Неточные совпадения
Степан Аркадьич получал и читал либеральную
газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. И, несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика собственно не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство и его
газета, и изменял их, только когда большинство изменяло их, или,
лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись.
Окончив
газету, вторую чашку кофе и калач с маслом, он встал, стряхнул крошки калача с жилета и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся, не оттого, чтоб у него на душе было что-нибудь особенно приятное, — радостную улыбку вызвало
хорошее пищеварение.
— Но бывает, что человек обманывается, ошибочно считая себя
лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к людям, которые убеждены, что именно они лучшие люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь,
газеты…
Ловя отдельные фразы и куски возбужденных речей, Самгин был уверен, что это
лучше, вернее, чем книги и
газеты, помогает ему знать, «чем люди живы».
Затем он вспомнил, что в кармане его лежит письмо матери, полученное днем; немногословное письмо это, написанное с алгебраической точностью, сообщает, что культурные люди обязаны работать, что она хочет открыть в городе музыкальную школу, а Варавка намерен издавать
газету и пройти в городские головы. Лидия будет дочерью городского головы. Возможно, что, со временем, он расскажет ей роман с Нехаевой; об этом
лучше всего рассказать в комическом тоне.
— Да, разумеется, —
лучше под крышей, чем на улицах! Но —
газеты! Они все выносят на улицу.
Вы познакомитесь с здешним обществом, почитаете
газету, выкурите сигару: все
лучше, нежели одним сидеть по нумерам.
— Муж найдется, мама. В
газетах напечатаем, что вот, мол, столько-то есть приданого, а к нему прилагается очень
хорошая невеста… За офицера выйду!
Статейки эти, говорят, были так всегда любопытно и пикантно составлены, что быстро пошли в ход, и уж в этом одном молодой человек оказал все свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра до ночи обивает пороги разных
газет и журналов, не умея ничего
лучше выдумать, кроме вечного повторения одной и той же просьбы о переводах с французского или о переписке.
Ты спросил сейчас, для чего я это все: я, видишь ли, любитель и собиратель некоторых фактиков и, веришь ли, записываю и собираю из
газет и рассказов, откуда попало, некоторого рода анекдотики, и у меня уже
хорошая коллекция.
— Что такое? Что еще за англичанин? — говорит священник. —
Газеты дело мирское и к предмету не относятся. Вот скажи
лучше, какой сегодня…
— Так это вы, Анатолий Петрович, в
газетах всех ругаете? Очень превосходно… да. Нечего сказать,
хорошая ученость — всех срамить!..
— Так прочти же
лучше ты, читай сейчас, вслух! вслух! — обратилась Лизавета Прокофьевна к Коле, с нетерпением выхватив из рук князя
газету, до которой тот едва еще успел дотронуться, — всем вслух, чтобы каждому было слышно.
Ты напрасно говоришь, что я 25 лет ничего об тебе не слыхал. Наш директор писал мне о всех лицейских. Он постоянно говорил, что особенного происходило в нашем первом выпуске, — об иных я и в
газетах читал. Не знаю,
лучше ли тебе в Балтийском море, но очень рад, что ты с моими. Вообще не очень хорошо понимаю, что у вас там делается, и это естественно. В России меньше всего знают, что в ней происходит. До сих пор еще не убеждаются, что гласность есть ручательство для общества, в каком бы составе оно ни было.
Человек — странное существо; мне бы хотелось еще от вас получить, или,
лучше сказать, получать, письма, — это первое совершенно меня опять взволновало. Скажите что-нибудь о наших чугунниках, [Чугунники — лицеисты 1-го курса, которым Энгельгардт роздал в 1817 г. чугунные кольца в знак прочности их союза.] об иных я кой-что знаю из
газет и по письмам сестер, но этого для меня как-то мало. Вообразите, что от Мясоедова получил год тому назад письмо, — признаюсь, никогда не ожидал, но тем не менее был очень рад.
А
газета, мамаша,
хорошая, и дело свое она делает — протирает глаза!
— Ну, как же. За стрельбу наша дивизия попала в заграничные
газеты. Десять процентов свыше отличного — от, извольте. Однако и жулили мы, б-батюшки мои! Из одного полка в другой брали взаймы
хороших стрелков. А то, бывало, рота стреляет сама по себе, а из блиндажа младшие офицеры жарят из револьверов. Одна рота так отличилась, что стали считать, а в мишени на пять пуль больше, чем выпустили. Сто пять процентов попадания. Спасибо, фельдфебель успел клейстером замазать.
В 1880 году издавал
газету И. И Смирнов, владелец типографии и арендатор всех театральных афиш, зарабатывавший
хорошие деньги, но всегда бывший без гроша и в долгу, так как был азартный игрок и все ночи просиживал за картами в Немецком клубе. В редких случаях выигрыша он иногда появлялся в редакции и даже платил сотрудникам. Хозяйственной частью ведал соиздатель И.М. Желтов, одновременно и книжник и трактирщик, от которого зависело все дело, а он считал совершенно лишним платить сотрудникам деньги.
И шло бы все по-хорошему с
газетой. Но вдруг поступила в контору редакции, на 18 рублей жалованья, некая барынька Мария Васильевна, и случилось как-то, что фактическое распоряжение кассой оказалось у нее в руках.
Я был приглашен для оживления московского отдела
газеты. Сразу мне предложили настолько
хорошие условия, что я, будучи обеспечен, мог все силы отдать излюбленному мной живому репортерскому делу.
Такими же моськами оказались и многие корреспонденты и редакторы
газет. Я переговорил со многими редакторами
газет, которые мне пришлось посетить. Они охотнее печатали обличительные корреспонденции только потому, что обличительное читается
лучше, показывает, что
газета никого не боится, даже самого устроителя Витте всемогущего, которого все терпеть не могли.
— Порядку, братец, нет. Мысли
хорошие, да в разбивку они. Вот я давеча
газету читал, так там все чередом сказано: с одной стороны нельзя не сознаться, с другой — надо признаться, а в то же время не следует упускать из вида… вот это — хорошо!
Зато этакой просто, как заяц, летит и службу свою мне
лучше всякой
газеты исполняет.
— Я вот сейчас вычитал в
газете проект о судебных преобразованиях в России и с истинным удовольствием вижу, что и у нас хватились, наконец, ума-разума и не намерены более, под предлогом самостоятельности там, народности или оригинальности, к чистой и ясной европейской логике прицеплять доморощенный хвостик, а, напротив, берут
хорошее чужое целиком.
Жевакин. Я тоже, в
газетах вижу объявляют о чем-то: дай-ка, думаю себе, пойду. Погода же показалась
хорошею, по дороге везде травка…
Климат
лучше нашего; города ее красивее наших; жизнь и
газеты европейские поумнее наших, но сами людишки — такая же дрянь, как и мы.
— Этого я не знаю!.. Вам самим
лучше это знать! — подхватила Елена. — Во всяком случае, — продолжала она настойчиво, — я желаю вот чего: напишите вы господам эмигрантам, что ежели они действительно нуждаются, так пусть напечатают в какой-нибудь честной, серьезной
газете парижской о своих нуждах и назначат адрес, кому бы мы могли выдать новую помощь; а вместе с тем они пояснили бы нам, что уже получили помощь и в каком именно размере, не упоминая, разумеется, при этом наших имен.
— А я еще тебя хотел завербовать в нашу
газету! — воскликнул он, — нет, уж
лучше ты не ходи… не ходи ты ко мне, ради Христа! Не раздражай меня! Белинский! Грановский! Добролюбов… и вдруг Неуважай-Корыто! Черт знает что такое!
—
Лучше, гораздо
лучше! — произнес он раздраженным голосом и готовый, вследствие озлобленного состояния духа, спорить против всего, что бы ему ни сказали. — И каким образом вы, Долгов, человек умный, не поняли, что
газета есть язва, гангрена нашего времени, все разъедающая и все опошляющая?
— Не захочу! — проговорил тот тихо. — В этом случае вам гораздо
лучше обратиться к купцам здешним: они охотно дают деньги на затеваемые в их пользу
газеты.
— Если вы нуждаетесь в деятельности и считаете себя еще способным к ней, так вам гораздо
лучше искать службы, чем фантазировать о какой-то неисполнимой
газете!.. Вы, сколько я помню, были мировым судьей!.. — сказал Бегушев Долгову.
В одно утро Тюменев сидел на широкой террасе своей дачи и пил кофе, который наливала ему Мерова. Тюменев решительно являл из себя молодого человека: на нем была соломенная шляпа, летний пиджак и узенькие брючки. Что касается до m-me Меровой, то она была одета небрежно и нельзя сказать, чтобы
похорошела: напротив — похудела и постарела. Напившись кофе, Тюменев стал просматривать
газету, a m-me Мерова начала глядеть задумчиво вдаль. Вдруг она увидела подъехавшую к их даче пролетку, в которой сидел Бегушев.
Наблюдатель. Не заметите, мы плохие физиономисты. Читают в
газетах: такой-то уличен в подделке векселей, такой-то скрылся, а в кассе недочету тысяч двести; такой-то застрелился. Кто прежде всего удивляется? Знакомые: «Помилуйте, говорят, я вчера с ним ужинал, а я играл в преферанс по две копейки. А я ездил с ним за город, и ничего не было заметно». Нет, пока физиономика не сделалась точной наукой, от таких компаний
лучше подальше.
А что касательно Америки там, так что же — сторона
хорошая, и даже в
газетах я как-то про нее читал.
Федор Иваныч (кивает головой). А ласковая девочка,
хорошая. А ведь сколько их таких пропадает, подумаешь! Только ведь промахнись раз один — пошла по рукам… Потом в грязи ее уж не сыщешь. Не хуже, как Наталья сердечная… А тоже была
хорошая, тоже мать родила, лелеяла, выращивала… (Берет
газету.) Ну-ка, что Фердинанд наш, как изворачивается?..
— Вы подумайте — будут у меня книги, то есть деньги, будут и
газеты у всех, книг купили бы, школу бы выстроили и —
хорошего учителя при ней… Вы поддержите меня! А не будете вы мне верить — и я себе верить не буду!
— Я притащил к вам маленькую повесть, которую мне хотелось бы напечатать в вашей
газете. Я вам откровенно скажу, г. редактор: написал я свою повесть не для авторской славы и не для звуков сладких… Для этих
хороших вещей я уже постарел. Вступаю же на путь авторский просто из меркантильных побуждений… Заработать хочется… Я теперь решительно никаких не имею занятий. Был, знаете ли, судебным следователем в С-м уезде, прослужил пять с лишком лет, но ни капитала не нажил, ни невинности не сохранил…
Полип этот чрезвычайно рассмешил фельетониста одной большой петербургской
газеты: вот, дескать, так эскулапы наши:
хорошие у них бывают «случайные» находки!..
— И как это есть такие умные люди, что для них
газеты лучше этих напитков, — начал мужчина с павлиньими перьями, наливая себе ликеру. — А по моему мнению, вы, господа почтенные, любите
газеты оттого, что вам выпить не на что. Так ли я говорю? Ха-ха!.. Читают! Ну а о чем там написано? Господин в очках! Про какие факты вы читаете? Ха-ха! Ну да брось! Будет тебе кочевряжиться! Выпей
лучше!
Он был и в Индии, занимался торговлей в Китае, но неудачно; потом поехал в Гаванну служить на одной сигарной фабрике, оттуда перебрался в Калифорнию, был репортером и затем редактором
газеты и — авантюрист в душе, жаждущий перемен, — приехал на Сандвичевы острова, в Гонолулу, понравился королю и скоро сделался первым министром с жалованьем в пять тысяч долларов и, как говорили, был очень
хороший первый министр и честный человек.
— Конечно, недоразумение, маркиз прав.
Газеты называют это революцией, но
лучше поверьте мне, я знаю мой народ: это простое недоразумение. Теперь они сами плачут. Как можно без короля? Тогда совсем не было бы королей, вы понимаете, какие глупости! Они ведь говорят, что можно и без Бога. Нет, надо пострелять, пострелять!
Возмущаться ядовитыми газами, а потом сказать: «Вы так, — ну, и мы так!» И возвращаться в орденах, слышать восторженные приветственные клики, видеть свои портреты в
газетах, считать себя героем, исключительно
хорошим человеком.
Тогда он писал в"Русском вестнике"и получил новую известность за свои"Мелочи архиерейской жизни", которые писал в какой-то
газете. Он таки нашел себе место и
хороший заработок; но в нем осталась накипь личного раздражения против радикального лагеря журналистики.
Суворин написал мне умное письмо с объяснением того, почему я пришелся"не ко двору"в их
газете. Главный мотив, по его толкованию, выходит такой, что они все в
газете уже спелись и каковы бы, сами по себе, ни были, жили себе потихоньку и считали себя и свою работу
хорошими, а я явился с своими взглядами, вкусами, приговорами, оценками людей, и это всех, начиная с главного редактора, стало коробить.
Но это все же
лучше того случая, когда мертвый пишет к живому; мне показывали мать, которая целый месяц получала письма от сына после того, как в
газетах прочла о его страшной смерти — он был разорван снарядом.
— Пожжаррные, приготовьсь! Рразойдитесь! Господин Оптимов, разойдитесь, ведь вам же плохо будет! Чем в
газеты на порядочных людей писать разные критики, вы бы
лучше сами старались вести себя посущественней! Добру-то не научат
газеты!
— Тем
лучше, вы постарайтесь это записать и отдать для фельетона интересной
газеты. Теперь вопрос о немецкой воле и нашем безволии в моде — и мы можем доставить этим небезынтересное чтение.
— Нет у нас теперь
хороших писателей! — вздыхает он за каждым обедом, и это убеждение вынес он не из книг. Он никогда ничего не читает — ни книг, ни
газет. Тургенева смешивает с Достоевским, карикатур не понимает, шуток тоже, а прочитав однажды, по совету Лели, Щедрина, нашел, что Щедрин «туманно» пишет.
—
Лучше бы уж не писали ничего, а то телеграммами этими только тиранят сердце каждого человека. Читает сегодня солдат
газету, радуется: «замирение!» А завтра откроешь
газету, — такая могила, и не глядел бы! Как не думали, не ждали,
лучше было. А теперь — днем мухи не дают спать, ночью — мысли. Раньше солдат целый котелок борщу съедал один, а теперь четверо из котелка едят и остается. Никому и есть-то неохота.
На днях, например, он сообщил мне важную отрасль дохода, которую я могу извлекать из моей
газеты, и сегодня же дал мне случай нажить этим способом
хорошую копейку.