Неточные совпадения
Ой! ночка, ночка пьяная!
Не светлая, а звездная,
Не жаркая, а с ласковым
Весенним ветерком!
И нашим
добрым молодцам
Ты даром не прошла!
Сгрустнулось им по женушкам,
Оно и правда: с женушкой
Теперь бы веселей!
Иван кричит: «Я спать
хочу»,
А Марьюшка: — И я с тобой! —
Иван кричит: «Постель узка»,
А Марьюшка: — Уляжемся! —
Иван кричит: «Ой, холодно»,
А Марьюшка: — Угреемся! —
Как вспомнили ту песенку,
Без слова — согласилися
Ларец свой попытать.
Лакей был
хотя и молодой и из новых лакеев, франт, но очень
добрый и хороший человек и тоже всё понимал.
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь такое, что сделало бы
добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью для себя, он,
хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
Он чувствовал, что это независимое положение человека, который всё бы мог, но ничего не
хочет, уже начинает сглаживаться, что многие начинают думать, что он ничего бы и не мог, кроме того, как быть честным и
добрым малым.
— О, нет, папа! — горячо возразила Кити. — Варенька обожает ее. И потом она делает столько
добра! У кого
хочешь спроси! Ее и Aline Шталь все знают.
Все эти хлопоты, хождение из места в место, разговоры с очень
добрыми, хорошими людьми, понимающими вполне неприятность положения просителя, но не могущими пособить ему, всё это напряжение, не дающее никаких результатов, произвело в Левине чувство мучительное, подобное тому досадному бессилию, которое испытываешь во сне, когда
хочешь употребить физическую силу.
Сдерживая на тугих вожжах фыркающую от нетерпения и просящую хода
добрую лошадь, Левин оглядывался на сидевшего подле себя Ивана, не знавшего, что делать своими оставшимися без работы руками, и беспрестанно прижимавшего свою рубашку, и искал предлога для начала разговора с ним. Он
хотел сказать, что напрасно Иван высоко подтянул чересседельню, но это было похоже на упрек, а ему хотелось любовного разговора. Другого же ничего ему не приходило в голову.
— Решения, какого-нибудь решения, Алексей Александрович. Я обращаюсь к тебе теперь («не как к оскорбленному мужу»,
хотел сказать Степан Аркадьич, но, побоявшись испортить этим дело, заменил это словами:) не как к государственному человеку (что̀ вышло не кстати), а просто как к человеку, и
доброму человеку и христианину. Ты должен пожалеть ее, — сказал он.
— Послушай, Казбич, — говорил, ласкаясь к нему, Азамат, — ты
добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты
хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда [Гурда — сорт стали, название лучших кавказских клинков.] приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется; а кольчуга — такая, как твоя, нипочем.
— Послушай, милая,
добрая Бэла, — продолжал Печорин, — ты видишь, как я тебя люблю; я все готов отдать, чтобы тебя развеселить: я
хочу, чтоб ты была счастлива; а если ты снова будешь грустить, то я умру.
— Жена — хлопотать! — продолжал Чичиков. — Ну, что ж может какая-нибудь неопытная молодая женщина? Спасибо, что случились
добрые люди, которые посоветовали пойти на мировую. Отделался он двумя тысячами да угостительным обедом. И на обеде, когда все уже развеселились, и он также, вот и говорят они ему: «Не стыдно ли тебе так поступить с нами? Ты все бы
хотел нас видеть прибранными, да выбритыми, да во фраках. Нет, ты полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит».
— Вот тебе постель! Не
хочу и
доброй ночи желать тебе!
— Афанасий Васильевич! вашу власть и я готов над собою <признать>, ваш слуга и что
хотите: отдаюсь вам. Но не давайте работы свыше сил: я не Потапыч и говорю вам, что ни на что
доброе не гожусь.
Вы человек с
доброй душой: к вам придет приятель попросить взаймы — вы ему дадите; увидите бедного человека — вы
захотите помочь; приятный гость придет к вам —
захотите получше угостить, да и покоритесь первому
доброму движенью, а расчет и позабываете.
— А это на что похоже, что вчера только восемь фунтов пшена отпустила, опять спрашивают: ты как
хочешь, Фока Демидыч, а я пшена не отпущу. Этот Ванька рад, что теперь суматоха в доме: он думает, авось не заметят. Нет, я потачки за барское
добро не дам. Ну виданное ли это дело — восемь фунтов?
Немало было также сильно и сильно
добрых козаков между теми, которые
захотели остаться: куренные Демытрович, Кукубенко, Вертыхвист, Балабан, Бульбенко Остап.
Старый козак Бовдюг
захотел также остаться с ними, сказавши: «Теперь не такие мои лета, чтобы гоняться за татарами, а тут есть место, где опочить
доброю козацкою смертью.
— А
хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы! — говорил Попович, поворотившись перед ними на коне. И потом, поглядевши на своих, сказал: — А что ж? Может быть, ляхи и правду говорят. Коли выведет их вон тот пузатый, им всем будет
добрая защита.
— Не трошь! Мое
добро! Что
хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись!
Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..
— Сильно подействовало! — бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим.
Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много
добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы себя чувствуете?
Эта гордость,
хотя и заслуженная, не понравилась почему-то Катерине Ивановне: «в самом деле, точно без Амалии Ивановны и стола бы не сумели накрыть!» Не понравился ей тоже и чепец с новыми лентами: «уж не гордится ли, чего
доброго, эта глупая немка тем, что она хозяйка и из милости согласилась помочь бедным жильцам?
А ведь тоже, глупые, на свою волю
хотят, а выдут на волю-то, так и путаются на покор да смех
добрым людям.
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким упреком. «Поезжай, матушка! — сказал он ей со вздохом. — Мы твоему счастию помехи сделать не
хотим. Дай бог тебе в женихи
доброго человека, не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
Пугачев взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь, — сказал он, — чтоб я был государь Петр Федорович? Ну,
добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что
хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?».
— Слушай, — продолжал я, видя его
доброе расположение. — Как тебя назвать не знаю, да и знать не
хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души…
Хочу у вас спросить:
Случалось ли, чтоб вы, смеясь? или в печали?
Ошибкою?
добро о ком-нибудь сказали?
Хоть не теперь, а в детстве, может быть.
— Да я полагаю, — ответил Базаров тоже со смехом,
хотя ему вовсе не было весело и нисколько не хотелось смеяться, так же как и ей, — я полагаю, следует благословить молодых людей. Партия во всех отношениях хорошая; состояние у Кирсанова изрядное, он один сын у отца, да и отец
добрый малый, прекословить не будет.
Покойного Одинцова она едва выносила (она вышла за него по расчету,
хотя она, вероятно, не согласилась бы сделаться его женой, если б она не считала его за
доброго человека) и получила тайное отвращение ко всем мужчинам, которых представляла себе не иначе как неопрятными, тяжелыми и вялыми, бессильно докучливыми существами.
И
хотя Клим заметил, что и к нему она сегодня
добрее, чем всегда, но это тоже было обидно.
О боге она говорила, точно о
добром и хорошо знакомом ей старике, который живет где-то близко и может делать все, что
хочет, но часто делает не так, как надо.
— Пустые —
хотел ты сказать. Да, но вот эти люди — Орехова, Ногайцев — делают погоду. Именно потому, что — пустые, они с необыкновенной быстротой вмещают в себя все новое: идеи, программы, слухи, анекдоты, сплетни. Убеждены, что «сеют разумное,
доброе, вечное». Если потребуется, они завтра будут оспаривать радости и печали, которые утверждают сегодня…
— Вы представить не можете, как трудно в наши дни жить человеку, который всем
хочет только
добра… Поверьте, — добавил он еще тише, — они догадываются о вашем значении…
Красавина. Мне ведь как
хотите! Я из-за своего
добра кланяться не стану. Какая мне оказия?
— Кто же иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если
хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до
добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности.
Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Обломов
хотя и прожил молодость в кругу всезнающей, давно решившей все жизненные вопросы, ни во что не верующей и все холодно, мудро анализирующей молодежи, но в душе у него теплилась вера в дружбу, в любовь, в людскую честь, и сколько ни ошибался он в людях, сколько бы ни ошибся еще, страдало его сердце, но ни разу не пошатнулось основание
добра и веры в него. Он втайне поклонялся чистоте женщины, признавал ее власть и права и приносил ей жертвы.
— Я ведь
доброго хочу, — начала было она.
Взрослый Илья Ильич
хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет
добрых волшебниц,
хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка.
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая
добрая душа; да это золото — а не барин, дай Бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой не знаю, отроду дураком не назвал; живу в
добре, в покое, ем с его стола, уйду, куда
хочу, — вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб; мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим…
А как было пошло хорошо! Как просто познакомились они! Как свободно сошлись! Обломов был проще Штольца и
добрее его,
хотя не смешил ее так или смешил собой и так легко прощал насмешки.
— Ну,
добро, посмотрим, посмотрим, — сказала она, — если не женишься сам, так как
хочешь, на свадьбу подари им кружева, что ли: только чтобы никто не знал, пуще всего Нил Андреич… надо втихомолку…
— Отвяжись ты со своим Титом Никонычем! — вспыльчиво перебила Татьяна Марковна, — я тебе
добра хотела.
— И я
добра вам
хочу. Вот находят на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы Бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас руки, вместо вас ходил бы по полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
— Какой-то сухости, даже злости ко всему, кроме себя. Брат не рисовался совсем, он даже не сказал мне. Вы не
хотите оценить
доброй услуги.
— Да, вам эти хлопоты приятны, они занимают вас? признайтесь, вам бы без них и делать нечего было? Обедом вы
хотели похвастаться, вы
добрая, радушная хозяйка. Приди Маркушка к вам, вы бы и ему наготовили всего…
— Ты буфонишь, а я дело тебе говорила,
добра хотела.
Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая «несчастное супружество»,
хотя все говорят, что муж у ней был
добрый, смирный человек и в ее дела никогда не вмешивался. А она называет его «тираном», говорит, что молодость ее прошла бесплодно, что она не жила любовью и счастьем, и верит, что «час ее пробьет, что она полюбит и будет любить идеально».
— Я вам
добрый же совет подаю; ну,
хотите пари, что сейчас же выйдет опять zero: десять золотых, вот, я ставлю, угодно?
— Если вы говорите, что вы предвидели, что меня доведут до этого, то со стороны Катерины Николаевны, разумеется, было лишь недоумение…
хотя правда и то, что она слишком уж скоро променяла свои
добрые чувства ко мне на это недоумение…
Что мог я извлечь и из этого? Тут было только беспокойство обо мне, об моей материальной участи; сказывался отец с своими прозаическими,
хотя и
добрыми, чувствами; но того ли мне надо было ввиду идей, за которые каждый честный отец должен бы послать сына своего хоть на смерть, как древний Гораций своих сыновей за идею Рима?
Я простился со всеми: кто
хочет проводить меня пирогом, кто прислал рыбу на дорогу, и все просят непременно выкушать наливочки, холодненького… Беда с непривычки!
Добрые приятели провожают с открытой головой на крыльцо и ждут, пока сядешь в сани, съедешь со двора, — им это ничего. Пора, однако, шибко пора!