Неточные совпадения
Тишина росла, углублялась, вызывая неприятное ощущение, — точно опускался пол,
уходя из-под ног. В кармане жилета замедленно щелкали часы, из кухни доносился острый запах соленой рыбы. Самгин открыл форточку, и, вместе с
холодом, в комнату влетела воющая команда...
Хорошо. Отчего же, когда Обломов, выздоравливая, всю зиму был мрачен, едва говорил с ней, не заглядывал к ней в комнату, не интересовался, что она делает, не шутил, не смеялся с ней — она похудела, на нее вдруг пал такой
холод, такая нехоть ко всему: мелет она кофе — и не помнит, что делает, или накладет такую пропасть цикория, что пить нельзя — и не чувствует, точно языка нет. Не доварит Акулина рыбу, разворчатся братец,
уйдут из-за стола: она, точно каменная, будто и не слышит.
А между тем время
уходит, приближается срок закладной — и перед бедной женщиной, которая уповала дожить свой век в своем домишке, вдруг разверзается страшная перспектива
холода и голода с увечной дочерью и маленькою внучкою.
Славно, говорят любители дороги, когда намерзнешься, заиндевеешь весь и потом ввалишься в теплую избу, наполнив
холодом и избу, и чуланчик, и полати, и даже под лавку дунет
холод, так что сидящие по лавкам ребятишки подожмут голые ноги, а кот
уйдет из-под лавки на печку…
Вообще зима как-то не к лицу здешним местам, как не к лицу нашей родине лето. Небо голубое, с тропическим колоритом, так и млеет над головой; зелень свежа; многие цветы ни за что не соглашаются завянуть. И всего продолжается
холод один какой-нибудь месяц, много — шесть недель. Зима не успевает воцариться и, ничего не сделав,
уходит.
В моей комнате стояла кровать без тюфяка, маленький столик, на нем кружка с водой, возле стул, в большом медном шандале горела тонкая сальная свеча. Сырость и
холод проникали до костей; офицер велел затопить печь, потом все
ушли. Солдат обещал принесть сена; пока, подложив шинель под голову, я лег на голую кровать и закурил трубку.
— Брат Окулка-то, — объяснил Груздев гостю, когда Тараско
ушел в кухню за жареным. — А мне это все равно: чем мальчонко виноват? Потом его паром обварило на фабрике… Дома
холод да голод. Ну, как его не взять?.. Щенят жалеют, а живого человека как не пожалеть?
— Заранее уж, видно, запасено было там всего…
холода только уж их повыгнали оттуда: прислали сначала повинную, а потом и сами пришли. Тот, впрочем, который исправника убил, скрылся совсем куды-то, в какой-нибудь скит ихней, надо быть,
ушел!..
Мать кивнула головой. Доктор
ушел быстрыми, мелкими шагами. Егор закинул голову, закрыл глаза и замер, только пальцы его рук тихо шевелились. От белых стен маленькой комнаты веяло сухим
холодом, тусклой печалью. В большое окно смотрели кудрявые вершины лип, в темной, пыльной листве ярко блестели желтые пятна — холодные прикосновения грядущей осени.
— Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же уцелела и осталась жить там, за Стенами. Голые — они
ушли в леса. Они учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли горячую, красную кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от радости, от бешеного гнева, от
холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, — мы хотим…
Большинство не
уходило дальше своего же леса и скиталось там, несмотря на зимний
холод, все время, покуда длилась процедура отвоза.
Всем известная приветливость и любезное обращение г. Балалайкина (кто из клиентов
уходил от него без папиросы?) в значительной степени скрашивали его телесные недостатки; что же касается до невесты, то красотою своею она напоминала знойную дочь юга, испанку. Дайте ей в руки кастаньеты — и вот вам качуча! И зной и
холод, и страстность и гордое равнодушие, и движение и покой — все здесь соединилось в одном гармоническом целом, и образовало нечто загадочное, отвратительно-пленительное…
Я так и присел, точно ушибленный его словами, все внутри у меня облилось
холодом. А он
ушел, не оглянувшись, еще более подавив спокойствием своим.
Старик тяжело поднялся со стула и, нетвердо ступая босыми ногами, согнувшись,
ушел из комнаты. Фома посмотрел вслед отцу, колющий
холод страха сжал его сердце. Наскоро умывшись, он спешно пошел в сад.
Дождь смочил его платье; он почувствовал дрожь
холода и
ушел в дом…
Возрастающее отчуждение мне было больно. Я жалел о том времени, когда я мог жить с товарищами общей жизнью. Но истина, — говорил к себе, — есть истина, то есть нечто объективное, отчего можно отвернуться лишь на время. Все равно она напомнит о себе этим душевным
холодом, и скрежетом. От нее не
уйдешь, и отворачиваться от нее нечестно.
К ощущениям
холода, пустоты и постоянного ровного страха свелась жизнь шайки, и с каждым днем таяла она в огне страданий: кто бежал к богатому и сильному, знающемуся с полицией Соловью, кто
уходил в деревню, в город, неизвестно куда.
Брр! Дрожь меня по жилам пробирает!
Ведь, право, ничему не верит он,
Все для него лишь трын-трава да дудки,
А на меня могильный
холод веет,
И чудится мне, будто меж гробниц
Уже какой-то странный ходит шепот.
Ух, страшно здесь!
Уйду я за ограду!
— Не к чему мне тут быть, разве это моё дело! Сам я бог, пастырь всего скота земного, да! И
уйду завтра в поле! На что загнали меня сюда, в
холод, в темноту?. Моё ли дело?
Вернется, бывало, вместе со стадом в избу — на дворе стужа смертная, вся она окоченела от
холода, — ноги едва движутся; рубашонка забрызгана сверху донизу грязью и еле-еле держится на посиневших плечах; есть хочется; чем бы скорее пообедать, закутаться да на печку, а тут как раз подвернется Домна, разгневанная каким-нибудь побочным обстоятельством, снова
ушлет ее куда вздумается или, наконец, бросит ей в сердцах кусок хлеба, тогда как другие все, спустившись с полатей, располагаются вокруг стола с дымящимися щами и кашею.
Поддавшись какому-то грустному обаянию, я стоял на крыше, задумчиво следя за слабыми переливами сполоха. Ночь развернулась во всей своей холодной и унылой красе. На небе мигали звезды, внизу снега
уходили вдаль ровною пеленой, чернела гребнем тайга, синели дальние горы. И от всей этой молчаливой, объятой
холодом картины веяло в душу снисходительною грустью, — казалось, какая-то печальная нота трепещет в воздухе: «Далеко, далеко!»
Ему захотелось скорее
уйти из этой комнатки, прежде такой светлой и уютной, а теперь пропитанной удушающим запахом гнили и странным
холодом.
Было темно, как в печной трубе, деревня, придавленная тяжёлой сыростью, вся в землю
ушла, только мельницы, размахнувшись мёртвыми крыльями, словно собрались лететь, но бессильны оторваться от холма, связанные
холодом и ночью.
И вот меня зарывают в землю. Все
уходят, я один, совершенно один. Я не движусь. Всегда, когда я прежде наяву представлял себе, как меня похоронят в могиле, то собственно с могилой соединял лишь одно ощущение сырости и
холода. Так и теперь я почувствовал, что мне очень холодно, особенно концам пальцев на ногах, но больше ничего не почувствовал.
— Сначала меня от
холода в жар бросило, — продолжал Мерик, — а когда вытащили наружу, не было никакой возможности, лег я на снег, а молоканы стоят около и бьют палками по коленкам и локтям. Больно, страсть! Побили и
ушли… А на мне всё мерзнет, одежа обледенела, встал я, и нет мочи. Спасибо, ехала баба, подвезла.
Но вот пахнуло сыростью; почтальон глубже
ушел в воротник, и студент почувствовал, как неприятный
холод пробежал сначала около ног, потом по тюкам, по рукам, по лицу.
Около моря орочи живут только летом во время хода рыбы, а осенью с наступлением
холодов они
уходят вверх по реке. [Теперь на реке Копи большое русское селение.] Там у них есть зимние жилища, там они занимаются охотой и соболеванием.
Иван Матвеич кладет перо, встает из-за стола и садится на другой стул. Проходит минут пять в молчании, и он начинает чувствовать, что ему пора
уходить, что он лишний, но в кабинете ученого так уютно, светло и тепло, и еще настолько свежо впечатление от сдобных сухарей и сладкого чая, что у него сжимается сердце от одной только мысли о доме. Дома — бедность, голод,
холод, ворчун-отец, попреки, а тут так безмятежно, тихо и даже интересуются его тарантулами и птицами.
Холодно, холодно в нашем домишке. Я после обеда читал у стола, кутаясь в пальто. Ноги стыли,
холод вздрагивающим трепетом проносился по коже, глубоко внутри все захолодело. Я подходил к теплой печке, грелся, жар шел через спину внутрь. Садился к столу, — и
холод охватывал нагретую спину. Вялая теплота бессильно
уходила из тела, и становилось еще холоднее.
«А вдруг она в деревню
ушла! — думал Григорий Семеныч, дрожа от беспокойства и
холода. — Ежели ее в беседке нет, то придется в деревню посылать».
Полицейские избы или будки существовали только на главных улицах и то не при всякой рогатке; в
холод, в дождик, рогаточный караульный спокойно
уходил себе спать на свой двор; дисциплины между рогатниками не существовало: вместо одной инстанции явились две, полицейское управление и сыскной приказ.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою
холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснились в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хороводы и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных,
ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющею улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда-то.
Предоставляя им любить меня и верить в мое непреложное познание жизни, я даю им счастливую возможность хотя бы на время
уйти от
холода жизни, ее мучительных сомнений и вопросов.
— Только бы они
холоду не напустили сразу… Шепни Вере Ивановне, чтобы она сейчас не
уходила; мне нужно с ней условиться насчет завтрашнего дня, — послал Стягин вдогонку Лебедянцеву, дошедшему до двери на площадку.