Неточные совпадения
Стародум. Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну. Надобно
захотеть решительно, а там всего будет легче не делать того, за что
б совесть угрызала.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться
хочет всем бытием своим, разум
хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была
б надежною порукою за твой разум и сердце.
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто
б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого
хочешь.
Скотинин. Митрофан! Ты теперь от смерти на волоску. Скажи всю правду; если
б я греха не побоялся, я бы те, не говоря еще ни слова, за ноги да об угол. Да не
хочу губить души, не найдя виноватого.
— Я даже изобразить сего не в состоянии, почтеннейшая моя Марфа Терентьевна, — обращался он к купчихе Распоповой, — что бы я такое наделал и как были бы сии люди против нынешнего благополучнее, если
б мне
хотя по одному закону в день издавать предоставлено было!
Ему бы смешно показалось, если
б ему сказали, что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно, тем более, что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он
хотел только того, что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого.
«Вот положение! ― думал он, ― Если
б он боролся, отстаивал свою честь, я бы мог действовать, выразить свои чувства; но эта слабость или подлость… Он ставит меня в положение обманщика, тогда как я не
хотел и не
хочу этим быть».
— Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне,
хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркадьич, пожимая его руку. — Если
б даже худшие предположения твои были справедливы, я не беру и никогда не возьму на себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
Если
б я была безнравственная женщина, я бы могла влюбить в себя ее мужа… если бы
хотела.
— Если
б я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не
хочу быть ничем другим.
— Да я не
хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не
хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если
б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
Вошел Сережа, предшествуемый гувернанткой. Если
б Алексей Александрович позволил себе наблюдать, он заметил бы робкий, растерянный взгляд, с каким Сережа взглянул на отца, а потом на мать. Но он ничего не
хотел видеть и не видал.
— Я не об вас, совсем не об вас говорю. Вы совершенство. Да, да, я знаю, что вы все совершенство; но что же делать, что я дурная? Этого бы не было, если
б я не была дурная. Так пускай я буду какая есть, но не буду притворяться. Что мне зa дело до Анны Павловны! Пускай они живут как
хотят, и я как
хочу. Я не могу быть другою… И всё это не то, не то!..
— Премиленький узор; так просто и благородно. Я сама
хотела себе сделать, если
б у ней не было. В роде как у Вареньки. Так мило и дешево.
— Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто
хочу познакомиться с приятным домом, и было бы очень смешно, если
б я имел какие-нибудь надежды… Вот вы, например, другое дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так женщины тают… А знаешь ли, Печорин, что княжна о тебе говорила?
— Итак, вы сами видите, — сказал я сколько мог твердым голосом и с принужденной усмешкою, — вы сами видите, что я не могу на вас жениться, если
б вы даже этого теперь
хотели, то скоро бы раскаялись.
— Все равно. Не
хотите ли чаю? Если
б вы знали, какая мучит меня забота!
Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не
хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если
б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия…
Признаюсь, я испугался,
хотя мой собеседник очень был занят своим завтраком: он мог услышать вещи для себя довольно неприятные, если
б неравно Грушницкий отгадал истину; но, ослепленный ревностью, он и не подозревал ее.
Кто
б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я
хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай Бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!
Когда бы жизнь домашним кругом
Я ограничить
захотел;
Когда
б мне быть отцом, супругом
Приятный жребий повелел;
Когда
б семейственной картиной
Пленился я хоть миг единой, —
То, верно
б, кроме вас одной,
Невесты не искал иной.
Скажу без блесток мадригальных:
Нашед мой прежний идеал,
Я, верно
б, вас одну избрал
В подруги дней моих печальных,
Всего прекрасного в залог,
И был бы счастлив… сколько мог!
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла
б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не
хотелаИ часто целый день одна
Сидела молча у окна.
— Ah! mon cher, [Ах! мой дорогой (фр.).] — отвечала бабушка, понизив голос и положив руку на рукав его мундира, — она, верно бы, приехала, если
б была свободна делать, что
хочет.
Если
б возможно было уйти куда-нибудь в эту минуту и остаться совсем одному,
хотя бы на всю жизнь, то он почел бы себя счастливым.
Если
б он
захотел подумать немного, то, конечно, удивился бы тому, как мог он так говорить с ними минуту назад и даже навязываться с своими чувствами?
Нет, не примут, не примут ни за что, потому-де коробку нашли, и человек удавиться
хотел, «чего не могло быть, если
б не чувствовал себя виноватым!».
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, — я тебе
хочу сказать прямо: я сейчас у мертвого был, один чиновник умер… я там все мои деньги отдал… и, кроме того, меня целовало сейчас одно существо, которое, если
б я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом, я там видел еще другое одно существо…. с огненным пером… а впрочем, я завираюсь; я очень слаб, поддержи меня… сейчас ведь и лестница…
Разумеется, если
б она мне сама сказала: «Я
хочу тебя иметь», то я бы почел себя в большой удаче, потому что девушка мне очень нравится; но теперь, теперь по крайней мере, уж конечно, никто и никогда не обращался с ней более вежливо и учтиво, чем я, более с уважением к ее достоинству… я жду и надеюсь — и только!
— Положим, Лужин теперь не
захотел, — начал он, не взглядывая на Соню. — Ну а если
б он
захотел или как-нибудь в расчеты входило, ведь он бы упрятал вас в острог-то, не случись тут меня да Лебезятникова. А?
— Э-эх, Соня! — вскрикнул он раздражительно,
хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. — Не прерывай меня, Соня! Я
хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если
б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
И
хотя я и сам понимаю, что когда она и вихры мои дерет, то дерет их не иначе как от жалости сердца (ибо, повторяю без смущения, она дерет мне вихры, молодой человек, — подтвердил он с сугубым достоинством, услышав опять хихиканье), но, боже, что, если
б она
хотя один раз…
— В том и штука: убийца непременно там сидел и заперся на запор; и непременно бы его там накрыли, если бы не Кох сдурил, не отправился сам за дворником. А он именно в этот-то промежуток и успел спуститься по лестнице и прошмыгнуть мимо их как-нибудь. Кох обеими руками крестится: «Если
б я там, говорит, остался, он бы выскочил и меня убил топором». Русский молебен
хочет служить, хе-хе!..
Если
б я не искала тишины, уединения, не
захотела бежать от людей, разве бы я пошла за вас?
— Да так… он такой насмешник! Я не люблю Алексея Иваныча. Он очень мне противен; а странно: ни за что
б я не
хотела, чтоб и я ему так же не нравилась. Это меня беспокоило бы страх.
Нет-с, книги книгам рознь. А если
б, между нами,
Был ценсором назначен я,
На басни бы налег; ох! басни — смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
Кто что ни говори:
Хотя животные, а всё-таки цари.
— И я не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu
хочет показаться нам во всей своей славе; черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если
б я продолжал служить, тянуть эту глупую лямку, я бы теперь был генерал-адъютантом. Притом же мы с тобой отставные люди.
Покойного Одинцова она едва выносила (она вышла за него по расчету,
хотя она, вероятно, не согласилась бы сделаться его женой, если
б она не считала его за доброго человека) и получила тайное отвращение ко всем мужчинам, которых представляла себе не иначе как неопрятными, тяжелыми и вялыми, бессильно докучливыми существами.
Но,
хотя речи были неинтересны, люди все сильнее раздражали любопытство. Чего они
хотят? Присматриваясь к Стратонову, Клим видел в нем что-то воинствующее и, пожалуй, не удивился бы, если
б Стратонов крикнул на суетливого, нервозного рыженького...
— Клим Иванович, — жарко засопел он. — Господи… как я рад! Ну, теперь… Знаете, они меня
хотят повесить. Теперь — всех вешают. Прячут меня. Бьют, бросают в карцер. Раскачали и — бросили. Дорогой человек, вы знаете… Разве я способен убить? Если
б способен, я бы уже давно…
Но Самгин уже знал: думая так, он
хочет скрыть от себя, что его смущает Кутузов и что ему было бы очень неприятно, если
б Кутузов узнал его.
«Эти люди чувствуют меня своим, — явный признак их тупости… Если
б я
хотел, — я, пожалуй, мог бы играть в их среде значительную роль. Донесет ли на них Диомидов? Он должен бы сделать это. Мне, конечно, не следует ходить к Варваре».
«Я не думаю, что Иван Акимович оставил завещание, это было бы не в его характере. Но, если
б ты
захотел — от своего имени и от имени брата — ознакомиться с имущественным положением И. А., Тимофей Степанович рекомендует тебе хорошего адвоката». Дальше следовал адрес известного цивилиста.
— Ну, если
б не стыдно было, так вы — не говорили бы на эту тему, — сказал Самгин. И прибавил поучительно: — Человек беспокоится потому, что ищет себя.
Хочет быть самим собой, быть в любой момент верным самому себе. Стремится к внутренней гармонии.
— Ты — видишь, я все молчу, — слышал он задумчивый и ровный голос. — Мне кажется, что, если
б я говорила, как думаю, это было бы… ужасно! И смешно. Меня выгнали бы. Наверное — выгнали бы. С Диомидовым я могу говорить обо всем, как
хочу.
Да наконец, если
б она
хотела уйти от этой любви — как уйти? Дело сделано: она уже любила, и скинуть с себя любовь по произволу, как платье, нельзя. «Не любят два раза в жизни, — думала она, — это, говорят, безнравственно…»
— Да, теперь, может быть, когда уже видели, как плачет о вас женщина… Нет, — прибавила она, — у вас нет сердца. Вы не
хотели моих слез, говорите вы, так бы и не сделали, если
б не
хотели…
— Не брани меня, Андрей, а лучше в самом деле помоги! — начал он со вздохом. — Я сам мучусь этим; и если
б ты посмотрел и послушал меня вот хоть бы сегодня, как я сам копаю себе могилу и оплакиваю себя, у тебя бы упрек не сошел с языка. Все знаю, все понимаю, но силы и воли нет. Дай мне своей воли и ума и веди меня куда
хочешь. За тобой я, может быть, пойду, а один не сдвинусь с места. Ты правду говоришь: «Теперь или никогда больше». Еще год — поздно будет!
— Поверьте мне, это было невольно… я не мог удержаться… — заговорил он, понемногу вооружаясь смелостью. — Если
б гром загремел тогда, камень упал бы надо мной, я бы все-таки сказал. Этого никакими силами удержать было нельзя… Ради Бога, не подумайте, чтоб я
хотел… Я сам через минуту Бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное слово…
Если ему велят вычистить, вымыть какую-нибудь вещь или отнести то, принести это, он, по обыкновению, с ворчаньем исполнял приказание; но если
б кто
захотел, чтоб он потом делал то же самое постоянно сам, то этого уже достигнуть было невозможно.
— Я
хотел только сказать, — начал он медленно, — что я так люблю тебя, так люблю, что если
б…