Цитаты со словом «злопыхательский»
Похожие цитаты:
Не потрафляй, даже если ты можешь рассчитывать на восемнадцать изданий.
Главный грех журналистики в том, что в своих статьях газетчик выставляет в ложном свете себя самого.
Ложь откровенная или уклончивая, высказанная или нет, всегда остается ложью.
Оскорбление — это клевета в сокращенном виде.
Нас всегда обвиняли в терроризме. Это ходячее обвинение, которое не сходит со страниц печати. Это обвинение в том, что мы ввели терроризм в принцип. Мы отвечаем на это: «Вы сами не верите в такую клевету».
Не знаю ничего более гнусного, чем литературная сволочь.
Ссылки на моё мнение о том, что Hародный фронт организовал или способствовал падению Ходжалы — это беспардонная ложь и бред. В то же время я говорил, что Hародный фронт воспользовался ситуацией вокруг Ходжалы, чтобы захватить власть.
У истории есть свое шарлатанство: она ставит своих героев вдаль для того, чтобы скрыть все то низкое и возмутительное, что имеется в их чертах.
При всем том всегда помни, что всякий читатель — критик и всякий критик — читатель. Это тебя охладит во всякое время.
Людей можно исправлять, только показывая им, каковы они. Правдивая комедия полезнее лживой или академической речи.
Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению — никогда.
То, что о ней говорят, может быть, сплетни, но не враньё.
Рассудительной критики можно ожидать только от англичан, поскольку в США разумных рецензентов нет вообще.
Газетные объявления содержат больше правды о том, что происходит в стране, чем газетные передовицы.
Два обязательства возлагаются на всякого, кто избирает литературную профессию: быть верным факту и трактовать его с добрым намерением.
Один приём буржуазной печати всегда и во всех странах оказывается наиболее ходким и «безошибочно» действительным. Лги, шуми, кричи, повторяй ложь — «что-нибудь останется».
Напишите о карманнике, судившемся тридцать раз, что он известный карманник-рецидивист — и он подаст на вас в суд за оскорбление личности, причем вы проиграете это дело.
Я думаю, что демонизация и очернение мужчин в средствах массовой информации — достойный и стимулирующий политический акт, потому что угнетенный класс имеет право на классовую ненависть к своим угнетателям.
Но, конечно, мы не вправе скрывать от себя, что у вдохновенных переводов всегда есть опасность при малейшем ослаблении дисциплины перейти в какой-то фейерверк отсебятин и ляпсусов.
(В ответ на жалобы Алекса Фергюсона, что газеты жёстко его критикуют) Не читай их.
Каждый прочитавший эту колонку подумает, что растущие тяготы моей роли главного хакера превратили меня в сволочь. Но это неверно. Я всегда был сволочью.
Не подлежит сомнению, что упрек оскорбителен лишь постольку, поскольку он справедлив: малейший попавший в цель намек оскорбляет гораздо сильнее, чем самое тяжкое обвинение, раз оно не имеет оснований.
Рецензенты имеют право не только говорить людям в глаза, что они дураки, но даже доказывать им это.
Лживые обещания раздражают больше, чем откровенные отказы.
Искусная ирония может исправить смешные стороны и недостатки, подстрекая самолюбие.
Оказывается, меня называют сексистом. А я даже не знаю, что такое сексист. Искал в словаре — не нашел этого слова. Нашел «феминистка» — а там сноска: "См. «сексист».
Лучшая сатира, бесспорно, та, в которой столь мало злобы и столь много убедительности, что она вызывает улыбку даже у тех, кого она бьёт.
В былое время софисты обращались к небольшому числу людей, ныне периодическая печать позволяет им вводить в заблуждение целую нацию, здравомыслящие же органы не находят отклика.
Литературная репутация тонет в волне успеха. Реклама, спрос, ажиотаж — всё это оборачивается против книги, её автора.
Считай безобразием что-либо менять в сочинениях хороших композиторов, пропускать или, чего доброго, присочинять к ним новомодные украшения. Это величайшее оскорбление, какое ты можешь нанести искусству.
Много правды говорится в шутку.
Везде литература ценится не на основании гнуснейших её образцов, а на основании тех ее деятелей, которые воистину ведут общество вперед.
Всякий объект, включаемый — с одобрением или с порицанием — в кругозор печати, тем самым становится литературным объектом и, значит, объектом литературной дискуссии.
Обманутый почитатель становится неумолимым критиком.
Бурный протест вызывает у меня еще только одна вещь: любители нравоучений. Никто не должен считать себя вправе выступать с проповедями.
Правда меня никогда не обидит, даже если она и горька. Я умею выслушивать горькие истины не обижаясь на тех, кто их мне говорит. Задевает меня лишь обидная несправедливость и явная ложь.
Клевещите, клевещите! Что-нибудь от этой клеветы останется.
К историческому повествованию должно присовокупить лишь такие рассуждения, до которых здравомыслящий читатель не может дойти своим умом.
Я заявляю, что разработчики Mach (и, несомненно, FreeBSD) — некомпетентные идиоты.
Самое обидное, что в информационной войне всегда проигрывает тот, кто говорит правду, он ограничен правдой, лжец может нести все, что угодно.
Газеты по большей части пишутся не газетчиками, а самими газетами.