Неточные совпадения
Казакин алого
цвета, сукна яркого, как огонь, опоясался узорчатым
поясом; чеканные турецкие пистолеты были задвинуты за
пояс; сабля брякала по ногам.
В дверях буфетной встала Алина, платье на ней было так ослепительно белое, что Самгин мигнул; у
пояса —
цветы, гирлянда их спускалась по бедру до подола, на голове — тоже
цветы, в руках блестел веер, и вся она блестела, точно огромная рыба. Стало тихо, все примолкли, осторожно отодвигаясь от нее. Лютов вертелся, хватал стулья и бормотал...
Нет, тонкими ароматами этой удивительной почвы, питающей северные деревья и
цветы рядом с тропическими, на каждом клочке земли в несколько сажен, и не отравляющей воздуха никаким ядовитым дыханием жаркого
пояса.
По воскресеньям надевал роскошный цветной кунтуш синего или малинового
цвета с «вылетами» (откидные рукава), какой-нибудь светлый жупан, широкие бархатные шаровары и рогатую «конфедератку», перепоясывался роскошным
поясом, привешивал кривую саблю и шел с молитвенником в костел.
На дворе копошились, как муравьи, рудниковые рабочие в своих желтых от рудничной глины холщовых балахонах, с жестяными блендочками на
поясе и в пеньковых прядениках. Лица у всех были землистого
цвета, точно они выцвели от постоянного пребывания под землей. Это был жалкий сброд по сравнению с ключевскою фабрикой, где работали такие молодцы.
Ко всему этому усердию Катишь отчасти была подвинута и тем, что Юлия для этого бала сделала ей довольно значительные подарки: во-первых, бело-газовое платье и широчайшую голубую ленту для
пояса и довольно еще свежие, раза два или три всего надеванные,
цветы для головного убора.
Он дернул Лейбу за кушак и выпрыгнул из экипажа. Шурочка стояла в черной раме раскрытой двери. На ней было белое гладкое платье с красными
цветами за
поясом, с правого бока; те же
цветы ярко и тепло краснели в ее волосах. Странно: Ромашов знал безошибочно, что это — она, и все-таки точно не узнавал ее. Чувствовалось в ней что-то новое, праздничное и сияющее.
Множество слуг, в бархатных кафтанах фиялкового
цвета, с золотым шитьем, стали перед государем, поклонились ему в
пояс и по два в ряд отправились за кушаньем. Вскоре они возвратились, неся сотни две жареных лебедей на золотых блюдах.
— Да так!.. неладно, — нарочно тянула Марфа Петровна, опрокидываясь в большую кадочку своим полным корпусом по
пояс; в противоположность общепринятому типу высохшей, поблекшей и изможденной неудовлетворенными мечтаниями девственницы, Марфа Петровна
цвела в сорок лет как маков
цвет и походила по своим полным жизни формам скорее на счастливую мать семейства, чем на бесплодную смоковницу.
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл, говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с альбомом, фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными
цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный
пояс вместо жилетки.
Парни относятся к девицам откровенно цинично и озорничают над ними: поймают девок в поле, завернут им юбки и крепко свяжут подолы мочалом над головами. Это называется «пустить девку
цветком». По
пояс обнаженные снизу девицы визжат, ругаются, но, кажется, им приятна эта игра, заметно, что они развязывают юбки медленнее, чем могли бы. В церкви за всенощной парни щиплют девицам ягодицы, кажется, только для этого они и ходят в церковь. В воскресенье поп с амвона говорит...
Одет о. Андроник в зеленый подрясник, широкий гарусный
пояс, каких молодые батюшки не носят, поверх подрясника была надета отцветшая ряска небесного
цвета, полки которой на круглом, как арбуз, животе о.
Юбки на Генриетте не было, вместо нее вокруг
пояса висела длинная и частая золотая бахрома, сверкавшая при каждом ее движении. Атласная рубашечка фиолетового
цвета, надетая прямо поверх тела, без корсета, была свободна и совсем не стесняла движений гибкого торса. Поверх трико на Генриетте был наброшен длинный белый арабский бурнус, мягко оттенявший ее хорошенькую, черноволосую, смуглую головку.
Вся молодежь перед кострами — девушки в венках из любистка и красного мака, иные с травяными
поясами; у всех молодцев
цветы на шляпах…
Это была такая красавица, каких и за Волгой немного родится: кругла да бела, как мытая репка, алый
цвет по лицу расстилается, толстые, ровно шелковые косы висят ниже
пояса, звездистые очи рассыпчатые, брови тонкие, руки белые, ровно выточены, а грудь, как пух в атласе.
— Вот это и есть тот самый батальон, в состав которого входит наша рота, — произнес Игорь вполголоса, направляя свои стопы к небольшого роста офицеру, одетому в солдатскую шинель с фуражкой на голове защитного
цвета. На боку y офицера висела сабля; револьвер, вложенный в кобуру, был прикреплен y
пояса. Он отдавал какие-то приказания вытянувшемуся перед ним в струнку солдату.
В кресле, свесив голову на грудь, спала ее мать — Елена Никифоровна Долгушина, закутанная по
пояс во фланелевое одеяло. Отекшее землистое лицо с перекошенным ртом и закрытыми глазами смотрело глупо и мертвенно. На голове надета была вязанная из серого пуха косынка. Обрюзглое и сырое тело чувствовалось сквозь шерстяной капот в
цветах и ярких полосках по темному фону. Она сильно всхрапывала.
Это был старик шестидесяти пяти лет, дряхлый не по летам, костлявый и сутуловатый, с старчески темным, исхудалым лицом, с красными веками и длинной, узкой, как у рыбы, спиной; одет он был в щегольскую светло-лиловую, но слишком просторную для него рясу (подаренную ему вдовою одного недавно умершего молодого священника), в суконный кафтан с широким кожаным
поясом и в неуклюжие сапоги, размер и
цвет которых ясно показывал, что о.
Темно-каштановая толстая коса спускалась далеко ниже
пояса — Татьяна Борисовна заплетала волосы в одну косу и почти всегда носила русский костюм, который очень шел к ее круглому, чисто славянского типа лицу
цвета, что называется, «кровь с молоком».
Она была одета в бывшую когда-то синего
цвета холщовую рубаху с длинными рукавами, без
пояса; ноги были обуты в оленьи самодельные башмаки мехом вверх.
Лельку ребята выбрали командиром одного из «преуспевающих» взводов. В юнгштурмовке защитного
цвета, с ременным
поясом, с портупеей через плечо, она сидела, положив ногу на ногу. К ней теснились девчата и парни, задавали торопливые вопросы. Она отвечала с медленным нажимом, стараясь покрепче впечатлеть ответы в мозги. В уголке, за буфетным столиком, одиноко сидел Ведерников и зубрил по книжке, не глядя по сторонам.
— Нечего скважины затыкать. Вот хоть мою старую хламиду как ни чини, а все развалится скоро. Вы с мужем люди молодые, вам и житье надо новое. Отодвинь-ка еще ящик… Впереди не тронь. Не смотри, что смазливы
цветом, все ребятишки, дрянь, хе, хе, хе!.. Запусти-ка ручку подальше, в темный уголок… там все сотенные бояре!.. Даром что старички, можно около них погреться… Возьми стопочки две. Да, знаешь, чтобы не дразнить дорогой недоброго человека, зашей под
поясом. Бери же, дурочка.