Неточные совпадения
—
Позвольте! Это уж напрасно, — сказал тоном обиженного человека кто-то за спиною Самгина. — Тут происходит событие, которое надо понимать как единение народа с
царем…
— Никаких других защитников, кроме
царя, не имеем, — всхлипывал повар. — Я — крепостной человек, дворовый, — говорил он, стуча красным кулаком в грудь. — Всю жизнь служил дворянству… Купечеству тоже служил, но — это мне обидно! И, если против
царя пошли купеческие дети, Клим Иванович, — нет,
позвольте…
— Нет, это не по-моему: я держу свое слово; что раз сделал, тому и навеки быть. А вот у хрыча Черевика нет совести, видно, и на полшеляга: сказал, да и назад… Ну, его и винить нечего, он пень, да и полно. Все это штуки старой ведьмы, которую мы сегодня с хлопцами на мосту ругнули на все бока! Эх, если бы я был
царем или паном великим, я бы первый перевешал всех тех дурней, которые
позволяют себя седлать бабам…
О! дар небес благословенный,
Источник всех великих дел;
О вольность, вольность, дар бесценный!
Позволь, чтоб раб тебя воспел.
Исполни сердце твоим жаром,
В нем сильных мышц твоих ударом
Во свет рабства тьму претвори,
Да Брут и Телль еще проснутся,
Седяй во власти, да смятутся
От гласа твоего
цари.
Николай I сначала дал разрешение, Якушкина не могла им тотчас воспользоваться, а затем
царь не
позволил ей ехать в Сибирь.
— Максимушка! — сказал он, принимая заискивающий вид, насколько
позволяло зверское лицо его, — не в пору ты уезжать затеял! Твое слово понравилось сегодня
царю. Хоть и напугал ты меня порядком, да заступились, видно, святые угодники за нас, умягчили сердце батюшки-государя. Вместо чтоб казнить, он похвалил тебя, и жалованья тебе прибавил, и собольею шубой пожаловал! Посмотри, коли ты теперь в гору не пойдешь! А покамест чем тебе здесь не житье?
Надеются, что народ наш, тёмный и пьяный,
позволит подкупить себя вином и деньгами и проведёт в покои
царя тех, кого ему укажут предатели либералы и революционеры, а укажут они народу жидов, поляков, армян, немцев и других инородцев, врагов России.
— Революционеров… А — какие же теперь революционеры, если по указу государя императора революция кончилась? Они говорят, чтобы собирать на улицах народ, ходить с флагами и «Боже
царя храни» петь. Почему же не петь, если дана свобода? Но они говорят, чтобы при этом кричать — долой конституцию!
Позвольте… я не понимаю… ведь так мы, значит, против манифеста и воли государя?
А немцы, англичане и японцы недовольны этим, они хотели бы забрать освобождённые Россией народы в свою власть, но знают, что
царь не
позволит им сделать это, — вот почему они ненавидят
царя и, желая ему всякого зла, стараются устроить в России революцию.
Так Махметкул и вернулся восвояси «с немалою добычею и пленом», а Строгановы послали в Москву просьбу, чтобы им
позволили ходить войной на сибирцев;
царь отписал Строгановым, чтобы они всех бунтовщиков и изменников воевали и под руку царскую приводили.
— Благодарю тебя, мой
царь, за все: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты
позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику. Дай мне поцеловать твои руки, не отнимай их от моего рта до тех пор, пока последнее дыхание не отлетит от меня. Никогда не было и не будет женщины счастливее меня. Благодарю тебя, мой
царь, мой возлюбленный, мой прекрасный. Вспоминай изредка о твоей рабе, о твоей обожженной солнцем Суламифи.
И мы начали ждать государя. Наша дивизия была довольно глухая, стоявшая вдали и от Петербурга и от Москвы. Из солдат разве только одна десятая часть видела
царя, и все ждали царского поезда с нетерпением. Прошло полчаса; поезд не шел; людям
позволили присесть. Начались рассказы и разговоры.
До
царя доходило,
позволил откопать.
— Сыны мои! чехи! Скорей! Смотрите, вот-вот тот вещий русский камень, о котором я вам говорил! Коварный сибиряк! он все был зелен, как надежда, а к вечеру облился кровью. От первозданья он таков, но он все прятался, лежал в земле и
позволил найти себя только в день совершеннолетия
царя Александра, когда пошел его искать в Сибирь большой колдун, волшебник, вейделота…
— Ну иди, что ли, спать, тебе говорю! А то прогоню, Бог свят, прогоню! Мне двух целковых не жалко, а издеваться над собой я не
позволю. Слышишь, раздевайся! Думает, два рубля дал, так всю женщину и купил. Эка,
царь какой выискался.