Дон Жуан

Здесь жди меня.

Помилуйте, сеньор,

Нельзя ли выбрать вам другое место?

Ведь это есть то самое кладбище,

Где погребен убитый командор!

Смотрите — вон и памятник его!

Весь мраморный, на мраморном коне;

У, как на нас он сверху смотрит строго!

Ее отсюда вилла недалеко,

Сюда же ночью не придет никто.

Здесь жди меня, я до зари вернуся.

Брр! Дрожь меня по жилам пробирает!

Ведь, право, ничему не верит он,

Все для него лишь трын-трава да дудки,

А на меня могильный холод веет,

И чудится мне, будто меж гробниц

Уже какой-то странный ходит шепот.

Ух, страшно здесь! Уйду я за ограду!

Люблю меж этих старых плит

Прогуливаться в час вечерний.

Довольно смешанно здесь общество лежит,

Между вельмож есть много черни;

Но это не беда, а жаль, что посещать

Иные мне нельзя гробницы:

Здесь есть две-три отроковицы,

Пять-шесть еретиков, младенцев дюжин с пять

К которым мне нельзя и носу показать.

Под веденьем небесной силы

Их состоят могилы;

Мне портят ангелы житье.

Не нужно напрягать им слуха,

Сейчас проведают по духу,

Такое тонкое чутье!

Уж я их слышу приближенье…

Ну, так и есть, явилися сюда…

Мое нижайшее почтенье,

Слуга покорный, господа!

Оставь усопшим их забвенье,

Оставь гробы до Страшного суда,

Не преступай священного предела!

На этот раз до мертвых нет мне дела.

Иной заботой занят я.

Вы помните, друзья,

Наш давний спор про дон Жуана?

Я говорил, что поздно или рано

Он будет мой. И что ж? Свет победила мгла,

Не понял той любви святого он значенья,

Которая б теперь спасти его могла,

И слепо он свершит над нею преступленье.

В безмолвии ночи

Мы с ним говорили,

Мы спящие очи

Его прояснили,

Из тверди небесной

К нему мы вещали

И мир бестелесный

Ему показали.

Он зрел, обновленный,

В чем сердца задача,

И рвался к нам, сонный,

Рыдая и плача;

В дневной же тревоге

Земное начало

Опять от дороги

Его отвращало;

Он помнил виденье,

Но требовал снова

Ему примененья

Средь мира земного,

Пока его очи

Опять не смежались

И мы, среди ночи,

Ему не являлись;

И вновь он преступный

Гнал замысл обратно,

И мысли доступна,

И сердцу понятна

Стремленья земного

Была неудача,

И наш он был снова,

Рыдая и плача!

Я вижу из сего, что путь его двойной,

И сам он, кажется, двоится:

Во сне он ваш, но наяву он мой —

На этом я согласен помириться!

Высокой он душой на ложь ожесточен,

Неверие его есть только плод обмана.

Сгубить лишь на земле ты можешь дон Жуана,

Но в небе будет он прощен!

Тогда бы в небе толку было мало!

Он сердится на ложь, — сердиться волен всяк,

Но с правдой ложь срослась и к правде так

пристала,

Что отскоблить ее нельзя никак!

А он скоблит сплеча, да уж едва ли

Насквозь не проскоблил все истины скрижали

Не верит на слово он никому ни в чем;

Веков работу предприняв сначала,

Он хочет все, что нам преданье завещало,

Своим исследовать умом.

Немножко щекотливо это!

Я сам ведь враг авторитета,

Но пообтерся меж людьми;

Беда все отрицать! В иное надо верить,

Не то пришлось бы, черт возьми,

Мне самого себя похерить!

Лукаво ты его смущал,

Ты истощил его терпенье,

И гнаться он устал за тою беглой тенью,

Что лживо на земле ему ты показал.

Прошу покорно извиненья!

Конечно, я его морочил много лет,

Но нынешний его предмет

Есть между всеми исключенье.

Могу вам доложить, без лести и похвал,

Она точь-в-точь на свой походит идеал,

И даже самому мне странно,

Что в форму вылилась так чисто донна Анна.

Когда б ее сумел он оценить,

Свершилось бы неслыханное чудо,

Моих сетей разорвалась бы нить

И со стыдом бы мне пришлось бежать отсюда.

Но слеп он, словно крот. К чему ж еще обман?

Уж нечего мне боле добиваться;

Могу я руки положить в карман

И зрителем в комедии остаться.

Без цели за него идет у нас борьба,

Теперь бы отдохнуть могли мы;

Влияний наших нет — влечет его судьба

И неизбежности закон неумолимый!

Вкруг дел людских загадочной чертой

Свободы грань очерчена от века;

Но без насилья может в грани той

Вращаться вольный выбор человека.

Лишь если он пределы перейдет,

В чужую область вступит святотатно,

Впадает он в судьбы водоворот

И увлечен теченьем невозвратно.

В тревоге дум, в разгаре мощных сул

Жуан блуждает, дерзостен и страстен,

Но за черту еще он не ступил

И к правде он еще вернуться властен.

Лукавый дух, бежишь ты со стыдом!

Святой любви таящееся чувство

Сознает он.

Я сомневаюсь в том.

Я отказался здесь от всякого искусства,

На гвоздик я свою повесил сеть;

Но к милой он пошел, совсем уж сбитый с толку,

И вам, я думаю, пришлось бы покраснеть,

Когда б на них теперь вы поглядели в щелку!

Он к истине придет! Его туманный взор

Уже провидел луч божественного света!

А что есть истина? Вы знаете ли это?

Пилат[17] на свой вопрос остался без ответа,

А разрешить загадку — сущий вздор:

Представьте выпуклый узор

На бляхе жестяной. Со стороны обратной

Он в глубину изображен;

Двояким способом выходит с двух сторон

Одно и то же аккуратно.

Узор есть истина. Господь же бог и я —

Мы обе стороны ея;

Мы выражаем тайну бытия —

Он верхней частью, я исподней,

И вот вся разница, друзья,

Между моей сноровкой и господней.

Когда, как хор одушевленный,

Земля, и звезды, и луна

Гремят хвалой творцу вселенной,

Себя со злобою надменной

Ему равняет Сатана!

Но беса умствованья ложны,

Тождествен с истиною тот,

Кого законы непреложны,

Пред чьим величием ничтожны

Равно кто любит иль клянет!

Как звездный блеск в небесном поле

Ясней выказывает мгла,

Так на твою досталось долю

Противуречить божьей воле,

Чтоб тем светлей она была!

Известно, что от всякого контроля

Должны выигрывать дела.

Два разнородные начала,

Тому равно подвластны мы,

Кого премудрость указала, —

Нам быть глаголом идеала,

Тебе же быть глаголом тьмы!

Согласен и на то. Без комплимента,

Мы, значит, вроде парламента;

Мы, так сказать, правления весы.

Сознайтесь, что господь здесь только для красы;

Он символ лишь замысловатый;

Делами ж правим мы, две равные палаты;

Точней: коль на него посмотришь с двух сторон,

Выходит, вы да я, мы совокупно — он.

Разрыв наш — только умозренье,

Но в самом деле мы одно;

А для пустого развлеченья

Дробиться целому смешно.

Пора двух половин устроить сочетанье;

Химически смешав со злобою любовь,

В итог бесстрастия сольемся вновь

И погрузимся в самосозерцанье!

А мир советую предать его судьбе,

Как заведенную раз навсегда машину.

Когда же внешности с себя мы смоем тину

И будем сами по себе —

Какое дело нам, каким путем к сознанью,

С какого именно конца,

С парадного иль с черного крыльца,

Придет какой-нибудь маркезе де Маранья?

Едино, цельно, неделимо,

Полно созданья своего,

Над ним и в нем невозмутимо

Царит от века божество,

Осуществилося в нем ясно,

Чего постичь не мог никто:

Несогласимое согласно,

С грядущим прошлое слито,

Совместно творчество с покоем,

С невозмутимостью любовь,

И возникают вечным строем

Ее созданья вновь и вновь.

Всемирным полная движеньем,

Она светилам кажет путь,

Она нисходит вдохновеньем

В певца восторженную грудь;

Цветами рдея полевыми,

Звуча в паденье светлых вод,

Она законами живыми

Во всем, что движется, живет.

Всегда различна от вселенной,

Но вечно с ней съединена,

Она для сердца несомненна,

Она для разума темна.

Замолкни, жалкий сын паденья,

И слов язвительных не трать —

Тебе святого провиденья

Душой холодной не понять!

Я только пошутил. Хотел вам доказать я,

Что всем системам, без изъятья,

Есть в беспредельности простор

И что, куда мы наш ни кинем взор,

Мы, метя в круг неизмеримый,

Никак попасть не можем мимо.

В той области, где центра нет,

Где центром служит каждый пункт

случайный,

Где вместе явно все и тайно

И где условны мрак и свет, —

Там все воззрения возможны,

Все равно верны или равно ложны.

Поэтому и ваш я допускаю взгляд,

И если на явлений ряд

С известной точки посмотрю я,

Готов, как вы, кричать я: «Аллилуя![18]

Ура! Осанна! Свят, свят, свят!»

Усердья моего ничье не перевысит;

Досадно то, что результат

От точки зрения зависит.

Царь тьмы, к чему двусмысленная речь?

К тому, чтоб вас предостеречь

От бесполезного старанья

Спасти Жуана де Маранья.

Какую б нам систему ни принять:

Систему веры иль рацьоналисма,

Деисма или пантеисма,

Хоть все до одного оттенки перебрать,

Которыми привыкла щеголять

Философическая присма, —

Того, кто промысла отвергнул благодать,

Но сесть не хочет в кресла фаталисма,

А прет себе вперед, и в сторону, и вспять,

Как по льду гладкому скользя, —

Спасти нельзя!

Господь! Постигнуть дай Жуану,

Что смутно видел он вдали!

Души мучительную рану

Сознаньем правды исцели!

Но если, тщетно званный нами,

Он не поймет твоей любви,

Тогда сверкающий громами

Свой гневный лик ему яви,

Да потрясет твой зов могучий

Его, как голос судных труб!

На эти чудеса господь довольно скуп

И скромно прячется за тучей,

Когда гремит. На всякий случай

Позвольте мне сюда ту силу пригласить,

Которая, без воли и сознанья,

Привыкла первому служить,

Кто только даст ей приказанье.

Кто б ей ни овладел, порок иль благодать,

Слепа, могуча, равнодушна,

Готова сила та крушить иль созидать,

Добру и злу равно послушна.

Ты, что философы зовут душой земли,

Ты, что магнитный ток сквозь мир всегда струила,

Услышь теперь мой зов, словам моим внемли,

Явись, таинственная сила!

Ты, жизненный агент, алхимиков азот,

Незримое астральное теченье,

Твой господин тебя зовет,

Явись принять его веленья!

Ты, что людской всегда питаешь пот и труд,

Ты, что так много душ сгубила.

Усердье, преданность иль как тебя зовут,

Явись, бессмысленная сила.

Является туманная фигура.

Смотрите, вот она, покрыта пеленой,

Еще не знает, чем ей выйти из тумана.

Готовься ж петлю, спутанную мной,

Рассечь иль затянуть, по выбору Жуана!

Отныне будь ему во всем подчинена:

Что б ни задумал он от прихоти иль скуки,

Все слепо исполняй. Теперь я сторона,

Я совершил свое и умываю руки!

Смотрите: ревности полна,

Уже дрожит и зыблется она,

Все виды принимать и образы готова.

Терпенье, бабушка! Жди знака или слова,

Потом уже не знай ни страха, ни любви,

Свершай, что он велит, без мысли, ни пощады

И, воплотившись раз, топчи, круши преграды —

И самого его в усердье раздави!

Постой, внемли и нам! В то страшное мгновенье

Когда на бездны край уж ступит дон Жуан,

Последнее ему неси остереженье

И духа тьмы пред ним разоблачи обман.

Тогда лишь, если он от правды отвратится, —

Его судьба да совершится!