Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Хотя
бы ты нас поучил, братец батюшка; а мы никак не умеем. С
тех пор как все,
что у крестьян
ни было, мы отобрали, ничего уже содрать не можем. Такая беда!
Стародум. Как! А разве
тот счастлив, кто счастлив один? Знай,
что, как
бы он знатен
ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который
бы всю свою знатность устремил на
то только, чтоб ему одному
было хорошо, который
бы и достиг уже до
того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась
бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли
тот, кому нечего желать, а лишь
есть чего бояться?
Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому
что не в состоянии сознать себя в связи с каким
бы то ни было порядком явлений…
Как
бы то ни было, но Беневоленский настолько огорчился отказом,
что удалился в дом купчихи Распоповой (которую уважал за искусство печь пироги с начинкой) и, чтобы дать исход пожиравшей его жажде умственной деятельности, с упоением предался сочинению проповедей. Целый месяц во всех городских церквах читали попы эти мастерские проповеди, и целый месяц вздыхали глуповцы, слушая их, — так чувствительно они
были написаны! Сам градоначальник учил попов, как произносить их.
А глуповцы стояли на коленах и ждали. Знали они,
что бунтуют, но не стоять на коленах не могли. Господи!
чего они не передумали в это время! Думают: станут они теперь
есть горчицу, — как
бы на будущее время еще какую
ни на
есть мерзость
есть не заставили; не станут — как
бы шелепов не пришлось отведать. Казалось,
что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и
ту и другую сторону.
Словом сказать, в полчаса, да и
то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир,
что времени остается много (отбытие с этого пункта
было назначено только на другой день), и зачал тужить и корить глуповцев,
что нет у них
ни мореходства,
ни судоходства,
ни горного и монетного промыслов,
ни путей сообщения,
ни даже статистики — ничего,
чем бы начальниково сердце возвеселить. А главное, нет предприимчивости.
Таким образом он достиг наконец
того,
что через несколько лет
ни один глуповец не мог указать на теле своем места, которое не
было бы высечено.
Как
бы то ни было, но деятельность Двоекурова в Глупове
была, несомненно, плодотворна. Одно
то,
что он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа, доказывает,
что он
был по прямой линии родоначальником
тех смелых новаторов, которые спустя три четверти столетия вели войны во имя картофеля. Но самое важное дело его градоначальствования — это, бесспорно, записка о необходимости учреждения в Глупове академии.
В речи, сказанной по этому поводу, он довольно подробно развил перед обывателями вопрос о подспорьях вообще и о горчице, как о подспорье, в особенности; но оттого ли,
что в словах его
было более личной веры в правоту защищаемого дела, нежели действительной убедительности, или оттого,
что он, по обычаю своему, не говорил, а кричал, — как
бы то ни было, результат его убеждений
был таков,
что глуповцы испугались и опять всем обществом пали на колени.
Как
бы то ни было, нельзя отвергать,
что это
была женщина далеко не дюжинная.
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял
ни разу в продолжение часа, улыбался, целовал руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил,
что ему хорошо, нигде не больно и
что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как
ни безнадежен он
был, как
ни очевидно
было при взгляде на него,
что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и
том же счастливом и робком, как
бы не ошибиться, возбуждении.
— Кончено
то,
что вы возьмете меня, какой
бы я
ни был, не откажетесь от меня? Да?
Когда он
был тут,
ни Вронский,
ни Анна не только не позволяли себе говорить о чем-нибудь таком,
чего бы они не могли повторить при всех, но они не позволяли себе даже и намеками говорить
то,
чего бы мальчик не понял.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но
было бы скучно. Разумеется, я, может
быть, ошибаюсь, но мне кажется,
что я имею некоторые способности к
той сфере деятельности, которую я избрал, и
что в моих руках власть, какая
бы она
ни была, если
будет,
то будет лучше,
чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому,
чем ближе к этому,
тем я больше доволен.
Он шел через террасу и смотрел на выступавшие две звезды на потемневшем уже небе и вдруг вспомнил: «Да, глядя на небо, я думал о
том,
что свод, который я вижу, не
есть неправда, и при этом что-то я не додумал, что-то я скрыл от себя, — подумал он. — Но
что бы там
ни было, возражения не может
быть. Стоит подумать, — и всё разъяснится!»
И сколько
бы ни внушали княгине,
что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому, как не могла
бы верить
тому,
что в какое
бы то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны
быть заряженные пистолеты.
— О, да, это очень… — сказал Степан Аркадьич, довольный
тем,
что будут читать и дадут ему немножко опомниться. «Нет, уж видно лучше
ни о
чем не просить нынче» — думал он, — только
бы, не напутав, выбраться отсюда».
Он знал очень хорошо,
что в глазах этих лиц роль несчастного любовника девушки и вообще свободной женщины может
быть смешна; но роль человека, приставшего к замужней женщине и во
что бы то ни стало положившего свою жизнь на
то, чтобы вовлечь ее в прелюбодеянье,
что роль эта имеет что-то красивое, величественное и никогда не может
быть смешна, и поэтому он с гордою и веселою, игравшею под его усами улыбкой, опустил бинокль и посмотрел на кузину.
Что бы он
ни говорил,
что бы ни предлагал, его слушали так, как будто
то,
что он предлагает, давно уже известно и
есть то самое,
что не нужно.
— Нисколько, — Левин слышал,
что Облонский улыбался, говоря это, — я просто не считаю его более бесчестным,
чем кого
бы то ни было из богатых купцов и дворян. И
те и эти нажили одинаково трудом и умом.
— Вы сами учите? — спросил Левин, стараясь смотреть мимо выреза, но чувствуя,
что, куда
бы он
ни смотрел в
ту сторону, он
будет видеть вырез.
Кроме
того (Левин чувствовал,
что желчный помещик
был прав), крестьяне первым и неизменным условием какого
бы то ни было соглашения ставили
то, чтобы они не
были принуждаемы к каким
бы то ни было новым приемам хозяйства и к употреблению новых орудий.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не
той, про которую он вычитал в газетах, но
той,
что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого
бы состояния и звания они
ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к
тому делу, которым он занимался, вследствие
чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
— Нисколько, нисколько.
Ни разу еще не
было с
тех пор, как я женат, чтоб я сказал,
что лучше
было бы иначе,
чем как
есть…
— Позволь мне не верить, — мягко возразил Степан Аркадьич. — Положение ее и мучительно для нее и безо всякой выгоды для кого
бы то ни было. Она заслужила его, ты скажешь. Она знает это и не просит тебя; она прямо говорит,
что она ничего не смеет просить. Но я, мы все родные, все любящие ее просим, умоляем тебя. За
что она мучается? Кому от этого лучше?
А позволь тебя спросить, в
чем состоит этот аристократизм Вронского или кого
бы то ни было, — такой аристократизм, чтобы можно
было пренебречь мною?
Как
бы то ни было, когда он простился с ним на седьмой день, пред отъездом его в Москву, и получил благодарность, он
был счастлив,
что избавился от этого неловкого положения и неприятного зеркала. Он простился с ним на станции, возвращаясь с медвежьей охоты, где всю ночь у них
было представление русского молодечества.
Алексей Александрович сел, чувствуя,
что слова его не имели
того действия, которое он ожидал, и
что ему необходимо нужно
будет объясняться и
что, какие
бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся
те же.
—
Есть из нас тоже, вот хоть
бы наш приятель Николай Иваныч или теперь граф Вронский поселился,
те хотят промышленность агрономическую вести; но это до сих пор, кроме как капитал убить,
ни к
чему не ведет.
Они
были твердо уверены,
что настоящая цель его (
что бы он
ни сказал им)
будет всегда в
том,
чего он не скажет им.
Он не мог согласиться с этим, потому
что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому,
что он вместе с народом не знал, не мог знать
того, в
чем состоит общее благо, но твердо знал,
что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении
того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких
бы то ни было общих целей.
Он чувствовал себя невиноватым за
то,
что не выучил урока; но как
бы он
ни старался, он решительно не мог этого сделать: покуда учитель толковал ему, он верил и как будто понимал, но, как только он оставался один, он решительно не мог вспомнить и понять,
что коротенькое и такое понятное слово «вдруг»
есть обстоятельство образа действия.
Она чувствовала,
что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным,
что это положение дорого ей,
что она не
будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником;
что, сколько
бы она
ни старалась, она не
будет сильнее самой себя.
Прочтя письмо, он поднял на нее глаза, и во взгляде его не
было твердости. Она поняла тотчас же,
что он уже сам с собой прежде думал об этом. Она знала,
что,
что бы он
ни сказал ей, он скажет не всё,
что он думает. И она поняла,
что последняя надежда ее
была обманута. Это
было не
то,
чего она ждала.
Но
ни тот,
ни другой не смели говорить о ней, и потому всё,
что бы они
ни говорили, не выразив
того,
что одно занимало их, ― всё
было ложь.
— Почему же ты думаешь,
что мне неприятна твоя поездка? Да если
бы мне и
было это неприятно,
то тем более мне неприятно,
что ты не берешь моих лошадей, — говорил он. — Ты мне
ни разу не сказала,
что ты решительно едешь. А нанимать на деревне, во-первых, неприятно для меня, а главное, они возьмутся, но не довезут. У меня лошади
есть. И если ты не хочешь огорчить меня,
то ты возьми моих.
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал,
что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо,
что,
что бы он
ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и заметил
ту игру в глазах Резунова, которая ясно показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность,
что если
будет кто обманут,
то уж никак не он, Резунов.
И, может
быть, я завтра умру!.. и не останется на земле
ни одного существа, которое
бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше,
чем я в самом деле… Одни скажут: он
был добрый малый, другие — мерзавец. И
то и другое
будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
Все эти замечания пришли мне на ум, может
быть, только потому,
что я знал некоторые подробности его жизни, и, может
быть, на другого вид его произвел
бы совершенно различное впечатление; но так как вы о нем не услышите
ни от кого, кроме меня,
то поневоле должны довольствоваться этим изображением.
Сохранить посреди каких
бы то ни было огорчений высокий покой, в котором вечно должен пребывать человек, — вот
что называл он умом!
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял
бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё
что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги;
ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Конечно, ничего вредоносного
ни для кого не могло
быть в этом поступке: помещики все равно заложили
бы также эти души наравне с живыми, стало
быть, казне убытку не может
быть никакого; разница в
том,
что они
были бы в одних руках, а тогда
были бы в разных.
Он
то и дело подливал да подливал;
чего ж не допивали гости, давал допить Алексаше и Николаше, которые так и хлопали рюмка за рюмкой, а встали из-за стола — как
бы ни в
чем не бывали, точно
выпили по стакану воды.
— А ей-богу, так! Ведь у меня
что год,
то бегают. Народ-то больно прожорлив, от праздности завел привычку трескать, а у меня
есть и самому нечего… А уж я
бы за них
что ни дай взял
бы. Так посоветуйте вашему приятелю-то: отыщись ведь только десяток, так вот уж у него славная деньга. Ведь ревизская душа стóит в пятистах рублях.
Он
был недоволен поведением Собакевича. Все-таки, как
бы то ни было, человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а поступил как
бы совершенно чужой, за дрянь взял деньги! Когда бричка выехала со двора, он оглянулся назад и увидел,
что Собакевич все еще стоял на крыльце и, как казалось, приглядывался, желая знать, куда гость поедет.
Везде, где
бы ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плеснеющих низменных рядов ее или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не похожее на все
то,
что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, не похожее на
те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь.
Что Ноздрев лгун отъявленный, это
было известно всем, и вовсе не
было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как
бы ни была пошла новость, но лишь
бы она
была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя
бы именно для
того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за
тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их
ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают,
что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
Итак, он давно
бы хотел в таможню, но удерживали текущие разные выгоды по строительной комиссии, и он рассуждал справедливо,
что таможня, как
бы то ни было, все еще не более как журавль в небе, а комиссия уже
была синица в руках.
Так мысль ее далече бродит:
Забыт и свет и шумный бал,
А глаз меж
тем с нее не сводит
Какой-то важный генерал.
Друг другу тетушки мигнули,
И локтем Таню враз толкнули,
И каждая шепнула ей:
«Взгляни налево поскорей». —
«Налево? где?
что там такое?» —
«Ну,
что бы ни было, гляди…
В
той кучке, видишь? впереди,
Там, где еще в мундирах двое…
Вот отошел… вот боком стал… —
«Кто? толстый этот генерал...
Лакей, который с виду
был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и
был намерен во
что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности, как будто ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи поступили совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением посматривая на старого слугу.