Неточные совпадения
Он бродил без цели. Солнце заходило. Какая-то особенная тоска начала сказываться ему в последнее время. В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным, вечным, предчувствовались безысходные годы этой
холодной мертвящей тоски, предчувствовалась какая-то вечность на «аршине
пространства». В вечерний час это ощущение обыкновенно еще сильней начинало его мучить.
Уже Паскаль испытывал ужас перед бесконечностью
пространств и остро почувствовал потерянность человека в чуждом и
холодном бесконечном мире.
Только на самом северном конце равнины, где местность вновь делается холмистою, природа на небольшом
пространстве, у преддверия в вечно
холодное море, точно хочет улыбнуться на прощанье; на карте Крузенштерна, относящейся к этой местности, изображен стройный лиственничный лес.
Нельзя сказать, чтоб дрозды и с прилета были очень дики, но во множестве всякая птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным на большом
пространстве, по мелкому голому лесу или также по голой еще земле, весьма неудобно: сейчас начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они сами пугают друг друга, и много их в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный охотник, что ему случилось в одну весьма
холодную зиму убить на родниках в одно поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое] хотя с прилета и дорожишь ими.
Я сидел на полу возле кровати — какой отчаянно-холодный пол — сидел молча. Мучительный холод снизу — все выше, все выше. Вероятно, такой же молчаливый холод там, в синих, немых междупланетных
пространствах.
Погода была мерзкая. Сырой снег, разносимый
холодным, резким ветром, слепил глаза. Фонари издавали бледно-желтый свет, который еле освещал на небольшое
пространство сырую туманную мглу.
Ничего этого нет! Ни золота, ни отблесков, ни глубокой мечтательной синевы, порождающей обманчивые образы и грезы. Стоит приблизиться к этому облаку, войти в него, и тотчас же исчезнет вся эта мишура… Останется то, что есть на самом деле: бесчисленное множество водяных пузырьков,
холодная, пронизывающая, слякотная сырость, покрывающая огромные
пространства, мертвая, невыразительная, бесцветная. И от времени до времени ее прорезывает бессмысленный, страшный и такой же
холодный скрежет…
Был конец февраля; оттепель угрожала вьюгой; серенький туман висел над землёю, скрывая небо, сузив
пространство до размеров опрокинутой над Артамоновым чаши; из неё медленно сыпалась сырая,
холодная пыль; тяжело оседая на волосах усов, бороды, она мешала дышать.
«Высочайшая минута» проходит. Возвращается ненавистное время — призрачная, но неотрывно-цепкая форма нашего сознания. Вечность превращается в жалкие пять секунд, высшая гармония жизни исчезает, мир снова темнеет и разваливается на хаотические, разъединенные частички. Наступает другая вечность —
холодная и унылая «вечность на аршине
пространства». И угрюмое время сосредоточенно отмеривает секунды, часы, дни и годы этой летаргической вечности.
И вот в царство этой мертвенно-безжизненной любви —
холодной, как заоблачные
пространства, — опять врывается носительница живой, горячей жизни — Наташа.
«Раскольников бродил без цели. Солнце заходило. Какая-то особенная тоска начала сказываться ему в последнее время. В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным, вечным, предчувствовались безысходные годы этой
холодной мертвящей тоски, предчувствовалась какая-то вечность «на аршине
пространства».
С этим связан ужас Паскаля перед необъятными
пространствами, совершенно
холодными к человеку и его судьбе.