Весь Китай

Алексей Винокуров (2017)

Как верно заметила одна из читательниц этой книги «Весь Китай» — это не путеводитель по достопримечательностям, не рекламный проспект и не заметки бывалого. Это полноценный рассказ о стране и людях, куда вошли особенности менталитета, традиции, отношение к жизни, ценностям, работе, сложнейшая система взаимных обязательств и многое, многое другое. Говоря проще, это настоящая энциклопедия китайской жизни, которую стоит прочитать любому, кто хоть в какой-то степени стремится узнать, что же собой представляет Поднебесная и ее жители.

Глава 3, в которой русский турист выходит на китайское богомолье, а мытье признается вредным для здоровья

В Китае есть два вида цирка. Первый вид — цзацзи, там работают только люди, это цирк традиционный. Второй вид — мацзи, то есть с лошадьми, и вообще с животными.

Так вот, иностранцы для китайцев — цирк. Только не совсем понятно, какой именно: цзацзи или мацзи.

* * *

Как известно, русские с подачи Тютчева считают, что умом Россию не понять.

Китайцы пошли еще дальше. Они считают, что не только понять их нельзя, но даже и узнать о них ничего невозможно. Иностранцы, полагают китайцы, не знают о них вообще ничего, просто не могут знать.

К сожалению, подозрения их не беспочвенны. Рядовой иностранец знает о Китае почти так же мало, как и китаец об остальном мире.

Свидетельство тому — разнообразные якобы китайские пословицы и летучие фразы, которые гуляют по свету.

Наверняка вы часто слышали выражение: «Китайское проклятие гласит:"Чтоб ты жил в эпоху перемен!» Лично я ни в самом Китае, ни в китайских книгах такого проклятия не встречал. Не читал я про него и у других китаистов, то есть, похоже, и они не встречали.

Если же разобраться, то с точки зрения китайца проклятие это вообще звучит бессмысленно, ведь из перемен состоит вся жизнь. И даже главная, базовая у китайцев книга так и называется «И-цзин», «Канон перемен».

Хочется вам блеснуть образованностью — откройте Конфуция или Лао-цзы, они несчетное количество раз переведены на русский. Там полно мудрых мыслей на все случаи жизни, и придумывать ничего не надо.

* * *

С чувством законной гордости могу констатировать, что самые иностранные из иностранцев в Китае это, конечно, русские. Вот уж лаовай в квадрате, иначе не скажешь. Я вам сейчас расскажу одну историю, и вы сами все поймете.

Как-то раз в Пекине, в ламаистском монастыре Юнхэгун наткнулись мы на группу знакомых русских туристов. Вел их китаец.

А тут надо заметить, что Будда в свое время победил бесчисленное количество чертей и демонов и поставил их на службу колесу Закона. О чертях этих почти не вспоминают в чань-буддийских монастырях. Зато у ламаистов (тибетских буддистов) все эти черти присутствуют прямо в храме — с рогами, хвостами, зубами и когтями, все, как положено. То есть это уже не простые черти, а наши, правильные, перековавшиеся.

И вот, значит, китаец ставит этим чертям свечку и кланяется, и следом за ним вся русская компания тоже ставит свечки и кланяется. При этом у половины, конечно, на груди висят крестики. Но никого это не смущает, кроме одного. Этот один все-таки подходит к нам с женой, как к главным в мире специалистам по Китаю и спрашивает:

— А это ничего, что я браслет тут купил? Я ведь православный…

— А это ничего, что ты свечки демонам ставишь? — спрашиваю я его в ответ.

Он смотрит на меня квадратными глазами, явно не понимая, о чем речь. Перехожу на более прозрачный язык:

— Ты у батюшки-то спрашивал благословения китайским чертям молиться?

— А надо? — пугается он.

— А как же, — говорю я. — В следующий раз обязательно спроси.

* * *

Некоторые китайские храмы являются одновременно музеями. Музеи в Китае, это, конечно, особая тема.

Во время культурной революции подавляющее большинство музеев было закрыто, а экспонаты либо выброшены либо украдены. Однако в последние десятилетия здесь возник настоящий музейный бум. Каждый год открываются все новые музеи, причем как государственные, так и частные.

В результате музеев стало так много, что на них иногда просто не хватает экспонатов. Но китайцев это не смущает. Вместо самих экспонатов они вешают на стены фотографии этих экспонатов.

Таким образом, все китайские музеи делятся на две категории: те, где есть материальные объекты, и те, где представлены только фотографии. Потому что, как уже говорилось, музеев много, а бесхозных предметов мало.

Иностранные туристы, заплатившие за вход в музей деньги, обычно терпеливо сносят такое безобразие. Но некоторые китайские посетители бывают недовольны, что за свои кровные они видят одни лишь фотографии, иногда к тому же снятые мутно, не в фокусе.

Хотя справедливости ради заметим, что китайцы часто бывают недовольны самыми неожиданными вещами. Например, в пекинском Музее древних колоколов два престарелых китайца громко выражали свое возмущение тем фактом, что колокола, на их взгляд, слишком маленькие… За что деньги плачены?

* * *

Однако если у вас в Китае появится возможность зайти в музей — старайтесь ее не пропустить, даже если этого музея нет в вашей программе. В китайских музеях иной раз можно узнать много нового об устройстве мира.

Так, в одном из павильонов императорского дворца Гугун висит старинная — кажется, семнадцатого века — карта с изображением разных народов. Называется она просто и со вкусом: «Подданные китайского императора».

В число подданных китайского императора вошли не только традиционные монголы, маньчжуры, тибетцы, но и — неожиданно для себя — арабы, армяне, русские, евреи, немцы, британцы, французы, голландцы. В общем, все, о ком тогдашние китайцы имели хоть какое-то представление.

Непосвященному человеку такая расстановка сил наверняка покажется странной.

А все дело в том, что китайские императоры самых разных династий были о себе и своей стране чрезвычайно высокого мнения. Когда в старый Китай приезжали торговые или дипломатические представительства, их называли «данниками» императора и заставляли ползти к трону на четвереньках, держа верительные грамоты на спине.

Даже обычные товары здесь именовали данью, забирали их у иностранных торговцев, а в качестве «благодарности» выдавали товары китайские, за которыми, собственно, торговцы и приезжали, а не затем, чтобы платить какую-то сказочную дань.

Хрестоматийным стало послание китайского императора Цяньлуна английскому королю Георгу III в конце XVIII века. Король прислал императору письмо, в котором предлагал развивать торговые связи и к этому письму присовокупил образцы английских товаров. Вот что ответил Цяньлун на обычное деловое предложение.

«Я прочел Ваше послание. Искренность, с которой оно написано, обнаруживает уважительное смирение с Вашей стороны, достойное высокой похвалы. Чтобы показать свою преданность, Вы также послали мне образцы изделий из Вашей страны. Властвуя над огромным миром, я не имею другой цели, кроме как поддерживать совершенное управление и гарантировать исполнение государством его обязанностей. Странные и изобретательно сделанные предметы не представляют для меня интереса. Я не могу найти применения предметам из Вашей страны. Вам надлежит, о король, уважать мои чувства и выказывать мне еще большую преданность и лояльность в будущем, так, чтобы вечной покорностью нашему трону Вы смогли обеспечить мир и процветание Вашей стране. Трепетно подчиняйтесь и не проявляйте небрежения».

Вот такое письмо отправил китайский император королю одного из самых могущественных европейских государств того времени. Трепетно подчиняйтесь и не проявляйте небрежения! И это писал один из самых просвещенных и, как бы сейчас сказали, продвинутых императоров. Можно представить, что думали о себе другие повелители Поднебесной. И это вот «императорское» сознание в какой-то мере сохранилось в китайцах и до сих пор.

Конечно, самоощущение китайцев сильно подорвала военная экспансия европейцев. Две опиумных войны, оккупация Пекина западными странами, свержение императора, многолетняя гражданская война, хаос, приход к власти коммунистов, большой скачок, культурная революция — Китай был ослаблен и разорен, он почти перестал существовать.

Однако все это происходило как бы вовне. Внутри же, в самом сердце, почти каждый китаец верил в будущее величие своей страны, своего народа, себя самого, а, значит, понимал, что никакой, даже самый богатый иностранец никогда не сравнится с самым бедным китайцем.

* * *

Справедливости ради надо сказать, что иностранцы принесли Китаю не только зло.

Вот по китайскому телевидению показывают, как в Шанхае китайцы в качестве развлечения дерутся подушками. Корреспондент берет интервью у одного из участников эпической битвы: «Что вы чувствуете?»

— Я совершенно счастлив, — отвечает китаец.

Еще бы он не был счастлив, друзья мои. В старые-то времена в такой битве можно было коньки отбросить — подушки китайские все были фарфоровые, каменные да деревянные. Ударишь такой подушкой один раз по голове — и все, надо заново перерождаться. Низкий поклон, таким образом, порочным иностранцам, что привезли в Китай нормальные человеческие подушки.

* * *

Те, кто не знает китайцев, наверное, удивятся: почему это иностранцы порочные?

Между нами, китайцами, говоря, они не только порочны, но также еще развратны и упадочны. Выражается это в первую очередь в том, что иностранные женщины открывают миру грудь, тем самым подвергая мирных китайских мужчин невыносимому соблазну.

Надо сказать, что именно женская грудь считается наиболее откровенной частью тела в Китае. Китайские девушки могут расхаживать по городу в таких коротких шортах, что, собственно, это уже будут не шорты даже, а просто трусы. При этом кофточка у них будет закрытая, под горло, и никаких декольте.

Нет, богатому иностранцу, конечно, его личное декольте никто не вставит в строку, ходите, сколько хотите. И слова плохого тоже, скорее всего, никто не скажет. Во всяком случае в лицо. Но взгляды станут бросать такие, что только держись. И взгляды эти трудно будет назвать восхищенными. Это окажется, скорее всего, сложная смесь похоти и презрения. Или даже просто одно чистое презрение.

В первую очередь речь тут, конечно, идет о провинции, потому что в больших городах, особенно после Олимпиады 2008 года к иностранным манерам как-то притерпелись и уже не смотрят на каждого лаовая, как на инопланетянина.

* * *

Иностранцу, безусловно, интересно будет узнать, что неприличное поведение у китайцев называется западным. То есть все негативные тенденции, которые есть в Китае — от дурных манер до привычки регулярно мыться — принесли иностранцы.

Да-да, частое мытье — тоже типично западное поведение. Не столько неприличное, впрочем, сколько опасное для жизни. Газета «Бэйцзин ваньбао» («Вечерний Пекин») не устает напоминать читателям, что привычка принимать душ ежедневно — прямой путь к тяжелым болезням. В том числе и западным, конечно.

Причины таких диковинных теорий, коренятся, скорее всего, в истории и быте старого Китая, и причин таких может быть несколько. Ну, например, последняя китайская династия Цин (1644–1912) была по происхождению маньчжурской. Маньчжуры же были кочевники и, как большинство кочевников, часто не имели возможности регулярно мыться, а, значит, и привычки к мытью не выработали. Другая причина может быть в том, что в некоторых районах Китая вода была труднодоступна, стоила дорого, так что вопрос о мытье вообще не стоял. Ну, а потом, как принято у китайцев, подвели под имеющийся факт «научную» теорию.

* * *

Первый раз с китайским отношением к воде я столкнулся еще на родине.

Как-то раз в Москве я зашел в гости к знакомому китайцу. Решил после улицы помыть руки, пошел в ванную. Помыв руки, увидел два маленьких полотенца, висящих на вешалке. Взял одно — оно было влажным, взял другое — оно тоже оказалось влажным. Вытереть руки после мытья так и не удалось.

Тогда я еще толком не знал китайских обычаев, не знал, что моются они редко, а в целях гигиены просто протирают себя влажными полотенцами.

До сих пор, кстати, во многих китайских домах не предусмотрены не только ванны, но даже душ. А те, кто хочет помыться, могут протянуть шланг от раковины к бельевому тазику, а еще лучше — сходить в баню.

Но это, так сказать, традиции, о причинах которых мы говорили выше.

Гораздо интереснее, что и вообще китайцы в большинстве своем воду не любят, воды боятся и даже плавать не умеют.

Когда мы с женой приехали на китайский курорт Санья, в первый же день, выйдя на улицу, мы увидели компанию взрослых китайских мужчин, которые, надев на себя спасательные пояса, «плавали» в лягушатнике метровой глубины. Они фыркали, как киты, вопили, таращили глаза и явно были горды своей отвагой.

По нашим наблюдениям, китаец, приехавший на курорт, старается не заходить в воду выше колена. Если вода достигает бедер — это уже серьезный риск, а если поднимается до груди — просто безумство.

Бывают, конечно, отважные «спортсмены», которые специально тренируются, а, попав на морской берег, бросают вызов стихии, и не просто стоят в воде, но даже подпрыгивают в ней, и, страшно подумать, плавают. Но и тут они не заходят слишком далеко и плавают отнюдь не к горизонту, а исключительно вдоль береговой линии, на метровой глубине.

Хотя, если китайцы за что-то берутся, они в это часто вкладывают все силы души и сердца и занимаются делом, пока не свалятся с ног. На том же Хайнане мы видели женщину, которая так вот плавала вдоль берега, и доплавалась до того, что ее просто вынесло набежавшей волной на песок лицом вниз. После этого она минут двадцать лежала на песке ничком, как выброшенная черепаха, не в силах подняться или даже переползти хотя бы на метр вперед — а жестокое море заливало ее волнами.

Ясно, что при таком отношении к воде человек, который умеет хорошо плавать, воспринимается либо как опасный сумасшедший, либо как полубог. И, опять же, можно понять, почему китайцы так восхищались Мао Цзэдуном, который неоднократно переплывал реку Янцзы, пусть даже и не в самой широкой ее части.

Справедливости ради заметим, что примерно с пятидесятых годов прошлого века в Китае стали появляться отдельные очаги моржевания. Видимо, китайцы решили, что если уж плавать, то в ледяной воде. Во-первых, польза для здоровья, во-вторых, издалека видно, что ты настоящий революционер.

Как правило, такие заплывы собирают целую толпу зрителей, которые усердно пялятся на это представление.

* * *

Попадая в толпу китайских зевак, понимаешь, что слово «пялиться» было придумано в первую очередь именно для китайцев.

Больше всего на свете китаец любит развлечения, вар-вар. В число развлечений входит множество занятий, начиная от еды и кончая (кое-где) привычкой выть волком. Обычай глазеть и пялиться стоит у китайцев на одном из первых мест, уступая, может быть, только еде.

Я это понял еще в начале девяностых годов прошлого века, когда впервые приехал в Шанхай. Если я отрывался от основной группы, вокруг сразу же скапливалась кучка зевак, которые совершенно добровольно сопровождали меня повсюду.

Уже много позже, в двухтысячные, мы с женой как-то зашли в небольшой ресторанчик на окраине Пекина и заказали еду. Мимо проходило несколько китайцев. Увидев нас через окно, они застыли на месте, раскрыв рты.

(Когда я говорю «раскрыв рты» применительно к китайцам, это следует понимать буквально. Многие китайцы, если видят что-то необычное, редкое, удивительное или просто интересное, на самом деле раскрывают рты. А некоторые так и ходят все время — с раскрытыми ртами).

Итак, китайцы увидели нас в ресторанчике — явно семейном, небольшом — и раскрыли рты. Но на этом они не остановились, потому что тут безусловно намечалось зрелище.

Не говоря худого слова, китайцы вошли в ресторан, уселись за соседний столик и стали разглядывать нас с необыкновенной откровенностью, присущей только китайцам. Так они глазели на нас несколько минут, потом к ним подошла хозяйка и сурово сказала:

— Нечего сидеть просто так. Хотите смотреть на иностранцев, платите по юаню с носа.

К нашему величайшему удивлению, китайцы безропотно вытащили деньги и отдали хозяйке. Теперь они разглядывали нас уже на законных основаниях.

— Слушай, — сказал я жене, — да ведь так можно бесплатно обедать. Приходим в какой-нибудь ресторан, договариваемся с хозяином, он нас кормит бесплатно, а сам собирает юани с любопытных, которые пришли на нас посмотреть.

— Нет, — сказала жена, — не выйдет.

— Почему?

— Во-первых, мне это не нравится.

— А во-вторых?

— Во-вторых, скоро наши физиономии примелькаются и народ перестанет на нас ходить.

Она, как всегда, оказалась права. Мы даже в этот раз серьезно разочаровали зрителей.

Они вероятно, ждали, что мы начнем прыгать, ходить по стенам, танцевать и вообще вести себя, как дикие, каковыми мы являемся по своей иностранной сути. Но мы сидели спокойно, ели палочками, пили пиво и никаких увлекательных коленцев не выкидывали.

Посидев еще минут десять, обманутые в лучших ожиданиях китайцы горько вздохнули и двинулись на выход.

* * *

Чем объяснить неутолимую страсть китайцев к зрелищам? Думаю, ответ на этот вопрос кроется отчасти в национальной психологии, а отчасти — в исторических обстоятельствах.

Испокон веку зрелища являлись одним из немногих доступных простому народу развлечений. Чтение книг было мало кому по силам: грамотность давалась долгими годами упорнейших занятий, да и денег стоила. Наслаждаться живописью или другими видами традиционных искусств тоже было нельзя — все это находилось в домах богатых людей, куда кого попало не пускали. Даже уличные цирковые представления или доступные спектакли китайской оперы случались далеко не каждый день. Таким образом, если зрелищ недоставало, китаец устраивал себе зрелище сам — из ближнего своего.

Обычно таким зрелищем становился любой чужак. И это понятно — какой смысл смотреть на соседа по хутуну, которого и так видел тысячу раз. К тому же он и обидеться может. Чего, скажет, смотришь? Не узнал?

Но идеальным объектом разглядывания, конечно, становится иностранец. Он не просто чужак, он и выглядит по-другому, говорит иначе, приехал невесть откуда, и вдобавок ответить тебе не может.

Учитывая количество китайцев, живущих в Китае, непривычному человеку переносить все эти взгляды довольно затруднительно. Бывает, идешь как сквозь строй: под градом взглядов — любопытных, заинтересованных, нарочито безразличных, неприязненных или откровенно презрительных.

Со временем, конечно, привыкаешь. Да и сами китайцы со временем все меньше и меньше пялятся на иностранцев.

Однако, если вас слишком беспокоит взгляд незнакомого китайца и деваться вам некуда, открою вам способ мирно разрешить проблему. Надо просто подойти к нему, и спросить, например, который час. А если не можете, то просто скажите: «Ни хао!» Скорее всего, китаец разулыбается, и вы можете считать себя уже почти друзьями. Почему? Потому что у вас возникли связи — гуаньси.

Нет, конечно, они еще не завязались, они едва наметились, как тончайшая возможность, которую может сдуть любой случайный ветерок, но все же, все же… А вдруг вы сможете быть полезным новому знакомому, вдруг у вас завяжется деловое партнерство, вдруг он благодаря вам разбогатеет? То есть реализуется пресловутый цзихуй, он же китайский шанс.

Но даже если ничего этого не случится, все равно человеку будет приятно, что вы выделили его из полутора миллиардов других китайцев. И конечно, он перестанет смотреть на вас волком, а при случае даже и поможет.

* * *

Надо сказать, что от нахальной привычки глазеть и пялиться страдают не только иностранцы. Страдают от этого и сами китайцы.

Дело в том, что история двадцатого века в Китае — это история чужеземной оккупации, переворотов, войн, революций и общего хаоса. В такие времена, как известно, первыми погибают представители образованного сословия. Так же случилось и в Китае.

Ситуацию усугубило еще и то, что во время правления Мао Цзэдуна за образованными людьми охотились целенаправленно: их подвергали унижениям, пыткам, выселению из городов в деревни на перевоспитание, разлучали детей с родителями, наконец, просто казнили и убивали без суда и следствия. В результате к концу двадцатого века окультуренное городское сословие было вытеснено необразованными крестьянами.

Представление этих людей о цивилизованности было самое поверхностное, а чаще всего его просто не было. Но именно они стали олицетворять собой образ типичного жителя Поднебесной. Становится понятно, почему дурные манеры китайцев сделались притчей во языцех.

Однако в середине семидесятых к власти в Китае пришел Дэн Сяопин. Он тоже не был ангелом, каким его иной раз рисуют, но все же при нем состоялись важные экономические и социальные реформы, страна немного вздохнула, простой народ перестал умирать с голоду.

Понемногу восстанавливалась система образования и культуры, начисто уничтоженная при Мао, люди стали ездить за границу. В начале третьего тысячелетия Китай и вовсе стал одним из лидеров по части применения компьютерных технологий, границы сделались прозрачными, появился общедоступный интернет. В результате городская цивилизация мало-помалу стала восстанавливаться. И вместе с ней стали меняться люди.

У молодого поколения сейчас уже другое мироощущение, другое представление о норме, чем у их дедов. Они уже не чувствуют себя деклассированными крестьянами, захватившими брошенные квартиры — нахальными и плохо воспитанными. Молодому китайцу уже не так нравится, когда при нем громко кричат, плюются, рыгают. Еще меньше ему нравится, когда на него пялятся, как на обезьяну в зоопарке.

И молодежь придумала свое противоядие от старинной китайской привычки. Если кто-то глядит на человека слишком пристально, тот подскакивает на месте, округляет глаза, открывает рот и смотрит на любопытного с выражением, которое можно передать словами: «Ух ты, братишка! Сколько лет, сколько зим!»

Помогает ли это? Чаще да, чем нет. Признаюсь, этим способом пользовался даже я сам. Правда, визави в таких случаях бывает недоволен: зачем иностранец помешал ему глазеть на себя и лишил законного развлечения?