Неточные совпадения
Алексей Александрович бросил депешу и, покраснев, встал и стал
ходить по комнате. «Quos vult perdere dementat» [«Кого
бог хочет погубить, того он лишает разума»], сказал он, разумея
под quos те лица, которые содействовали этому назначению.
Рассуждения благоразумного поручика не поколебали меня. Я остался при своем намерении. «Как вам угодно, — сказал Иван Игнатьич, — делайте, как разумеете. Да зачем же мне тут быть свидетелем? К какой стати? Люди дерутся, что за невидальщина, смею спросить? Слава
богу,
ходил я
под шведа и
под турку: всего насмотрелся».
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу,
под смешным словом мысли у меня серьезные. Как я
прошел и
прохожу широкий слой жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять жизнью, никому не жаль и все понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто — по чужим квартирам, по воровским делам.
— И я добра вам хочу. Вот находят на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы
Бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас руки, вместо вас
ходил бы по полям,
под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
— Просто-запросто ваш Петр Валерьяныч в монастыре ест кутью и кладет поклоны, а в
Бога не верует, и вы
под такую минуту попали — вот и все, — сказал я, — и сверх того, человек довольно смешной: ведь уж, наверно, он раз десять прежде того микроскоп видел, что ж он так с ума
сошел в одиннадцатый-то раз? Впечатлительность какая-то нервная… в монастыре выработал.
— Игнатий Львович, вы, конечно, теперь поправились, — говорил доктор, выбирая удобную минуту для такого разговора, — но все мы
под богом ходим… Я советовал бы на всякий случай привести в порядок все ваши бумаги.
И вот восходит к
Богу диавол вместе с сынами Божьими и говорит Господу, что
прошел по всей земле и
под землею.
— Нет, а так: задачи в жизни не вышло. Да это всё
под Богом, все мы
под Богом ходим; а справедлив должен быть человек — вот что!
Богу угоден, то есть.
— Тятенька любезный, все мы
под богом ходим и дадим ответ на страшном пришествии, а вам действительно пора бы насчет души соображать. Другие-то старички вон каждодневно, например, в церковь, а вы, прямо сказать, только сквернословите.
— Все
под богом ходим, Харитон Артемьич, — уклончиво ответил Михей Зотыч, моргая и шамкая. — Господь даде, господь отъя… Ох, не возьмем с собой ничего, миленький! Все это суета.
— Все
под Богом ходим, Ермолай Семеныч… Кому уж где Господь кончину пошлет.
— Да. Как женщины увидали, сичас вразброд. Банчик сичас ворота. Мы
под ворота. Ну, опять нас загнали, — трясемся. «Чего, говорит, спужались?» Говорим: «Влашебник
ходит». Глядим, а она женскую рубашку одевает в предбаннике. Ну, барышня вышла. Вот греха-то набрались! Смерть. Ей-богу, смерть что было: стриженая, ловкая, как есть мужчина, Бертолева барышня называется.
— Что жив… Известно, все
под богом ходим.
Что проку в том, что впереди все до последней нитки известно, если в чреве этой известности нельзя найти ничего другого, кроме пословицы:"Известно, что все мы
под богом ходим".
Но Марья Петровна уже вскочила и выбежала из комнаты. Сенечка побрел к себе, уныло размышляя по дороге, за что его наказал
бог, что он ни
под каким видом на маменьку потрафить не может. Однако Марья Петровна скоро обдумалась и послала девку Палашку спросить"у этого, прости господи, черта", чего ему нужно. Палашка воротилась и доложила, что Семен Иваныч в баньку желают
сходить.
Как нарочно все случилось: этот благодетель мой, здоровый как бык, вдруг ни с того ни с сего помирает, и пока еще он был жив, хоть скудно, но все-таки совесть заставляла его оплачивать мой стол и квартиру, а тут и того не стало: за какой-нибудь полтинник должен был я бегать на уроки с одного конца Москвы на другой, и то слава
богу, когда еще было
под руками; но
проходили месяцы, когда сидел я без обеда, в холодной комнате, брался переписывать по гривеннику с листа, чтоб иметь возможность купить две — три булки в день.
— Ей-богу! в покоях косяки все покривились; пол так и
ходит под ногами; через крышу течет. И поправить-то не на что, а на стол подадут супу, ватрушек да баранины — вот вам и все! А ведь как усердно зовут!
В догматике ее рассказывается, что
бог Саваоф, видя, что христианство пало на земле от пришествия некоего антихриста из монашеского чина, разумея, без сомнения,
под этим антихристом патриарха Никона […патриарх Никон — в миру Никита Минов (1605—1681), выдающийся русский религиозный деятель.],
сошел сам на землю в лице крестьянина Костромской губернии, Юрьевецкого уезда, Данилы [Данила Филиппов (ум. в 1700 г.) — основатель хлыстовской секты.], или, как другие говорят, Капитона Филипповича; а между тем в Нижегородской губернии, сколько мне помнится, у двух столетних крестьянских супругов Сусловых родился ребенок-мальчик, которого ни поп и никто из крестьян крестить и воспринять от купели не пожелали…
Вот проведал мой молодец, с чем
бог несет судно. Не сказал никому ни слова, пошел с утра, засел в кусты, в ус не дует.
Проходит час,
проходит другой, идут, понатужившись, лямочники, человек двенадцать, один за другим, налегли на ремни, да и кряхтят, высунув языки. Судишко-то, видно, не легонько, да и быстрина-то народу не
под силу!
— Ах нет, маменька, не говорите! Всегда он… я как сейчас помню, как он из корпуса вышел: стройный такой, широкоплечий, кровь с молоком… Да, да! Так-то, мой друг маменька! Все мы
под Богом ходим! сегодня и здоровы, и сильны, и пожить бы, и пожуировать бы, и сладенького скушать, а завтра…
9-еапреля. Возвратился из-под начала на свое пепелище. Тронут был очень слезами жены своей, без меня здесь исстрадавшейся, а еще более растрогался слезами жены дьячка Лукьяна. О себе молчав, эта женщина благодарила меня, что я пострадал за ее мужа. А самого Лукьяна
сослали в пустынь, но всего только, впрочем, на один год. Срок столь непродолжительный, что семья его не истощает и не евши. Ближе к
Богу будет по консисторскому соображению.
— Нет, мужчины совсем наоборот… Взять вот хоть вас. Вот сейчас сидим мы с вами, разговариваем, а где-нибудь растет девушка, которую вы полюбите, и женитесь, заведете деток… Я это к слову говорю, а не из ревности. Я даже рада буду вашему счастью… Дай
бог всего хорошего и вам и вашей девушке. А
под окошечком у вас все-таки
пройду…
— Да вы, маменька, то подумайте: оборотистого, хорошего человека, который живет с настоящим понятием, вы боитесь, а того не боитесь, что вы сегодня живы и здоровы, а завтра
бог весть… Не к тому слово говорится, маменька, что я смерти вашей желаю, а к примеру: все
под Богом ходим. Вот я и моложе вас, а чуть ноне совсем ноги не протянула…
— Нехорошие ты слова, Аленушка, выговариваешь, чтобы после не покаяться… Все
под Богом ходим. Может, Зотушка-то еще лучше нас проживет за свою простоту да за кротость. Вот ужо Господь-то смирит вас с братцем-то Гордеем за вашу гордость.
Марфа Петровна видела, как приехала Алена Евстратьевна, и все поняла без объяснений: случай вышел не в руку; ну да все
под Богом ходим, не век же будет жить в Белоглинском эта гордячка.
— Что это, боярин? Уж не о смертном ли часе ты говоришь? Оно правда, мы все
под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать, что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю
под колокольный звон раздастся: «Тебе
бога хвалим», — ты будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой дороги? Ну что?
Дело в том, что manet omnes una nox, [Всех ожидает одна ночь (лат.).] то есть все мы
под богом ходим; я стар, болен и потому нахожу своевременным регулировать свои имущественные отношения постольку, поскольку они касаются моей семьи.
— А что ж! Все
под богом ходим. Разве уж в меня и влюбиться нельзя?
— Ваше высокоблагородие… — проговорил Редька, тихо пошевелив губами, — ваше высокоблагородие, осмелюсь доложить… все
под богом ходим, всем помирать надо… Дозвольте правду сказать… Ваше высокоблагородие, не будет вам царства небесного!
— Ничего не найдется. О том, что ли, толковать, что все мы
под богом ходим, так оно уж и надоело маленько. А об другом — не об чем. Кончится тем, что посидим часок да и уйдем к Палкину, либо в Малоярославский трактир. Нет уж, брат, от судьбы не уйдешь! Выспимся, да и на острова!
— Молчи! — продолжал Лежнев. — Каждый остается тем, чем сделала его природа, и больше требовать от него нельзя! Ты назвал себя Вечным Жидом… А почему ты знаешь, может быть, тебе и следует так вечно странствовать, может быть, ты исполняешь этим высшее, для тебя самого неизвестное назначение: народная мудрость гласит недаром, что все мы
под Богом ходим. Ты едешь, — продолжал Лежнев, видя, что Рудин брался за шапку. — Ты не останешься ночевать?
Все мы
под Богом ходим, все тщетно спрашиваем себя: что сей сон значит?
— Конечно, покуда это еще идеал, — прибавил он скромно, — но первые шаги к осуществлению его уже сделаны. Не далее как неделю тому назад, встретил я на станции действительного статского советника Фарафонтьева, который прямо сказал мне: «Ты, брат, не смущайся тем, что ты только становой! все мы
под Богом ходим!»
— Что говорить, все
под богом ходим….
К этим неразлучным друзьям присоединился высокий рыжий хохол Середа,
бог знает, какими ветрами занесенный на Урал; он молча
ходил за Кривополовым и Дружковым, пил, если приглашали, и
под нос себе мурлыкал какую-то хохлацкую песенку.
Прошло лет семь. Не считаю нужным рассказывать, что именно происходило со мной в течение всего этого времени. Помаялся я таки по России, заезжал в глушь и в даль, и слава
богу! Глушь и даль не так страшны, как думают иные, и в самых потаенных местах дремучего леса,
под валежником и дромом, растут душистые цветы.
А кто порукой.
Что наше войско враг не одолеет,
Что врозь оно не разбежится, прежде
Чем мы Москву перед собой увидим?
Не хуже нас
ходили воеводы!
Со всех концов бесчисленное войско
Шло
под Москву громовой черной тучей.
Да не дал
Бог; все розно разошлись.
Так как же хочешь ты, чтоб с горстью войска
Я шел к Москве! Мне с Господом не спорить!
Боровцов. Все
под Богом ходим. Я тебе помогал в твоей бедности, пока я был в силах.
— То-то, что
под богом мы нынче
ходим. Сегодня
сошло, а завтра нет. Ехидные нынче люди пошли: испытывают. Иной целый разговор с тобой ведет: ты думаешь, он вправду, а он на смех! Вот, года три назад, пришла ко мне бумага насчет распространения специяльных идей. Натурально — письмоводителя: какие, мол, такие специяльные идеи? — А это, говорит, по акцизной части, должно быть. Ну, мне что: по акцизной так по акцизной! — отвечай, братец! Ан после оказалось, что он мне на смех акцизную-то часть ввел!
— Слушай, Аксинья, — говорил хозяйке своей Патап Максимыч, — с самой той поры, как взяли мы Груню в дочери, Господь, видимо, благословляет нас. Сиротка к нам в дом счастье принесла, и я так в мыслях держу: что ни подал нам
Бог, — за нее, за голубку, все подал. Смотри ж у меня, — не ровен час, все
под Богом ходим, — коли вдруг пошлет мне Господь смертный час, и не успею я насчет Груни распоряженья сделать, ты без меня ее не обидь.
— Ну, с
богом! — Перекрестились, пошли.
Прошли через двор
под кручь к речке, перешли речку, пошли лощиной. Туман густой, да низом стоит, а над головой ввезды виднешеньки. Жилин по звездам примечает, в какую сторону идти. В тумане свежо, идти легко, только сапоги неловки — стоптались, Жилин снял свои, бросил, пошел босиком. Попрыгивает с камушка на камушек да ва звезды поглядывает. Стал Костылин отставать.
Рассказывают, что на гору Городину
сходил бог Саваоф,
под именем «верховного гостя», что долгое время жил он среди людей Божьих, и недавно еще было новое его сошествие в виде иерусалимского старца.
— Нельзя без того, друг любезный, — он говорил, — дело торговое, опять же мы
под Богом ходим. Не ровен случай, мало ль что с тобой аль со мной сегодня же может случиться? Сам ты, Герасим Силыч, понимать это должо́н…
Вслух прочел письмо Иван Григорьич. Все молчат, призадумались, нежданное известье озадачило всех. Каждый подумал: «Все
под Богом ходим, со всяким то же может случиться».
— Да вот, известие такое я привезла. Что ж, все
под Богом ходим…
— Все
под Богом-с, — выговорил он, встал и начал, потирая руки, скоро
ходить по комнате.
— Хотя мы и не москвитяне, не земляки твои, однако такие же русские, — сказал Назарий, — такие же православные христиане,
ходим с вами
под одним небом, поклоняемся одному
Богу, греемся почти одною кровью и баюкает нас одна мать — Русь святая.
— Хотя мы не московитяне, не земляки твои, однако, такие же русские, — сказал Назарий, — такие же православные христиане,
ходим с вами
под одним небом, поклоняемся одному
Богу, греемся почти одной кровью и баюкает нас одна мать — Русь святая.
— Что вы его уже
ссылаете под новое небо. Он может еще вывернуться, а дело быть прекращенным. Наконец, его могут оправдать. Наши присяжные ведь часто судят, как
Бог им на душу положит, — улыбнулся Вознесенский.