Неточные совпадения
Почти весь день лениво падал
снег, и теперь тумбы, фонари, крыши были покрыты пуховыми чепцами.
В воздухе стоял тот вкусный запах, похожий на запах первых огурцов, каким
снег пахнет только
в марте. Медленно
шагая по мягкому, Самгин соображал...
Кочегар остановился, но расстояние между ним и рабочими увеличивалось, он стоял
в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди, правую, с шапкой, вытянув вперед. Но рука упала, он покачнулся,
шагнул вперед и тоже упал грудью на
снег, упал не сгибаясь, как доска, и тут, приподняв голову, ударяя шапкой по
снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул ноги и зарыл лицо
в снег.
Зимними вечерами приятно было
шагать по хрупкому
снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая
в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали
в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Ярким зимним днем Самгин медленно
шагал по набережной Невы, укладывая
в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим
снегом; местами
снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Подняв воротник пальто, сунув руки
в карманы, Клим
шагал по беззвучному
снегу не спеша, взвешивая впечатления вечера.
Он сидел, курил, уставая сидеть —
шагал из комнаты
в комнату, подгоняя мысли одну к другой, так провел время до вечерних сумерек и пошел к Елене. На улицах было не холодно и тихо, мягкий
снег заглушал звуки, слышен был только шорох, похожий на шепот.
В разные концы быстро шли разнообразные люди, и казалось, что все они стараются как можно меньше говорить, тише топать.
Идти было неудобно и тяжело,
снег набивался
в галоши, лошади, покрытые черной попоной,
шагали быстро, отравляя воздух паром дыхания и кисловатым запахом пота, хрустел
снег под колесами катафалка и под ногами четырех человек
в цилиндрах,
в каких-то мантиях с капюшонами, с горящими свечами
в руках.
После пьяной ночи такой страховидный дядя вылезает из-под нар, просит
в кредит у съемщика стакан сивухи, облекается
в страннический подрясник, за плечи ранец, набитый тряпьем, на голову скуфейку и босиком, иногда даже зимой по
снегу, для доказательства своей святости,
шагает за сбором.
— Какая это инокиня, — неохотно ответила Таисья,
шагая по узенькой тропочке, пробитой
в сугробах
снега прямо под окнами. — Инокини не такие бывают.
На дворе выл ветер и крутилась мартовская мокрая метелица, посылая
в глаза целые ливни талого
снега. Но Порфирий Владимирыч шел по дороге,
шагая по лужам, не чувствуя ни
снега, ни ветра и только инстинктивно запахивая полы халата.
Тихими ночами мне больше нравилось ходить по городу, из улицы
в улицу, забираясь
в самые глухие углы. Бывало, идешь — точно на крыльях несешься; один, как луна
в небе; перед тобою ползет твоя тень, гасит искры света на
снегу, смешно тычется
в тумбы,
в заборы. Посредине улицы
шагает ночной сторож, с трещоткой
в руках,
в тяжелом тулупе, рядом с ним — трясется собака.
Они быстро
шагали по улице и, на лету схватывая слова друг друга, торопливо перекидывались ими, всё более возбуждаясь, всё ближе становясь друг к другу. Оба ощущали радость, видя, что каждый думает так же, как и другой, эта радость ещё более поднимала их.
Снег, падавший густыми хлопьями, таял на лицах у них, оседал на одежде, приставал к сапогам, и они шли
в мутной кашице, бесшумно кипевшей вокруг них.
Светило солнце, с крыш говорливо текла вода, смывая грязный
снег, люди
шагали быстро и весело.
В тёплом воздухе протяжно плавал добрый звон великопостных колоколов, широкие ленты мягких звуков поднимались и улетали из города
в бледно-голубые дали…
Артамонов,
шагая по рыхлому
снегу, чувствовал себя так же смятым и раздавленным, как
в ночь покушения Никиты на самоубийство и
в час убийства Павла Никонова.
Артамонов старший тряхнул головою, слова, как мухи, мешали ему думать о чём-то важном; он отошёл
в сторону, стал
шагать по тротуару медленнее, пропуская мимо себя поток людей, необыкновенно чёрный
в этот день, на пышном, чистом
снегу. Люди шли, шли и дышали паром, точно кипящие самовары.
Я ушел из кухни утром, маленькие часы на стене показывали шесть с минутами.
Шагал в серой мгле по сугробам, слушая вой метели, и, вспоминая яростные взвизгивания разбитого человека, чувствовал, что его слова остановились где-то
в горле у меня, душат. Не хотелось идти
в мастерскую, видеть людей, и, таская на себе кучу
снега, я шатался по улицам Татарской слободы до поры, когда стало светло и среди волн
снега начали нырять фигуры жителей города.
Иван Вианорыч степенно двигался по деревянному тротуару, часто и внушительно постукивая большими кожаными калошами. На Дворянской его обогнал десяток гимназистов разного возраста. Они шли парами, громко смеясь и сталкивая друг друга с помоста
в снег. Сзади
шагал долговязый молодой учитель
в синих очках, с козлиной черной бородкой;
в зубах у него была папироса. Проходя мимо Наседкина, учитель поглядел ему прямо
в лицо тем открытым, дружеским взглядом, которым так славно смотрят весной очень молодые люди.
— Ну что, есть? — спросил он у Игната, который возвращался, с трудом
шагая, почти по колено
в снегу.
Я долго взволнованно ходил по улицам, под ветром и
снегом. До сих пор мне странно вспомнить, как остро пронзало мне
в детстве душу всякое переживание обиды, горя, страха или радости, — какая-то быстрая, судорожная дрожь охватывала всю душу и трепала ее, как
в жесточайшей лихорадке. С горящими глазами я
шагал через гребни наметенных сугробов, кусал захолодавшие красные пальцы и думал...
Сияло солнце, сверкал
снег. Солдаты инстинктивно жались ближе к повозкам. Проводник
в меховом треухе молча
шагал впереди обоза, опираясь на длинную палку и все смеясь чему-то своими наглыми, выпуклыми глазами.
— Мимо! — крикнул Долохов и бессильно лег на
снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел
в лес,
шагая целиком по
снегу и вслух приговаривая непонятные слова...
И это было так приятно: оставлять след и помнить завтра, что сегодня я здесь
шагал; и еще, быть может, много дней, до нового чистого
снега, видеть себя уходящим
в прошлое.