Неточные совпадения
У Клима Самгина Москва не вызывала восхищения; для его
глаз город был похож на
чудовищный пряник, пестро раскрашенный, припудренный опаловой пылью и рыхлый.
Ливень хлестал по лицу и не позволял открыть
глаза. Не было видно ни зги. В абсолютной тьме казалось, будто вместе с ветром неслись в бездну деревья, сопки и вода в реке и все это вместе с дождем образовывало одну сплошную, с
чудовищной быстротой движущуюся массу.
Желтый и почернелый, с безумными
глазами и все еще повязанный кровавым платком, он начал новое следствие; тут эта история принимает
чудовищные размеры.
Еще волосок; пауза; тихо; пульс. Затем — как по знаку какого-то сумасшедшего дирижера — на всех трибунах сразу треск, крики, вихрь взвеянных бегом юниф, растерянно мечущиеся фигуры Хранителей, чьи-то каблуки в воздухе перед самыми моими
глазами — возле каблуков чей-то широко раскрытый, надрывающийся от неслышного крика рот. Это почему-то врезалось острее всего: тысячи беззвучно орущих ртов — как на
чудовищном экране.
И в разрушении вещей веселился древний демон, дух довременного смешения, дряхлый хаос, между тем как дикие
глаза безумного человека отражали ужас, подобный ужасам предсмертных
чудовищных мук.
И вдруг ее коричневое лицо собралось в
чудовищную, отвратительную гримасу плача: губы растянулись и опустились по углам вниз, все личные мускулы напряглись и задрожали, брови поднялись кверху, наморщив лоб глубокими складками, а из
глаз необычайно часто посыпались крупные, как горошины, слезы. Обхватив руками голову и положив локти на стол, она принялась качаться взад и вперед всем телом и завыла нараспев вполголоса...
Его злила их солидная стойкость, эта единодушная уверенность в себе, торжествующие лица, громкие голоса, смех. Они уже уселись за столы, уставленные закусками, и плотоядно любовались огромным осетром, красиво осыпанным зеленью и крупными раками. Трофим Зубов, подвязывая салфетку, счастливыми, сладко прищуренными
глазами смотрел на
чудовищную рыбу и говорил соседу, мукомолу Ионе Юшкову...
Здесь он шел на все: просиживал целыми ночами без сна с пошлыми, ограниченными людьми, весь умственный багаж которых составлял — точно у бушменов — десяток-другой зоологических понятий и шаблонных фраз; он поил в ресторанах отъявленных дураков и негодяев, терпеливо выжидая, пока в опьянении они не распустят пышным махровым цветом своего уродства; льстил людям наобум, с ясными
глазами, в
чудовищных дозах, твердо веря в то, что лесть — ключ ко всем замкам; щедро раздавал взаймы деньги, зная заранее, что никогда их не получит назад.
Все это было ново, интересно и вызывало сравнения. Главная роскошь «Фитиля» заключалась в кают-компании, где стояли краденые бронзовые подсвечники и несколько китайских шкатулок, куда время от времени бросали огрызки сигар. Аян нетерпеливо вздохнул,
глаза его, прикованные к портьере, выражали мучительное нетерпение. Мысль, что его не примут, показалась
чудовищной. Тишина раздражала.
Фома тихо вздохнул и задумался. А Иуда презрительно улыбнулся, плотно закрыл свой воровской
глаз и спокойно отдался своим мятежным снам,
чудовищным грезам, безумным видениям, на части раздиравшим его бугроватый череп.
Он внимательно разглядывал Христа и Иуду, сидевших рядом, и эта странная близость божественной красоты и
чудовищного безобразия, человека с кротким взором и осьминога с огромными, неподвижными, тускло-жадными
глазами угнетала его ум, как неразрешимая загадка.
Если сквозь тусклый свет фонаря вглядеться в этот груз, то в первую минуту
глазам представится что-то бесформенно-чудовищное и несомненно живое, что-то очень похожее на гигантских раков, которые шевелят клешнями и усами, теснятся и бесшумно карабкаются по скользкой стене вверх к потолку; но вглядишься попристальнее, и в сумерках начинают явственно вырастать рога и их отражения, затем тощие, длинные спины, грязная шерсть, хвосты,
глаза.
И многие его ненавидели, но боялись его
чудовищной силы, его грубости, которая ни перед чем не останавливается, и даже за
глаза не решались говорить о нем дурно.
Чудовищная, беспричинная ярость бушует в нем, он весь дрожит от злобы, стеклянистая слюна течет изо рта, в
глазах тупое безумие.
В упоении своим безумием больная рвет все принятые формы жизни, устраивает близким дикие,
чудовищные скандалы, в сладком ужасе несется, зажмурив
глаза, в какую-то пропасть.
Отец его некогда истратил
чудовищные деньги на ухаживание за его матерью и еще большие — на выкуп ее из табора; но, прожив с нею один год с
глазу на
глаз в деревне, наскучил ее однообразными ласками и вывел ее в особый хуторок, а сам женился на девушке соответственного положения.
Я взглянул вперед и удивился: обогнув парк и взъехав на террасу, мы вдруг очутились у двух каменных столбов, заменявших ворота, и затем нам открывался двор не двор — скорее целая плошадь, размеры которой в моих
глазах показались
чудовищными, вероятно от странного фокусного освещения.
Подведенные девичьи
глаза, маленький креольчик и лиловый негр из Сан-Франциско… И грубая, мутно-бурлящая новая жизнь,
чудовищною волною подлинных трагедий взмывшая над этой тихою, ароматно-гнилою заводью.
Широким, скребущим, плачущим стоном наполнилась палата, и отовсюду к нам повернулись бледные, желтые, изможденные лица, иные без
глаз, иные в таком
чудовищном уродстве, как будто из ада вернулись они.
Губы его дергались, силясь выговорить слово, и в то же мгновение произошло что-то непонятное,
чудовищное, сверхъестественное. В правую щеку мне дунуло теплым ветром, сильно качнуло меня — и только, а перед моими
глазами на месте бледного лица было что-то короткое, тупое, красное, и оттуда лила кровь, словно из откупоренной бутылки, как их рисуют на плохих вывесках. И в этом коротком, красном, текущем продолжалась еще какая-то улыбка, беззубый смех — красный смех.
Из полумрака на меня смотрели огромные
глаза с бледного, прекрасного, восторженного лица. Охватывал душу безумный восторг от какой-то
чудовищной, недоступной уму правды. Я взглянул на Катру.
Ее слова и бледное лицо были сердиты, но ее
глаза были полны самой нежной, страстной любви. Я уже смотрел на это прекрасное создание, как на свою собственность, и тут впервые я заметил, что у нее золотистые брови, чудные брови, каких я раньше никогда не видел. Мысль, что я сейчас могу привлечь ее к себе, ласкать, касаться ее замечательных волос, представилась мне вдруг такою
чудовищной, что я засмеялся и закрыл
глаза.
— А! дорогой гость, добро пожаловать! — сказал Волынской, кивнув ему и взглянув мельком на
чудовищную книгу такими
глазами, как бы несли камень задавить его.
Как огромный
чудовищный брильянт, сверкал этот мир в бездонных солнечных глубинах, и больно и страшно было взглянуть на него человеческим
глазам.