Драфт

Ава Хоуп (2024)

Хлоя. Сказки про принцесс со счастливым концом — вымысел. Я была уверена в этом, пока сама не встретила настоящего благородного принца. Эштон Уильямс оказался тем, кто спас меня из лап злого дракона, и я поверила, что дальше нас ждет прекрасная история любви с хеппи-эндом. Но оказалось, что для счастья мне вовсе не нужен принц. Чтобы чувствовать себя счастливой, я могу просто выбрать… себя? Эштон. У каждого из нас есть выбор, но судьба мне его не оставила, сделав вдовцом в день собственной свадьбы. Мое сердце разлетелось на тысячи осколков и, казалось, уже никогда не соберется воедино. Однако спустя почти три года я встретил ту, что смогла его исцелить. Хлоя Маккалистер позволила мне вновь почувствовать любовь, и теперь я бы хотел вручить ей свое сердце, вот только захочет ли она выбрать… нас?

ГЛАВА 8

BLUE FOUNDATION — EYES ON FIRE

Хлоя

Десять часов. Ровно столько времени я провела за просмотром всех частей «Сумерек». С ума сойти.

Мы с Эштоном сидим на диване с самого утра. Вокруг нас — на столе, на полу, даже на диване — горы пустых контейнеров, потому что, как оказалось, аппетит у Эштона, как у мамонта. Я думала, что курьер привез ему еду как минимум на неделю, но теперь уверена — этого хватит ему не больше чем дня на два.

И как его жена справляется с таким аппетитом? А еще мне интересно, где она. Но все-таки не настолько интересно, чтобы я вновь заговорила о ней.

За все это время единственное, о чем мы разговаривали со здоровяком, — это сюжеты фильмов. Ни слова о его жене. Ни слова о Фрэнке. Ни слова обо мне. И ни слова о том, что делать дальше.

И это просто прекрасно. Потрясающе. Восхитительно. Феноменально.

Я не помню, когда в последний раз вот так просто лежала и смотрела кино. Или вообще делала что-либо в свое удовольствие.

Если бы сейчас кто-то попросил меня рассказать о себе, то единственное, что я смогла бы поведать, — это то, что меня зовут Хлоя Маккалистер, и мой отец — тот самый миллиардер, владелец «Хисторикал». А, ну и обязательно упомянула бы о том, что совсем скоро я стану женой Фрэнка Дугласа, того самого сына генерального прокурора Канады. И на этом, пожалуй, все.

Чем я занимаюсь по жизни? Ничем.

Что я люблю в этой самой жизни? Ничего.

Напиши я автобиографию, она бы состояла страниц из двух, не более.

И, пожалуй, кроме того, что я училась в нью-йоркской академии современного танца, мне гордиться нечем. Правда, и ее я в итоге бросила. Так что сомнительный повод для гордости.

Моя жизнь не имеет никакого смысла. Но зато у меня есть цель. И только ради нее я все еще не спрыгнула с Бруклинского моста.

Но, может, прыгать теперь и не придется. Я в любом случае уже мертва. Если мне повезет и Эштон не решит продать меня на органы, то меня при любом раскладе убьет Фрэнк.

Без вариантов.

Так что я вообще здесь делаю? Почему все еще не ушла? Пытаюсь отсрочить время смерти?

А что, если Эштон вообще мне врет? Я ведь даже не пыталась выяснить, правда ли Фрэнк в участке, а просто взяла и поверила на слово парню, которого знаю несколько часов. Вот только эти самые несколько часов неожиданно оказались лучшими за последние годы.

За окном начинает темнеть. Небо из серого превращается в бурое. И где-то вдалеке сверкает яркая молния. Гостиную освещает лишь яркий свет плазмы, по которой идет финальная битва с Вольтури. В моих руках контейнер с греческим салатом, а мой взгляд прикован к происходящему на экране.

Оторваться просто невозможно.

Сначала Эдвард показался мне классным, но после того, что он учудил в «Новолунии», я решила обосноваться в команде Джейкоба. Волки — верные. И готовы жизнь отдать за любимых. Его запечатление с Ренесми — раз и на всю жизнь. Это не может не подкупить.

Вот бы в жизни было что-то подобное… когда находишь предназначенную тебе судьбой половинку. И живешь долго и счастливо, как в подобных фильмах. Но фильмы — это сказки, а реальная жизнь, во всяком случае, моя, все же больше напоминает психологический триллер вроде «Сплита».

— Хэй, ты как?

Тихий голос Эштона заставляет меня вернуться в реальный мир. Я вскидываю на него глаза, и вижу, как обеспокоенно он на меня смотрит.

— Фильм закончился минут пять назад.

Делаю глубокий вдох и смотрю на экран, где уже, видимо, успели пройти даже титры.

— Прости. — Тру переносицу. — Я задумалась.

— Мне перемотать?

Улыбаюсь.

— Да, спасибо.

Он усмехается и послушно перематывает.

В тот момент, когда Эдвард читает мысли Джейкоба и видит, что их ждет в будущем, я вдруг чувствую жжение в груди. Начинаю чаще дышать, пытаясь не расплакаться от осознания того, что у меня этого никогда не будет.

Фильмы о любви со счастливым концом уже давным-давно должны относить не к мелодрамам, а к жанру фантастики, ведь в реальном мире хеппи-эндов не бывает.

— Ты поразительно молчаливая. Наконец пришло осознание, насколько многого была лишена?

— О да, — фыркаю. — Оказывается, почти двадцать три года моей жизни прошли зря. Но теперь, когда я знаю, что Джейкоб горяч, мне определенно станет легче жить.

Эштон смеется.

— Значит, ты определилась?

— С чем именно?

— В чьей ты команде? И предупреждаю: моя сестра вызовет тебя на драку ради отца Беллы.

Мой хохот эхом проносится по комнате.

— Я все-таки в команде Джейкоба.

— Хотела бы жить вечно?

— С ним? Возможно.

— А я бы не хотел.

— Логично. Зачем тебе хотеть провести всю свою жизнь с Джейкобом, если у него уже есть я.

Мы вместе смеемся, и я больше не чувствую напряжения между нами. Вдруг стало так легко, хоть я все еще и не могу полностью спрятать свои шипы и довериться.

— Уже поздно. Время вечерней прогулки, — произносит Эштон и чешет за ухом Чендлера, все это время лежащего у него на коленях. Услышав команду, щенок спрыгивает с дивана и несется к двери. — Как твоя нога? Хочешь пойти с нами?

— Мне лучше, но не настолько, чтобы обуть босоножки на шпильках, — разочарованно выдыхаю я.

Эштон проходит мимо меня в прихожую, а затем достает свои желтые кроксы и протягивает их мне. Поднимаюсь с дивана, беру эти гигантские тапки и вскидываю бровь.

— И как ты себе это представляешь? Я в них могу плыть по лужам, как в каноэ!

— Прости, но это единственное, что я могу тебе предложить. — Он запрокидывает голову и смеется.

Я улыбаюсь, когда Чендлер принимается прыгать на меня лапами, и сдаюсь. С губ срывается смешок, и я все же обуваю кроксы, которые велики мне размеров на семь.

— Накинь, — просит Эштон, протягивая мне свою толстовку. — На улице дождь.

Послушно надеваю безразмерную вещь и фыркаю:

— Ты лучший стилист из всех, что когда-либо у меня были.

— Ты мне льстишь. Но продолжай.

Снова начинаю смеяться, а затем, медленно волоча ноги, следую за Эштоном к лифту. Когда он останавливается на нашем этаже и мы заходим внутрь, здоровяк опускает глаза на мои ноги и снова начинает хохотать.

— Прекрати, — сдерживая смех, произношу я. — Это не смешно!

— Прости. — Он поджимает губы, беззвучно смеясь.

— Это было неискренне. Я слышу, как трясется твоя грудь, — улыбаюсь я и толкаю его локтем.

Он вскидывает руки вверх, а потом подносит одну из них к своим губам и делает вид, что закрывает рот на молнию. Я усмехаюсь и поворачиваюсь к дверям лифта, которые раскрываются на первом этаже. Эштон наклоняется к Чендлеру и надевает ему ошейник.

Мы оказываемся в просторном тускло освещенном холле с кремовой мраморной плиткой на полу. От глянцевых стен яркими бисеринками отражаются маленькие огоньки гирлянды, мигающей на большом панорамном окне. Проходим мимо бархатного дивана песочного цвета и выходим на улицу.

Несмотря на мелкий моросящий дождь, на улице тепло. Даже душно. Ветра нет. И так спокойно. Тихо.

Осматриваюсь по сторонам, пытаясь понять, в какой части города мы находимся. Поворачиваю голову и внимательно рассматриваю здание, из которого мы вышли.

Изящная лепнина украшает фасад величественного здания из коричневого кирпича. Прямо над дверьми, из которых мы только что вышли, — ангелок, пускающий стрелу. Вдоль всего фасада тянутся красивые узоры, придающие жилому комплексу определенную грациозность. У его больших панорамных окон, сквозь которые виднеется холл, растут кусты с белыми розами. И их аромат витает в воздухе.

Так хорошо.

Вот так идти. Никуда не торопиться. Ни о чем не думать.

Так просто.

Дойдя до конца здания, мы сворачиваем за угол и оказываемся на знаменитой Родео-драйв.

— Мы что, в Беверли-Хиллз?! — удивленно восклицаю я.

Эштон фыркает:

— Именно. И именно сюда ты собиралась выйти в образе проститутки.

— Спасибо, что напомнил.

— Пожалуйста.

Я закатываю глаза.

— Сейчас я одета не лучше, если что.

Он вскидывает бровь и театрально вздыхает:

— Ты же сказала, что это твой лучший наряд! Мое сердце разбито!

— Я и не отказываюсь от своих слов! — тут же подхватываю игру. — Просто мой наряд немного не подходит для Беверли-Хиллз.

— Ладно, я схалтурил. Признаю.

Коротко смеюсь.

— Здесь красиво, — выдыхаю, глядя по сторонам.

— И я так решил, когда смотрел квартиры. А ты в какой части города живешь?

— Я живу в Сан-Франциско.

— Ого. Надолго в Лос-Анджелесе?

— Через несколько дней улетаем обратно. Я прилетела с Фрэнком на сделку.

— Сделку?

— Да. Недвижимость, — тут же поясняю. — Фрэнк — правая рука моего отца. А отец владеет сетью отелей по всему миру.

— Что за отели? Или это тайна?

— Нет. «Хисторикал».

Эштон качает головой:

— Неплохо. И где именно построят «Хисторикал» в Лос-Анджелесе?

— Понятия не имею, — выдыхаю. — Обычно я не задаю вопросов и не лезу в дела Фрэнка.

Некоторое время мы молчим, а затем Эштон спрашивает:

— Так ты в первый раз здесь?

Благодарно смотрю на него за то, что не задает больше вопросов про Фрэнка, и киваю.

— И как тебе?

— На самом деле я не видела ничего кроме аэропорта, нашего отеля и бара. Мы прилетели в город вчера утром. Пока Фрэнк был на сделке, я любовалась океаном из номера отеля, а после его возвращения мы поехали отмечать слияние в «Оклахому». Так что я узнала Беверли-Хиллз только по тем картинкам, что видела в интернете.

Он улыбается.

— Значит, я не зря вытащил тебя на улицу.

— Ну если бы я знала, что ты живешь недалеко от бульвара Сансет, где переодевали Красотку, то ни за что на свете не вышла бы из дома в таком виде.

Эштон смеется, а затем произносит:

— Ты отлично выглядишь.

— Лжец.

— Беру пример с тебя, мое лучшее творение.

Он снова ухмыляется. И, когда мимо нас проходит парочка, которая, увидев мои кроксы, отшатывается в сторону, Эштон начинает хохотать. Я тоже не могу сдержать улыбки, шлепая по лужам.

— Почему у тебя такая большая нога? — негодую я.

— У меня все большое, — усмехается Эштон, а затем тут же становится серьезным: — Я имею в виду рост, тело и руки, а не то, о чем ты могла бы подумать. Господи.

Прикусываю губу.

— Все в порядке. Я об этом даже не подумала.

Подумала. Конечно же, я подумала.

Некоторое время мы с Эштоном молча продолжаем идти по длинному бульвару, освещенному ярким белым светом фонарей. Бутики справа от нас уже закрыли свои двери, выключив подсветку своих неоновых вывесок. Поток автомобилей слева стал совсем редким. А мелкий дождь усилился и сейчас оставляет в образовавшихся лужах пузыри.

— Самое время сказать, что холод и сырость — это не мое? — спрашиваю Эштона, пытаясь перекричать шум автомобиля, проезжающего мимо нас.

Эштон запрокидывает голову и начинает хохотать из-за моей отсылки к «Сумеркам». Затем он протягивает руку и надевает мне на голову капюшон толстовки.

— Спасибо, — шепчу я.

Он кивает.

— Побежали? — интересуется здоровяк, кивнув головой в сторону дома.

— Я же хромая! — опешив, воплю я.

— Пф. Плохому танцору…

— Кто последний, тот Эдвард! — кричу я и резко стартую, начав прыгать на одной ноге.

Эштон снова смеется и кричит мне вслед:

— Но Эдвард же невероятно быстр и силен, он же вампир, Хлоя!

Я смеюсь и продолжаю бежать. Но из-за этих огромных кроксов я бегу со скоростью шага Эштона, отчего мне становится еще смешнее.

Останавливаюсь посреди улицы и начинаю хохотать. Капли стекают по моему лицу. Дождь с каждой минутой становится все сильнее. А я просто стою и смеюсь. Потому что я так давно не чувствовала себя настоящей. Так давно не смеялась. Искренне. Не наигранно, а от всего сердца.

И самое ужасное во всем этом — понимание того, что мне нужно заканчивать с этим, пока я не привыкла.