторых, Эдмунд в своем монологе о несправедливости презирающих его за его незаконнорожденность должен был бы
упомянуть об этих словах
отца.
О пожаре им особенно не писали, и только
упомянули вскользь, что сгорела изба птичницы и что Аксинью с Митькой перевели в людскую. Весть о поступке Юрика и боязнь за его здоровье могли заставить Волгина ускорить свой приезд и сократить время лечения Лидочки, как думалось Фридриху Адольфовичу, и он предпочел скрыть о «событии» до поры до времени. Из писем
отца мальчики знали, что Лидочка лечится очень упорно в губернском городе, но о результатах леченья Юрий Денисович не писал им ни слова.
В моих отрывочных воспоминаниях я не раз говорил о некоторых лицах английской семьи Шкот. Их
отец и три сына управляли огромными имениями Нарышкиных и Перовских и слыли в свое время за честных людей и за хороших хозяев. Теперь здесь опять нужно
упомянуть о двух из этих Шкотов.
— Впрочем, — продолжал врач, — способ, о котором я
упомянул, требует большой осторожности и потому опасен. В последнюю свою болезнь папа Иннокентий Восьмой хотел прибегнуть к нему. Сделали сначала опыт над тремя десятилетними мальчиками; но как опыт не совсем удался и дети умерли, то и святой
отец не соизволил подвергнуться ему. Остается многожелчному быть как можно смирнее и уступчивей, а тому, у кого недостает желчи, более приводить кровь свою в движение.
Когда же они проживут с мужем десять лет, то в десятую годовщину их свадьбы он или его жена, если они оба или один из них доживут до этого дня, вручат ей квитанцию государственного банка на тот миллион франков, который выиграл перед смертью в Монте-Карло ее
отец, князь Чичивадзе, не
упомянув имени ее
отца.
Старшая его дочь, Екатерина, о которой мы уже имели случай
упоминать, была не из таковских, чтобы нападки
отца оставлять без надлежащего отпора. Она была в полном смысле «его дочь». Похожая на Малюту и саженным ростом, за который он получил свое насмешливое прозвище, и лицом, и характером, она носила во внутреннем существе своем те же качества бессердечного, злобного эгоиста, злодея и палача, как бы насмешкой судьбы облеченные в женское тело. Екатерине шел двадцать третий год.