Неточные совпадения
Прошел в кабинет к себе, там тоже долго стоял у окна, бездумно глядя, как горит костер, а вокруг него и над ним сгущается вечерний сумрак, сливаясь с тяжелым, серым дымом, как из-под огня по мостовой плывут
черные, точно деготь,
ручьи.
Чудесен и голубой залив, и зеленый берег, дальние горы, и все эти пальмы, бананы, кедры, бамбуки,
черное, красное, коричневое деревья, эти
ручьи, островки, дачи — все так ярко, так обворожительно, фантастически прекрасно!..
Мы воротились в город и пошли по узенькому
ручью, в котором
черные бабы полоскали белье.
Наступил март; солнышко заиграло; с гор полились
ручьи; дороги
почернели. Сатир продолжал лежать на печи, считал дни и надеялся.
Лоб его странно светился; брови высоко поднялись; косые глаза пристально смотрели в
черный потолок; темные губы, вздрагивая, выпускали розовые пузыри; из углов губ, по щекам, на шею и на пол стекала кровь; она текла густыми
ручьями из-под спины.
Было уже поздно, когда Михеич увидел в стороне избушку,
черную и закоптевшую, похожую больше на полуистлевший гриб, чем на человеческое жилище. Солнце уже зашло. Полосы тумана стлались над высокою травой на небольшой расчищенной поляне. Было свежо и сыро. Птицы перестали щебетать, лишь иные время от времени зачинали сонную песнь и, не окончив ее, засыпали на ветвях. Мало-помалу и они замолкли, и среди общей тишины слышно было лишь слабое журчанье невидимого
ручья да изредка жужжание вечерних жуков.
Иногда в омуточке прозрачного
ручья вдруг видишь, что светлое везде дно покрыто чем-то
черным: это лошки, которые в несколько рядов стоят друг на друге, и обыкновенно покрупнее внизу, а самые мелкие сверху.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе с нею водится только в чистых, холодных и быстрых реках, даже в небольших речках или
ручьях, и в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся, как и форель, испещрена крупными и мелкими,
черными, красными и белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета; рот довольно большой; питается мелкою рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими в воду снаружи и в ней живущими.
Тьма кромешная окутывала избушки. Не было никакой возможности различить их очертание посреди темного углубления высокого берегового хребта, который подымался
черною, мрачною стеною. Жалобное журчание
ручья да изредка шум ветра, который качал воротами, возмущали тишину площадки.
По мере приближения к жилищу рыбака мальчик заметно обнаруживал менее прыткости; устремив, несколько исподлобья,
черные любопытные глаза на кровлю избы и недоверчиво перенося их время от времени на Акима, он следовал, однако ж, за последним и даже старался подойти к нему ближе. Наконец они перешли
ручей и выровнялись за огородом. Заслышав голоса, раздавшиеся на лицевой стороне избы, мальчик подбежал неожиданно к старику и крепко ухватил его за полу сермяги.
А город — живет и охвачен томительным желанием видеть себя красиво и гордо поднятым к солнцу. Он стонет в бреду многогранных желаний счастья, его волнует страстная воля к жизни, и в темное молчание полей, окруживших его, текут тихие
ручьи приглушенных звуков, а
черная чаша неба всё полнее и полней наливается мутным, тоскующим светом.
Шёл дождь и снег, было холодно, Евсею казалось, что экипаж всё время быстро катится с крутой горы в
чёрный, грязный овраг. Остановились у большого дома в три этажа. Среди трёх рядов слепых и тёмных окон сверкало несколько стёкол, освещённых изнутри жёлтым огнём. С крыши, всхлипывая, лились
ручьи воды.
— Так! я должна это сделать, — сказала она наконец решительным и твердым голосом, — рано или поздно — все равно! — С безумной живостью несчастливца, который спешит одним разом прекратить все свои страдания, она не сняла, а сорвала с шеи
черную ленту, к которой привешен был небольшой золотой медальон. Хотела раскрыть его, но руки ее дрожали. Вдруг с судорожным движением она прижала его к груди своей, и слезы
ручьем потекли из ее глаз.
Тридцатисаженной аллеей сбегали по склону дуплистые ракиты и
чернел узенький мостик через
ручей, а за ним лезла в кручу облысевшая дорога и точно готовила засаду за неясным хребтом своим.
Бледно было его лицо, губы — точно яркая алая лента; волнистые волосы
черные иссиня, и в них — украшение мудрости — блестела седина, подобно серебряным нитям горных
ручьев, падающих с высоты темных скал Аэрмона; седина сверкала и в его
черной бороде, завитой, по обычаю царей ассирийских, правильными мелкими рядами.
Из окна чердака видна часть села, овраг против нашей избы, в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом — сады и
черные поля; мягкими увалами они уходили к синему гребню леса, на горизонте. Верхом на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели
ручьи. Из ворот избы вышла старуха, вся в
черном, и, оборотясь к воротам, сказала крепко...
Парень без шапки следом идёт и молчит. Прошли огороды, опустились в овраг, — по дну его
ручей бежит, в кустах тропа вьётся. Взял меня
чёрный за руку, смотрит в глаза и, смеясь, говорит...
Чёрный согнулся и полез в гору, а я и Федюк пошли вдоль
ручья.
Вздрогнул, помню, и оглянулся я, ибо — жутко мне стало: вижу в старике нечто безумное. И эти
чёрные тени лежат вокруг, прислушиваясь; шорохи лесные отовсюду ползут, заглушая слабый треск углей, тихий звон
ручья. Мне тоже захотелось на колени встать. Он уже громко говорит, как бы споря...
В долине над
ручьем свистел ветер, а
черный, еще не убранный зеленью лес шумел и зловеще махал на нас своими прутьями.
Резко блеснула молния. Как пушечный залп, прокатился гром. Дождь хлынул. Он шуршал по соломенной крыше, журчащими
ручьями сбегал на землю. Из
черного леса широко потянуло свежею, сырою прохладою.
Из-под ворот текли на улицу зловонные
ручьи. Все накопившиеся за зиму запахи оттаяли и мутным туманом стояли в воздухе. В гнилых испарениях улицы, около белой, облупившейся стены женского монастыря, сидел в грязи лохматый нищий и смотрел исподлобья.
Черная монашенка смиренно кланялась.
Вечером я вышел на крыльцо. Небо было в густых тучах, в темноте накрапывал теплый дождь. За
ручьем мигали редкие огоньки деревни. Я вглядывался в нее, старался различить избу Афанасия. Но ничего не было видно. Только
черные тучи медленно клубились над деревней, и между ними виднелись пятнистые, мутно-бледные просветы неба.
Борька пошел купаться. Морщась от головной боли, он шагал по мокрой траве рядом с маслянисто-черной дорогой, с водою в расползшихся колеях. На теплой грязи сидели маленькие оранжевые и лиловые бабочки, каких можно увидеть только на мокрых дорогах и у
ручьев. За парком широко подул с реки освежающий ветер, но сейчас же стих.