Пепел Аар'Дайна. Часть I: Нити

Александра Искварина

Она не знает своего имени и рода. Она считает себя полукровкой и привыкла быть презираемой. Но упорством и жаждой знаний она добивается рекомендации для обучения в главном магическом университете Праведного Государства. Теперь она одарённый маг Пути Духа и Верная Богини Сумерек. Ей предстоит совершить невозможное. Сможет ли она узнать себя и поверить, что достойна выпавшей судьбы? Сумеет ли связать разорванное и восстановить разрушенное? Хватит ли ей сил и решимости противостоять ужасу безумия?

7. Курэмон

На следующее утро Кимриналь долго нежилась в постели. Подумала, не пойти ли на спортивную площадку, но мышцы почти не болели. Потом вспомнила о сегодняшнем празднике и решила, что там, наверное, уже полно народу. Кимри надела единственную более-менее нарядную робу — лиловую, отороченную узкой голубой каймой. Это был подарок Йак Та, начальницы накского шисэна, перед самым отъездом Кимриналь в Кадай.

Никого из друзей в столовой не оказалось. Наскоро позавтракав, Кимри вышла во двор. Здесь было шумно, как никогда. В глазах зарябило от развешанных повсюду флажков, цветочных гирлянд и пёстрых лент. На тренировочных площадках устроили места для состязаний, незатейливые аттракционы и даже пару каруселей. Всё свободное пространство напротив ворот занимала ярмарка — от Северной и до Западной башни, возле которой соорудили помост с алтарём и статуей Аса'ю, обращёнными на закат. Перед помостом выстроили целый амфитеатр для зрителей.

Кимри, наверное, так и стояла бы у стены, наблюдая за пёстрым праздником издалека, но примчалась Лиснетта и увлекла подругу в самую гущу ярмарки, показывая то одно, то другое. Потом присоединились Роддвар и Шахарро, потащили эльфиек посмотреть состязания, ввязались сами в борьбу и валяли друг друга в песке до тех пор, пока исцарапанный Роддвар не скрутил кота в дайчинский узел, вынудив просить пощады. Впрочем, поднявшись, Шахарро только дружески похлопал северянина по плечу, признавая его превосходство в рукопашной. Зато в палатке, где можно было стрелять по мишеням слабыми заклинаниями, хёдин показал класс и одарил Лиснетту и Кимри целой кучей выигранных украшений, сделанных учениками же из дерева, ракушек, бусин, шёлковых шнурков и разноцветных камешков.

Обедать в столовой никто не захотел — устроились в ярмарочной закусочной, где можно было попробовать блюда из разных провинций. Кимри нашла даже запечённые по-хайнски клубни чернокорня и взяла попробовать — оказалось вкусно. Роддвар радостно набросился на вяленую и жареную рыбу, запивая её хвойным мёдом из Фёрштэ, что под Химмельн-Хюсом. Лиснетта отважилась попробовать непривычный напиток и заявила, что это вкусно, но хёдин не разделил её восторгов. Роддвар только фыркнул:

— Да, вот дайчинской соли для тебя тут не припасли.

— А жаль.

— Фу, это же наркотик! — скривилась ринминка.

Шахарро даже чихнул от возмущения:

— Это для вас, голокожих, наркотик! А для всех зверолюдов — прекрасная тонизирующая специя! Я же не слан из неё варить предлагаю!

— Ой, тише ты! — шикнула Лиснетта. — Сейчас распорядители услышат, и начнут разбирательства, кто это тут и зачем про запрещённую дрянь вопит! Весь праздник мне испортишь!

— Не я перрвый начал, — проворчал котолюд, но продолжать тему не стал.

Когда Дедушка Никко склонился к самому горизонту, все уже порядком нагулялись. На сцене зажглись огни, ученики и наставники потянулись занимать места в амфитеатре. Лиснетта протащила своих друзей во второй ряд, усадила там и унеслась переодеваться за ширмы, установленные сбоку от сцены — её танец открывал вечерние обряды. Аса'ю почиталась как Мать Рассвета и Заката, магии междуцарствия сумерек, потому и поклонялись ей при восходе и заходе Никко.

Гонг прозвучал ровно в ту секунду, как светило коснулось краем горизонта. Мастер Инх Шэк пустил вдоль края сцены маленький огненный шарик, он пролетел по дуге, зажигая расставленные лампады. Зазвучали барабаны — сначала медленно и мерно, но всё убыстряя и усложняя ритм. Кимри пропустила момент, когда Лиснетта, с распущенными пылающими волосами, в ярко-жёлтом платье, вихрем вылетела на сцену. Вот её нет, а вот — она стремительно вращается, окружённая кольцом огня. В руках у ринминки пылали два тонких факела, с которыми она принялась вытворять такие штуки, что Кимри зажала рот ладонью. Лиснетта швыряла горящие факелы то над головой, то у себя за спиной, ловила их, изогнувшись в невообразимых позах, жонглировала ими и рисовала в закатном розовом сумраке огненные узоры и вихри. На самом пике барабанный грохот резко смолк, а факелы медленно-медленно опустились в чашу с водой и с шипением погасли — ровно в тот момент, когда Никко полностью скрылся за горизонтом.

Амфитеатр взорвался восторженными воплями, топотом и аплодисментами. Когда крики поутихли, несколько магистров провели обряд призывания Аса'ю, осыпав белыми лепестками благоухающей вечерницы установленный в глубине сцены алтарь. В воздухе разлилось перламутровое сияние, от которого у Кимриналь тонко защемило в груди. Она смотрела на стекающий с алтаря прозрачный туман, и не могла понять, чудится ли ей — или в самом деле из мерцающих текучих струй поднялась женская фигура в ожерелье с Лунной Семьёй⁴⁴ и в венце из восьми звёзд Небесной Семьи⁴⁵ на голове. Поднялась, окинула взором волнующуюся толпу, повернулась и взглянула обомлевшей Кимри прямо в глаза…

После обряда театральный клуб представил пьесу о деяниях Аса'ю в дни Кризиса Ная, а по завершении на сцену снова вышла Лиснетта. На этот раз она оделась в тёмно-зелёное, расшитое полированными чешуйками платье. Шаги её сопровождал приятный сухой звон бубенчиков, сделанных, из коробочек какого-то растения, наполненных семенами. На руках ринминки подрагивали такие же браслеты. Это было красиво и немного странно — не только видеть, но и слышать каждый жест.

Ринминка вышла на середину сцены с пустыми руками и остановилась, склонив голову. Протяжно и негромко зазвучала флейта⁴⁶, выводя долгие плавно перетекающие ноты. К ней присоединился глубокий и чистый женский голос, свивая грустную и светлую мелодию без слов, от которой у Кимри по спине хлынули мурашки. Она зажмурилась от подкатившего комком к горлу восторга, и в этот момент танцовщица начала двигаться. Бубенчики на плавно поднимающихся руках Лиснетты скатились к локтям, прошелестев тихо, словно лёгкий летний дождь. В поднявшихся над головой ладонях ринминки затеплились чуть голубоватые миражные светлячки — слабые, неяркие, мерцающие, как первые звёзды на небе сразу после заката. Плавно покачиваясь и изгибаясь, наклоняясь, поднимаясь и запрокидываясь, мелко шагая и приседая, Лиснетта рисовала светом завораживающий узор: он тянулся вслед за звёздочками туманным полупрозрачным шлейфом и медленно таял. Призрачные линии сплетались и закручивались изящными завитками, расплетались, распадались и растворялись в воздухе, как дым только что погасшей свечи. Сияние в ладонях ринминки постепенно становилось ярче, узоры чётче и долговечнее. Лиснетта передвигалась по сцене, словно тень, уже почти невидимая позади сплетения туманных линий, невообразимой сетью опутавших всю сцену.

Музыка стала громче, к флейте и голосу добавился ненавязчивый ритм барабана, и мягкий звон, сопровождающий шаги танцовщицы, гармонично вплёлся в него тихим отголоском. Огоньки в порхающих ладонях ринминки разгорелись до белого сияния, потом стали голубыми, зеленоватыми, жёлтыми, рыжими, красными, лиловыми. Узоры становились всё сложнее, расцветая невиданной резной листвой и удивительными бутонами, вспархивая чудными птицами и пёстрыми мотыльками. Цвета смешивались, создавая новые оттенки. Лиснетта кружилась, руки её сплетались и порхали, взлетали и опускались, создавая неописуемую сеть узоров всех цветов радуги.

Наконец, она остановилась, широко раскинула руки, и все нити узоров потянулись к кончикам её пальцев, словно втягиваясь в них. Чудесные рисунки, расплетаясь, будто вязаный платок, распадались и угасали. Лиснетта собрала ладони чашей, погасив почти всё сияние, кроме пары звёздочек. Она развела кисти, уронив звёзды к ногам, и опустила руки. Когда же, вторя возвышающемуся голосу певицы, ринминка стала снова медленно поднимать их с повёрнутыми вниз ладонями, чуть растопырив пальцы, звёздочки послушно поднялись в воздух, а за ними потянулись два световых шлейфа — плоские ленты, собранные из тонких световых игл, становящиеся всё длиннее, шире и ярче. Лиснетта подняла руки над головой, медленно повернулась вокруг себя, едва заметно двигая руками, и сияющие ленты поднялись над ней, переливаясь зелёным, лиловым и синим. Лиснетта обернулась лицом в зал, взмахнула ладонями, и сияние поплыло над сценой и дальше, протянулось над головами ошеломлённых зрителей и закачалось в воздухе, свиваясь и развиваясь, текуче переливаясь в такт музыке, будто волны быстротечной реки…

— Ох ты ж!.. — сдавленно выдохнул Роддвар.

Под медленно текущий вокализ ленты мягкими извивами покрыли всё пространство над амфитеатром, продолжая завораживающий, невиданный танец — то свиваясь тугими спиралями, то вытягиваясь, то слегка угасая (и сердце замирало — неужели это всё?!), то снова ярко вспыхивая. Лиснетта на сцене стояла с поднятыми руками, вытянувшись в струнку и почти не шевелясь — только кончики пальцев подрагивали, незаметно управляя танцующим светом. Все замерли, затаив дыхание и не отрывая расширенных глаз от потрясающего зрелища.

Наконец, под затихающую музыку, ленты сияния разделились на отдельные иголочки, плавно осыпались неощутимым дождём на потрясённых зрителей и медленно, медленно угасли над самыми их головами… Эхо чудного голоса ещё некоторое время носилось в воздухе, потом утонуло в ошеломлённом молчании…

Лиснетта опустила руки и замерла посреди сцены, едва дыша от волнения. Она смотрела на безмолвных зрителей, а они смотрели на неё, и целую минуту никто не решался издать ни звука.

Внезапный хлопок и долгое шипение разорвали тишину. Яркая вспышка расцвела слева от амфитеатра, заставив многих вздрогнуть. Обещанный фейерверк должен был привлечь всех на площадку возле алхимического огорода, но никто не двинулся с места. После увиденного светового шоу блёклые огненные брызги казались удивительно скучным и даже досадным вмешательством в только что сотворённое действо. Все повернулись обратно к продолжавшей стоять на сцене Лиснетте. Мастер Мислав первым встал с места, громко хлопая, и следом остальные зрители наконец-то опомнились и разразились оглушительными восторженными воплями и аплодисментами.

Когда Лиснетта вернулась из-за ширм, уже снова одетая в свою нарядную жёлтую робу, расшитую зелёными растительными узорами, Шахарро протянул восхищённо:

— Ну, ты даёшшшь! В жизни подобного не видел! Шшшто это было, в конце?!

— Китанские небесные огни, — негромко ответил Роддвар, почему-то не поднимающий глаз от подола робы ринминки.

Лиснетта смутилась, но не могла не улыбаться, отвечая, что придумала финал номера в последний момент и ужасно волновалась, получится ли, как хотелось. Кимри почему-то подумалось, что рыжая, устроила это представление специально для Роддвара, а он, кажется, это понимает. Видно, оттого оба и не знают, куда деть глаза, в которых слишком много радости. Смотреть на них таких было удивительно тепло.

Праздник тем временем подходил к концу, фейерверк закончился, все начали понемногу расходиться. И тут шум со стороны площадок для состязаний привлёк внимание друзей. Там словно бы кто-то пытался запустить ещё фейерверк, но не было видно цветных огней — только слабые вспышки над головами столпившихся зрителей. Роддвар аккуратно раздвинул учеников и пропустил вперёд Лиснетту и Кимри.

Оказалось, на площадке соревнуются в магии Пути Разделения Айралор и незнакомый юноша-кэримин. На песке валялись остатки соломенных тренировочных чучел, с которыми оба ученика, видимо, только что расправились. Теперь они швыряли заклинания в деревянные тренажёры. После третей серии ледяных шипов Айралора деревянный чурбак с ведром на макушке с треском раскололся на несколько частей, толпа зрителей одобрительно загудела и подалась в стороны, прикрываясь от разлетевшихся щепок магическими щитами. Кэримин смог поджечь свой тренажёр только с пятого заклинания. Зрители зааплодировали, поздравляя Айралора с однозначной победой, но тот, самодовольно улыбаясь, поднял ладонь, показывая, что это ещё не конец.

— Предлагаю опробовать силы на камне.

Кэримин, похоже, понимал, что не сможет победить. Но гордость не позволила отклонить вызов: он сжал губы, молча кивнул и переместился вслед за тайсомином к каменным истуканам. Огонь никак им не повредил, оба ученика поняли это после первой же попытки. Ледяные шипы Айралора оставили на его истукане заметные выщербины. Успехи кэримина были едва заметны — пара царапин. Убедившись, что и лёд малоэффективен, старший эльф взялся за куда более сложное призывание молнии. Ударивший сверху разряд вызвал яркий всполох и громкий треск. От истукана откололся приличный кусок. Кэримин, видимо, совсем плохо владевший молниями, церемонно поклонился сопернику, признавая его победу. Айралор мог бы удовлетвориться этим, но, видимо, ему очень хотелось выказать полное превосходство, поэтому он, едва ответив падшему эльфу слабым кивком, сосредоточился и призвал ещё одну молнию. Грохот раздался такой, что зрители прянули в стороны, зажав уши и зажмурившись от ослепительной вспышки. Когда все пришли в себя, то увидели, что от каменного истукана остались одни лишь обломки, рассыпавшиеся по всей площадке, а второй, едва оцарапанный кэримином, лишился головы. Ученики изумлённо молчали некоторое время, потом вперёд прорвались Двойняшки, завопили восторженно и захлопали.

Роддвар покачал головой и молча протолкался из кольца восхищённых учеников. Друзья, не обменявшись ни словом, вернулись в замок, и только тут, остановившись на площадке перед спальнями первошагов, северянин сказал:

— Интересно, если он крут, как хейшигуро⁴⁷ — на кой его сюда принесло?..

Шахарро задумчиво обвил хвостом щиколотки.

— Не иначе ради какой-то политики. Слыхали же, чем он Двойняшшшкам уши заливал? Про превосходство тайсоминской расы, про то, что старшие эльфы всех мудрее, и должны править…

— Да ладно! Какое нам дело? — беспечно отмахнулась Лиснетта, не дав коту договорить.

— В общем, да, — покладисто согласился Роддвар. — Пока он нас не трогает. Интересно, кто этот кэримин? Он хорошо держался.

— Рразве он не ваш, не перрвошаг? — удивился Шахарро. — Вроде я видел его тут.

— А вон он идёт, — заметила ринминка.

Кэримин, сражавшийся с Айралором, и в самом деле поднимался по лестнице. Остановившись перед преградившей дорогу компанией, он скользнул по лицам рассеянным взглядом и произнёс с отстранённой вежливостью:

— Вы позволите?

Роддвар отступил на шаг и сказал уже почти ему в спину:

— Ты достойно бился.

Эльф встал, как вкопанный, и Кимри заметила, что его плечи напряжённо приподнялись, будто он сдерживает желание втянуть в них голову. Несколько секунд кэримин, видимо, размышлял, не насмешка ли это была, затем медленно обернулся.

— Вы так считаете?

— Конечно! — обезоруживающе улыбнулась Лиснетта.

Впрочем, её чары пропали впустую. Эльф невыразительно двинул плечом, пробормотал что-то вроде вежливой благодарности и хотел уже уйти, когда северянин протянул ему руку.

— Кажется, мы не знакомы. Роддвар Белый Щит.

Кэримин ещё раз окинул взглядом четвёрку учеников, словно бы только что увидел. На секунду его глаза остановились на Кимри. Ей показалось — или это всё-таки было не презрение, а любопытство? Решив, наконец, что соученики, выразившие одобрение его бестолковому сражению, достойны хотя бы учтивости, эльф пожал руку Роддвара.

— Эйно Даррис.

Шахарро и Лиснетта также представились, скрепляя знакомство рукопожатием. Когда же очередь дошла до Кимри, она растеряно опустила голову и даже отступила на полшага. Ей вдруг подумалось, что этот церемонный юноша с манерами аристократа вряд ли желал бы касаться руки полукровки, и значит, если она протянет ладонь наравне со всеми — её ожидает очередное унижение, когда ей откажут в приветствии… Сквозь затянувший всё туман стыда, Кимри едва услышала, как Лиснетта спасает положение, представляя её новому знакомому и поясняя, что, мол, она стеснительная. Добродушная ринминка рассудила, что растерянность Кимри может выглядеть невежливо, потому поспешила заступиться за подругу.

Эйно отвесил сдержанный поклон, и первошаги наконец-то вошли в спальню, простившись с Шахарро и Лиснеттой.

— Ты тоже учишься у Инх Шэка? — полюбопытствовал Роддвар.

— Нет, моя наставница — мастер Йосини. Я изучаю Путь Жизни и в Разделении совсем не силён. — Эйно досадливо поморщился. — Было глупо вступать в этот поединок. Тайсомин задел мою гордость, а я поддался на провокацию, как ребёнок.

— Зато теперь есть о чём подумать. Айралор нас тут врагами счёл, чуть половину столовой ради этого не разнёс. Будем знать, чего ждать и чего опасаться…

Кимри так и не решилась вступить в беседу, тихо проскользнула в свою комнату и укрылась за ширмой, прислушиваясь.

— Он в самом деле силён, — признал кэримин. — Хотя заносчивость когда-нибудь сослужит ему дурную службу.

— Ну, да, — Роддвар хохотнул. — Он уже драил купальни вчера!

Спустя пару секунд молчания Эйно вдруг спросил:

— А где же ваша застенчивая подруга?

— Наверное, спряталась в своей комнате. Она, правда, стесняется и молчунья. Но совсем не трусиха. Вчера бросилась между Айралором и взбесившимся котом с двумя тощенькими щитами. Чудо, что её не пожгли да льдом не посекли.

— Вот как.

В коротком замечании кэримина прозвучала смесь удивления и лёгкого недоверия, но и одобрения. А уж похвалы Роддвара её успехам в Пути Духа заставили Кимри вспыхнуть и отпрянуть от ширмы. Она села за стол и открыла первую попавшуюся книгу, изо всех сил стараясь больше ничего не слушать. Правда, оказалось довольно сложно не слышать гулкий бас северянина: как ни старался он говорить потише, всё равно каждое слово впечатывалось в уши, как тяжёлый булыжник. Хорошо хоть он перестал расхваливать её и заговорил об Археологическом клубе. Но — Аса'ю, смилуйся! — позвал Эйно пойти завтра с ними! А кэримин даже согласился, хотя Роддвар честно расписал ему все прелести характера мастера Эшши-Дана.

— А вы подносили ему дар учтивости? — задал Даррис странный вопрос.

— Чего? — не понял китадин.

— Это традиция пепельных эльфов: прежде чем обсуждать или начинать важное дело, нужно поднести дар, чтобы выразить уважение и серьёзность своих намерений, — пояснил Эйно.

— Ещё б знать, что первошаги могли бы подарить мастеру… — хмыкнул Роддвар.

«Книгу, конечно», — подумала Кимри, и Даррис произнёс в унисон с её мыслью:

— Книгу, конечно. Я купил на ярмарке, на лотке букиниста, список хайминских стихов с параллельным переводом на имперский. Может быть, он и есть у мастера Эшши-Дана, но после Гнева Баарота любая лишняя копия бесценна для понимающего учёного. Давайте поднесём её вместе, ото всех нас, — предложил Даррис неожиданно.

— И не жалко тебе? — удивился северянин.

Эйно, похоже, улыбнулся:

— Поверь, оно того стоит. Сам увидишь.

Примечания

44

Лунная Семья — три луны мира Оодай: Ото (Отец) — самая крупная, лиловая; Насу (Мать) — поменьше, голубоватая, Томо (Дитя) — самая маленькая, золотая, очень редко видна, так как прячется за спинами Родителей.

45

Небесная Семья — шесть созвездий (старшие брат и сестра, младшие брат и сестра, Наставник и Император — Отец Народа), солнце Никко (Дед) и сама Оодай (Бабушка).

46

Deuter & Annete Cantor — Temple of silence (https://www.youtube.com/watch?v=smG_g3qQsqs)

47

Хейшигуро — букв. «чёрный солдат» (имперск.); человекоподобные боевые маги, прислужники Хакай Сорана.