Неточные совпадения
— Я ему говорю: «Иди, негодяй, и заяви
директору, чтобы этого больше не
было, иначе папа на вас на всех донесет начальнику края». Что же вы думаете? Приходит и поверит: «Я тебе больше не сын, — ищи себе другого сына». Аргумент! Ну, и всыпал же я ему по первое число! Ого-го! Теперь со мной разговаривать не
хочет. Ну, я ему еще покажу!
— Ну, и смотри, как
хочешь, кто тебе мешает!.. Кланяйся господам
директорам и инспекторам, которые выгнали
было тебя из гимназии; они все ведь из подмосковского племени.
Но Горохов
был столоначальник всем естеством своим, и притом такой столоначальник, который с минуты на минуту ждал, что его позовут в кабинет
директора и скажут:"Не
хотите ли место начальника отделения?"Поэтому, даже в такую опасную минуту, когда кофточка на груди у Наденьки распахнулась, — даже и тогда он не мог выжать из своих мозгов иной мысли, кроме:"Делу — время, потехе — час".
— И прекрасно, мой друг, делаешь, — хвалит его отец, — и я выслушиваю, когда начальник отделения мне возражает, а иногда и соглашаюсь с ним. И
директор мои возражения благосклонно выслушивает. Ну, не
захочет по-моему сделать — его воля! Стало
быть, он прав, а я виноват, — из-за чего тут горячку пороть! А чаще всего так бывает, что поспорим-поспорим, да на чем-нибудь середнем и сойдемся!
— Всех вас, молодых людей, я очень хорошо знаю, — продолжал
директор, — манит Петербург, с его изысканными удовольствиями; но поверьте, что, служа, вам
будет некогда и не на что пользоваться этим; и, наконец, если б даже в этом случае требовалось некоторое самоотвержение, то посмотрите вы, господа, на англичан: они иногда целую жизнь работают в какой-нибудь отдаленной колонии с таким же удовольствием, как и в Лондоне; а мы не
хотим каких-нибудь трех-четырех лет поскучать в провинции для видимой общей пользы!
Ей эти рассказы доставляли особое удовольствие: она сама
хотела было, после смерти мужа, держать у себя на квартире трех-четырех гимназистов, но
директор не разрешил ей, несмотря на ходатайство Передонова, — о Грушиной в городе
была дурная слава.
— Как
хотите, — сказал Передонов, — а только я тогда должен
директору сказать. Я думал по-семейному, ему же лучше бы. Может
быть, и ваш Сашенька прожженный. Еще мы не знаем, за что его дразнят девчонкой, — может
быть, совсем за другое. Может
быть, не его учат, а он других развращает.
Директор, в мундире и поддерживая шляпой шпагу, объяснил меценату подробно, отчего сени сыры и лестница покривилась (
хотя меценату до этого дела не
было); ученики
были развернуты правильной колонной; учители, сильна причесанные и с крепко повязанными галстухами, озабоченно ходили, глазами показывали что-то ученикам и сторожу, всего менее потерявшемуся.
Менялись главные начальники, менялись директоры, мелькали начальники отделения, а столоначальник четвертого стола оставался тот же, и все его любили, потому что он
был необходим и потому что он тщательно скрывал это; все отличали его и отдавали ему справедливость, потому что он старался совершенно стереть себя; он все знал, все помнил по делам канцелярии; у него справлялись, как в архиве, и он не лез вперед; ему предлагал
директор место начальника отделения — он остался верен четвертому столу; его
хотели представить к кресту — он на два года отдалил от себя крест, прося заменить его годовым окладом жалованья, единственно потому, что столоначальник третьего стола мог позавидовать ему.
№ 1.
Директор, генерал-майор Перский (из воспитанников лучшего времени Первого же корпуса). Я определился в корпус в 1822 году вместе с моим старшим братом. Оба мы
были еще маленькие. Отец привез нас на своих лошадях из Херсонской губернии, где у него
было имение, жалованное «матушкою Екатериною». Аракчеев
хотел отобрать у него это имение под военное поселение, но наш старик поднял такой шум и упротивность, что на него махнули рукой и подаренное ему «матушкою» имение оставили в его владении.
Мы опять поняли, чего
хочет наш
директор, и не позволили себе против него никакой неуместности, но демидовское угощение мы все-таки
есть не стали и нашли ему особое определение. В то самое мгновение, как первый фланговый из наших старших гренадеров протянул руку к корзине и взял горсть конфект, он успел шепнуть соседу...
Инспектор, с которым я сразу не поладил, восстановил против меня
директора: вышла сцена, я не
хотел уступить, погорячился, дело дошло до сведения начальства; я принужден
был выйти в отставку.
Обе женщины, каждая по-своему, приступили к нему с просьбами, но Бениса убеждать
было не нужно; он сказал, что это его собственная мысль, что он уже намекнул об этом
директору, но что, по несчастию, вместе с ним
был главный надзиратель, который сильно этому воспротивился и, кажется, успел склонить
директора на свою сторону; что
директор хотя человек слабый, но не злой; что надежда на успех не потеряна.
Заехали к
директору, но его не
было дома или он не
хотел нас принять.
— Мать мою взорвала такая иезуитская двуличность; она забыла предостережение Бениса и весьма горячо и неосторожно высказала свое удивление, «что г. Камашев хвалит ее сына, тогда как с самого его вступления он постоянно преследовал бедного мальчика всякими пустыми придирками, незаслуженными выговорами и насмешками, надавал ему разных обидных прозвищ: плаксы, матушкина сынка и проч., которые, разумеется, повторялись всеми учениками; что такое несправедливое гонение г. главного надзирателя
было единственною причиною, почему обыкновенная тоска дитяти, разлученного с семейством, превратилась в болезнь, которая угрожает печальными последствиями; что она признает г. главного надзирателя личным своим врагом, который присвоивает себе власть, ему не принадлежащую, который
хотел выгнать ее из больницы, несмотря на позволение
директора, и что г. Камашев, как человек пристрастный, не может
быть судьей в этом деле».
Я ведь, господа, ничего не знаю. Может
быть, это и хорошо
будет. Должен признаться, наш
директор хороший человек, даже очень хороший, умнейший, но у него такие взгляды… Конечно, не его дело, но все-таки, если
хотите, то я, пожалуй, поговорю с ним.
Но и этих трудов
было для нее не довольно: она
хотела еще непосредственнее действовать на распространение полезных знаний и добрых мыслей в обществе и для этой цели, через три месяца после своего назначения в должность
директора Академии, задумала литературный журнал.
— Ничего не знала, а у нас
был директор Ермаков, которого все знали, и он
был со всеми знаком, и с этой с графинею. Она прежде жила как все, — экозес танцевала, а потом с одним англичанином познакомилась, и ей захотелось людей исправлять. Ермаков за нас заступался, рассказывал всем, что нас «исправить можно». А она услыхала и говорит: «Ах, дайте мне одного — самого несчастного». Меня и послали. Я и идти не
хотел, а
директор говорит: «Идите — она добрая».
Мир праху твоему, скромный труженик! Маня, Варя и все женщины, бывшие на похоронах, искренно плакали,
быть может оттого, что знали, что этого неинтересного, забитого человека не любила никогда ни одна женщина. Я
хотел сказать на могиле товарища теплое слово, но меня предупредили, что это может не понравиться
директору, так как он не любил покойного. После свадьбы это, кажется, первый день, когда у меня не легко на душе…»
— И только святая обязанность, — продолжал
директор, — которую мы, присягая крестом и евангелием, приняли на себя (при этих словах он указал на образ)… обязанность! — повторил он с ударением. — Исправлять вашу нравственность, а не губить вас, заставляет нас предполагать, что большая часть из вас
были вовлечены в это преступление неумышленно, а потому
хотим только наказать зачинщиков. Извольте выдавать их.
— Владимир Николаевич, я вам
хотела сказать… Я третьего дня написала
директору банка и напомнила ему его слово, что он примет вас на службу… Он ко мне хорошо относится, я
была при его дочери, когда она
была больна дифтеритом… Он сделает…
Иван Павлович уже
был сделан вице-директором. Полагали, что это по жене, у которой такие прекрасные,
хотя,
быть может, и не безопасные знакомства.
«Частная жизнь коронованной особы может и не появляться на страницах истории; но такой небывалый еще выбор лица для государственной должности непременно подвергнет ее осуждению: сама природа, сотворив княгиню женщиной, в то же время отказала ей в возможности сделаться
директором академии наук. Чувствуя свою неспособность, она сама не
захочет быть членом какого-либо ученого общества, даже и в Риме, где можно приобрести это достоинство за несколько дукатов».