Неточные совпадения
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в
черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая
машина.
В коляске, запряженной парой
черных зверей, ноги которых работали, точно рычаги фантастической
машины, проехала Алина Телепнева, рядом с нею — Лютов, а напротив них, под спиною кучера, размахивал рукою толстый человек, похожий на пожарного.
По чугунной лестнице, содрогавшейся от работы типографских
машин в нижнем этаже, Самгин вошел в большую комнату; среди ее, за длинным столом, покрытым клеенкой, закапанной
чернилами, сидел Иван Дронов и, посвистывая, списывал что-то из записной книжки на узкую полосу бумаги.
В маленькое оконце, дребезжавшее от работы паровой
машины, глядела ночь
черным пятном; под полом, тоже дрожавшим, с хрипеньем и бульканьем бежала поднятая из шахты рудная вода; слышно было, как хрипел насос и громыхали чугунные шестерни.
Во дворе самого рудника
чернели неправильные кучи добытой медной руды и поленницы куренного долготья для отопления паровой
машины, занимавшей отдельный корпус.
R-13, бледный, ни на кого не глядя (не ждал от него этой застенчивости), — спустился, сел. На один мельчайший дифференциал секунды мне мелькнуло рядом с ним чье-то лицо — острый,
черный треугольник — и тотчас же стерлось: мои глаза — тысячи глаз — туда, наверх, к
Машине. Там — третий чугунный жест нечеловеческой руки. И, колеблемый невидимым ветром, — преступник идет, медленно, ступень — еще — и вот шаг, последний в его жизни — и он лицом к небу, с запрокинутой назад головой — на последнем своем ложе.
Надо видеть
черный зев, прорезанный нами, маленьких людей, входящих в него утром, на восходе солнца, а солнце смотрит печально вслед уходящим в недра земли, — надо видеть
машины, угрюмое лицо горы, слышать темный гул глубоко в ней и эхо взрывов, точно хохот безумного.
И хотя у других террористов были найдены бомбы и адские
машины, а у Вернера только
черный револьвер, судьи считали почему-то главным его и обращались к нему с некоторой почтительностью, так же кратко и деловито.
Пролежав на диване часа два, тщетно ожидая сна, он вышел на двор и под окном кухни на скамье увидал рядом с Тихоном
чёрную фигуру монаха, странно похожего на какую-то сломанную
машину.
Рядом с
машиной весело попыхивала паровая
машина; из высокой тонкой трубы день и ночь валил густой
черный дым, застилавший даль темной пеленой.
Любочка. Ну, на покупку швейной
машины или инструментов каких-нибудь. Я все буду такое покупать, а бархатного
черного платья я уж не куплю. А мне очень хотелось. Ко мне идут тяжелые материи. Ну, так что вы говорили? Я так люблю вас слушать.
Везде паровые
машины, телеграфы, пароходы, револьверы, швейные
машины, велосипеды, а
черному простому народу все хуже да хуже.
Он совсем ослаб. Теперь молодые деревья прямо, без всяких стеснений, били его по лицу, издеваясь над его беспомощным положением. В одном месте на прогалину выбежал белый ушкан (заяц), сел на задние лапки, повел длинными ушами с
черными отметинками на концах и стал умываться, делая Макару самые дерзкие рожи. Он давал ему понять, что он отлично знает его, Макара, — знает, что он и есть тот самый Макар, который настроил в тайге хитрые
машины для его, зайца, погибели. Но теперь он над ним издевался.
Должно быть, раньше он служил в механиках, потому что каждый раз, прежде чем остановиться, кричал себе: «Стоп,
машина!» и прежде чем пойти дальше: «Полный ход!» При нем находилась громадная
черная собака неизвестной породы, по имени Арапка.
Его маленькая, коренастая фигурка с выпяченной грудью и волосатым лицом, на котором сверкали небольшие
черные глазки, появлялась то тут, то там: и наверху, и в
машине, и в подшкиперской.
Был уже поздний час и луна стояла полунощно, когда Я покинул дом Магнуса и приказал шоферу ехать по Номентанской дороге: Я боялся, что Мое великое спокойствие ускользнет от Меня, и хотел настичь его в глубине Кампаньи. Но быстрое движение разгоняло тишину, и Я оставил
машину. Она сразу заснула в лунном свете, над своей
черной тенью она стала как большой серый камень над дорогой, еще раз блеснула на Меня чем-то и претворилась в невидимое. Остался только Я с Моей тенью.
Но было уже поздно раздумывать:
машина ушла, и возвратившийся Магнус имел при свете не синюю, а очень
черную и красивую бороду, и глаза его приветливо улыбались. В широкой руке он нес не оружие, а две бутылки вина, и еще издали весело крикнул...
Стоял Юрка у своей
машины. Два нагретых металлических вала медленно ворочались друг другу навстречу и втягивали отвешенные порции разного сорта каучука: темно-коричневый смокед-шитс, вкусно пахнувший ветчиною, красиво-палевую пара, скучно-серый регенерат. Материал втягивался в горячие валы, расплющивался, перемешивался, пестрея, лез опять вверх, и постепенно из разноцветной, некрасивой лохматой смеси образовывался один равномерно тягучий,
черный, теплый пласт резины.