Обречëнная быть

Аксинья Цареградова (2024)

Девушка из мегаполиса становится учителем в сельском детском доме. Она всячески помогает подросткам, ей даже удаётся избавить целое село от маньяка, но единственное, что ей не удаётся — это направить на благие дела циничного и не по годам умного юношу, виртуозно играющим чужими судьбами. Современный социально-философский роман, заставляющий задуматься о смысле жизни через призму действий циничного подростка, чьи размышления главная героиня стремится направить в верное русло. Первая любовь, жажда жизни, боль потери и стремление к совершенству знакомы и близки каждому читателю.

Глава Ж

Имея цель изложить дальнейшие события, которые будут происходить в Изюминском, нам следует обратить внимание на одно обстоятельство, свершившееся в то время, когда героиню нашу настигла истерика (напомним, это было в поезде).

В тот день, когда Вера покинула отчий дом, в него ворвался Егор, вернувшийся из недельной командировки. Произошло это следующим образом.

Со всех ног, закинув чемодан домой, переодевшись, но не поев, Егор метнулся в дом вериных родителей. Он бы явился сюда раньше, даже на следующий день после того непонятного разговора, оставившего в душе Егора смятение, в сердце — смешанные чувства, но ему немедленно следовало отправиться в командировку. Егор, конечно, звонил Вере, но абонент был недоступен, и социальные сети Вера не посещала. Сообщение, отправленное по электронной почте ответа не получило. За эту неделю как раз Вера успела всё обдумать, поплакать, поприжиматься к маме и набеседоваться с отцом, принять окончательное решение и, в конечном счёте, уехать.

Егор не шёл, он бежал к дому, где жила “дама его сердца”. Вдруг он остановился, перевёл дух. “Что же я бегу, как мальчишка? Надо подумать, что сказать” — помыслил он. В поле зрения его попал магазин цветов. Он зашёл туда и приобрёл — букет алых роз — Вере и лилий — её маме.

Печальную тишину, осевшую в квартире родителей Веры нарушил громкий отрывистый звонок. Потом ещё один такой же.

Мама Веры подошла к двери и открыла её.

— Егор? — чуть слышно произнесла она.

— Да, я. — громко ответил он и подал ей цветы. Егор стоял на пороге с протянутым букетом лилий в одной руке и спрятанным за спиной букетом роз для Веры в другой.

Мама Веры находилась в состоянии отрешённости, поэтому никак не ответила на этот жест.

— Егор, я думаю… — она глубоко вздохнула.

Егор шагнул в квартиру. Из кухни вышел отец Веры.

— Здравствуйте! А где Вера? — обратился он к нему.

— Её дома нет. — ответил тот сдержанно. — Егор, послушай. Мы очень тебя любим и уважаем, но вынуждены тебе сказать, что Веру ты больше не увидишь. — Он сделал несколько шагов навстречу Егору.

— Почему? Что она гуляет с этим… кавалериком?! Думаете, я поверил? Мы любим друг друга, и, если она придумала эту чепуху, чтобы проверить мои чувства, то вот я здесь. И не отступлюсь. Где она?

— Егор, ты должен понять… Мы знаем, что ты всегда был добр к нам, но есть вещи…

— Где она?! — не выдержал Егор.

Он нахмурил брови и посмотрел на мать Веры. В её глазах стояли слёзы.

— Простите меня. — смягчился он. — И, возьмите, цветы, пожалуйста. — мама Веры наконец приняла их. — Но всё же ответьте мне, где моя Вера? — умоляюще произнёс он.

— Егор, ты очень хороший… — начал отец.

— Слышал я уже это! — оборвал он. — Простите, — Егор пытался успокоиться, — но я хочу знать где она и что с ней. — Егор почувствовал, что от него что-то скрывают и что-то плохое. — Что с ней? Я не уйду отсюда, пока не увижу её, — сделав шаг в сторону отца Веры, сказал он.

— Она уехала… — шёпотом произнесла её мать.

— Куда?

Родители Веры молчали: отец непоколебимо, мать, судя по её дрожащим губам, казалось, вот–вот скажет что-то.

— Вы мне всё расскажите! — Егор взял цветы из рук вериной мамы и положил оба букета на комод в прихожей. Он наклонился к её лицу.

— Я вас умоляю! В чём дело?

— Егор… — молвила она, и из глаз её брызнули слёзы.

— Да что же такое происходит?! — вне себя прокричал Егор. Мама Веры подняла глаза на него и ужаснулась, увидев, сколько бешенства в этих глазах молодого человека, всегда спокойного и доброго.

— У неё рак… — забывшись, резко сказала она и в ужасе от того, что произнесла, схватилась ладонью за рот.

Егор стоял не шевелясь с широко открытыми глазами. Прошло несколько секунд.

— Что? — спросил Егор и почувствовав, что теряет равновесие, облокотился на комод.

Мама Веры закрыла лицо руками. Отец Веры подошёл к жене и обнял её за плечи.

— Егор, уходи лучше, — сказал он.

Егор помотал головой.

Отец глубоко вздохнул. В этом вздохе почувствовалось столько печали и негодования, что Егору стало совестно за свою дерзость. Но вдруг его начало колотить, сердце забилось чаще.

— Рак чего? — сжав кулаки, спросил он

— Егор, мы больше ничего тебе не скажем. Ты и этого не должен был знать. Об этом нас просила Вера. Мы очень рады, что знакомы с тобой и о лучшем зяте мы и мечтать не могли, но всё вышло не так, как мы хотели. Мне очень жаль, — его голос дрогнул.

Егор сглотнул. Он почувствовал, что в нём растёт ярость.

— Сколько? Сколько ей осталось?

— Егор, — спокойно и тихо произнёс его собеседник, — от любой информации о ней тебе будет только хуже. Ты станешь что–нибудь придумывать, искать ходы и выходы. Но Вера этого не желает, пойми.

— Но… разве вы не понимаете, что я люблю её?

— Понимаем, — он отошёл от жены ближе к Егору. Она открыла лицо.

— Да вы даже попрощаться с ней не даёте! О, что я говорю… — потирая лоб произнёс Егор.

— Она уже прощалась с тобой. Вера сделала правильный выбор в своей жизни, мы не сразу поняли его, и не сразу оценили. Неужели ты думаешь мы не отговаривали её? — он положил свою ладонь Егору на плечо. — Но она убедила нас. Убедила, что лучше проведёт остаток жизни с пользой для людей, отдавая всю себя. Ведь за этим мы и пришли в этот мир. Желание это её оказалось сильнее страха перед смертью и привязанности к дому.

Егор вцепился в руку несостоявшейся тёщи.

— Сколько? Сколько ей осталось?

Он упал на колени перед ней не столько от желания вымолить правду, сколько от бессилия и посмотрел ей в глаза.

— Четыре месяца… — поддавшись жалости к Егору, молвила она. Она всхлипнула, осторожно высвободила свою руку из рук Егора и ушла в кухню. Егор по–прежнему стоял на коленях. Мысли его смешались. Ведь даже проклятых эти четыре месяца можно было провести вместе, он бы отдал ей всю свою любовь. Он бы увёз её туда, куда бы она не пожелала, он бы с работы уволился, он бы носил её на руках больше, чем она бы ходила, изнемогая от боли в спине, он бы каждое утро ей завтрак готовил, хоть и не любил готовить, да он бы… он бы…

Егор поднялся с колен. Глаза у него были красные, но не от злости, а от напряжения — он старался сдержать слёзы. Он с горечью посмотрел на отца семейства.

Егор вытер глаза, — нет слёз не было, он просто потёр глаза. Он заметил, как на столике в прихожей стоит ваза, в которой всегда стояли цветы для Веры. “Разбить бы её. Разбить о свою голову.” — подумал он и тронул её рукой. Нет, как он может поступить так с любимой вазой своей Веры.

— Я понял, — наконец молвил он. — Хотя нет, я ни черта не понял! Да как вы смогли отпустить её?! И куда? — с вызовом сказал он.

— А как поступил бы ты? Доживал бы, отсчитывая вместе с близкими свои дни. Вера собралась и уехала. А задержи мы её, она бы нам этого не простила.

— Эгоисточка… — вдруг с нежностью произнёс Егор.

— Егор, послушай: это не забудется никогда и даже не вылечится временем, время мало кого лечит, но новые эмоции и впечатления захлестнут память, новые дни и новые переживания отдалят тебя от сегодняшнего дня и согреют душу.

— Что за лирика… — с грустью произнёс Егор. — Это она говорила так?

— Верно.

— Что я могу сделать для неё?

Отец Веры покачал головой.

— Вы издеваетесь…

— Она просила нас, чтобы ты оставил её.

Егор схватил вазу и… прижал с груди.

— Я могу хоть письмо ей написать?

— Не надо.

Вы жестоки. Горе сделало вас такими? Обычно оно смягчает сердце. Вы даже не даёте мне надежды… — Егор был совсем потерян, он безотчётным движением поставил вазу на место.

— Егор…

— Можно я хотя бы в её комнате посижу, прошу вас.

Отец вздохнул.

— Ну проходи, — разрешил он.

Егор вошёл в комнату своей возлюбленной. Какой давящей была пустота в этой комнате! Он сел на край её кровати. Повсюду висели и стояли рамки с фотографиями: здесь маленькая Вера с большой собакой, здесь Вера пошла в первый класс, тут она с папой ест крабов на берегу моря, а здесь… здесь они. Сидят, обняв друг друга крепко–крепко. А на лицах столько счастья! В глазах столько блеска. Егор взял эту фото–рамку и начал с грустной улыбкой разглядывать брови, нос, щёки Веры. Какая же она у него красивая! Какие волосы, какие локоны! Как много бы отдал сейчас, чтобы прижать их к своим щекам.

“Верочка… ты дура!” — оборвал он свои размышления этой внезапной и злой фразой и покраснел. Но на самом деле, разве не дура? Наверное, нет — она много читала, всегда стремилась к знаниям, всегда совершала какие-то открытия, она таскала Егора по музеям и выставкам. Глаза Егора начали наполняться слезами. Он глубоко вздохнул и взял подушку Веры (бельё было не снято) и уткнулся в него лицом. Она пахла Верой… Таким нежным и таким знакомым ароматом… Да, запахи сильно бьют по памяти. Они быстрее окунают человека в воспоминания и больнее сковывают сердце, нежели какие‐либо памятные вещи или фотографии. Егор вспоминал, как бывало, Вера начнёт что–нибудь быстро и сумбурно рассказывать, потом прервётся, обратив внимание собеседника на изменчивость погоды, кривое дерево или какого-то чудного прохожего, потом, попросит повторить о чём она говорила и продолжит дальше. Бывало, она рассказывала что-то с толком, с расстановкой, вкладывая в рассказ, что говорится, всю свою душу. Егор вспоминал её особые истории, неповторимые по своей забавности, когда она со своими подружками занималась разного рода чудачествами. “И где же сейчас эти подружки? Почему они не остановили её?” — подумал Егор и глубоко вздохнул. А может они её и отпустили и поняли, а только он один дурак её не разумеет, хочет, чтобы она была рядом с ним. А ещё лучше — здорова и, как обычно, весела. Егор не знал, что последнее время, когда всю большую часть она ходила по врачам, сдавая те или иные анализы, она предпочитала проводить досуг с ним, с Егором. Только с ним. А с подругами как-то и звонки стали реже, и приключения потеряли свою забавную пикантность, и они подавно не знали, что Вера больна. Да, две её лучшие подруги не отпустили бы её, просто схватились бы за неё и держали, пока она не передумает уезжать. А она бы и не передумала, — вышел бы скандал. Узнав о её участи, они стали бы чаще видеться и рассказывать только весёлое. Но они не знали… Вера просто медленно и заблаговременно уходила у каждого из жизни, из сердца, из головы…

Егор вышел из квартиры в растрёпанных чувствах, правда, менее растрёпанных, чем в прошлый раз. Тогда его грызла досада от непонимания ситуации, сейчас же его охватило отчаяние. Единственное, что отчётливо понимал он сейчас, так это то, что он больше никогда, никогда не увидит своей Веры. И даже её родителей. Хотя быть может тесный город Петербург как–нибудь сведёт их на улице и они будут долго–долго разговаривать о своих делах и заботах.

Егор недоумевал, как Вера смогла убедить рассудительных и мудрых своих родителей в своей правоте, в своём, как она это видела, смысле жизни. “Сумела убедить?” — да, именно так выразилась её мать. И откуда в ней этот дар убеждения? Чаще всего в спорах выигрывал он, Егор. Или… она просто не хотела оставлять его в дураках. Ведь, мужчина, по определению сильней и убеждать должен он… “Как много я о ней не знал, ” — подумал Егор. А знал бы о ней много, так может и интерес к ней потерял бы, а ведь без этого и любовь гаснет. Так, кажется, когда-то говорила Вера… “Но, нет, дорогая, на любовь это не влияет” — поспорил он с ней в мыслях.

Что ж… Егор был не в самом лучшем расположении духа, ему было горестно и чтобы он мог сделать, чтобы отдохнуть от этих переживаний? Быть может поехать к родителям, поговорить с отцом, чтобы тот похлопал по плечу, положить свою тяжёлую голову маме на плечо? Или может быть к другу, кажется, сегодня футбол…? И, возможно, сложись всё по-другому, равнодушная к футболу Вера сидела бы с ним рядом и за каждый забитый гол любимой Егором команды, она бы кричала звонкое “Ура!” и радовалась не меньше, чем он. Егор с благодарностью вспоминал, как легко Вера его отпускала в спорт-бар и как жертвовала совместными прогулками во имя его рыбалки с друзьями, с какой доверительностью и смирением она позволяла ему вдруг внезапно куда-нибудь уехать. Она доверяла ему целиком и полностью. Да, Егор сам себе так не доверял. Нет, Егор был вполне уверенным в себе молодым человеком, но, как ему казалось, плохо себя знающим, а, следовательно, и самому себе не полностью доверяющему, зато доверяла ему Вера и это ценно.

Так к кому же пойти и куда? Увы, наш герой брёл домой и уже с бутылкой коньяка.