Все дороги ведут в «нигде»

Алексей Небоходов (2025)

В футуристической Ксенополии — стране, где анархия и абсурд стали основой общественного устройства — писатель Кирилл Говоров случайно оказывается в центре невероятных событий. Его похищают из нашей реальности, чтобы сделать символом новой религии и вдохновителем общества, построенного на полной свободе от условностей. Ксенополия — мир, где валюта зависит от настроения, а Министерство Секса определяет стандарты морали. Здесь всё пропитано театром абсурда: памятники героям сидят на унитазах, а гражданам внушается, что множество партнёров — основа счастья. Постепенно Кирилл понимает, что его статус пророка — не случайность, а инструмент для управления обществом. Кирилл вынужден искать баланс между свободой и хаосом. Обложка сделана автором своими руками

Глава 5

Вечер стелился над домом Кирилла, за окном начинал густеть декабрьский туман. В комнате царило спокойствие, которое нарушало лишь мягкое потрескивание дров в камине. Алина, расслабленно устроившись в кресле, держала бокал красного вина. Её глаза, лениво скользящие по отблескам пламени, излучали уверенность, за которой скрывалось нечто большее. Её поза говорила о готовности к разговору, но в её жестах, в том, как пальцы скользили по ножке бокала, было ощущение скрытой игры.

Кирилл стоял у окна. Его взгляд блуждал по пейзажу за высоким забором: тщательно выровненные кусты, ровные, будто начерченные циркулем, дорожки. Мягкий туман медленно полз над землёй, как будто город сам скрывал свою сущность.

— Ты знаешь, — вдруг произнесла Алина, не отрываясь от созерцания огня, — мне кажется, ты до сих пор не понимаешь, где оказался.

Её голос прозвучал неожиданно, почти резал тишину. Кирилл обернулся. В его взгляде мелькнуло напряжение, будто слова Алины задели что-то неявное.

— Почему ты так думаешь? — спросил он, продолжая стоять, но уже чуть ближе к её креслу.

Алина улыбнулась. Улыбка эта была такой же загадочной, как и её поза.

— Потому что ты ещё не задал самого главного вопроса: кто на самом деле управляет этим городом?

Кирилл нахмурился. Вопрос застал его врасплох.

— Разве это не очевидно? — сказал он, наконец, пожав плечами. — Мэр, губернатор, не знаю… какие тут ещё варианты?

— Формально — да, ты прав, — протянула Алина, откинувшись в кресле и делая глоток вина. — Но всё гораздо сложнее. Главный здесь — Сабантуев. Или, как его называют местные, мэр-оленевод.

Кирилл коротко усмехнулся, но в его взгляде промелькнуло недоумение.

— Оленевод? Ты это серьёзно? Это какое-то прозвище?

— Ни то, ни другое, — ответила она, поставив бокал на стол. — Это образ. Сабантуев — больше, чем человек. Он миф, идеология и орудие власти одновременно. Говорят, он родом из северной тундры, из тех мест, где олени — не просто животные, а часть жизни. И вроде бы в юности он действительно был пастухом. Есть легенда, что однажды он спас целое стадо от гибели в бурю. И с тех пор этот подвиг стал символом его лидерства.

Кирилл выдавил смешок, но было видно, что его это больше тревожило, чем забавляло.

— Это звучит как… как сказка для туристов.

— А ты думал, что Изград — место без сказок? — спросила Алина, её голос был холодным, но с оттенком иронии. — Весь город построен на легендах. Сабантуев — это не просто человек, он — воплощение порядка. Посмотри вокруг: каждый куст, каждый фонарь, даже эти дорожки — результат его власти. Или, если точнее, веры в его власть.

Кирилл задумался, глядя на её лицо. Оно оставалось спокойным, но её слова несли скрытую силу. Он сел напротив неё, склонившись вперёд.

— И как он добился этого?

— Начинал с малого, — ответила Алина, как будто ждала этот вопрос. — Поднимал разрушенные районы, строил дороги, парки. Люди любили его за это. Но потом всё превратилось в тотальный контроль. Теперь здесь не сделаешь шага без того, чтобы не заметить следы его"инициатив". За каждой идеальной клумбой скрывается жесткая рука.

Она замолчала, а Кирилл вдруг почувствовал, как воздух в комнате стал тяжелее.

— Ты сказала о культе? — спросил он тихо. — О каком?

— Культ личности, но оформленный как ритуал, — ответила Алина. — У нас есть танцы оленей, праздники, где все обязаны улыбаться, и штрафы за любую мелочь. Сабантуев здесь не просто человек. Он — бог в этом городе. Ты увидишь. Завтра я покажу тебе музей.

На следующий день они пересекали парк, окружавший здание, и оказались у массивного входа. На фасаде, из чёрного гранита, сияли бронзовые рога, а надпись гласила: «Музей великого Оленевода. Хранитель порядка».

— Добро пожаловать в главный храм нашего города! — провозгласила Алина с полной уверенностью в голосе.

— Это музей или цирк? — пробормотал Кирилл, разглядывая статую Сабантуева, который величественно восседал на вздыбившемся олене.

— Музей, конечно, — ответила Алина, даже не заметив его иронии. — Здесь хранится память о великих свершениях нашего мэра.

Внутри их встретил атриум с высоченным потолком. Пол был выложен мозаикой в виде карты Изграда, где все «достижения» Сабантуева подсвечивались золотыми лампочками. На стенах висели огромные экраны, где непрерывно шло видео: мэр открывает парки, мэр подписывает указы, мэр сажает деревья под аплодисменты толпы.

— Вот он, наш герой, — торжественно сказала Алина, указывая на центральную статую: Сабантуев верхом на олене, в позе полубога. На постаменте было написано: «Возвращение порядка миру хаоса».

— И это только фойе? — удивился Кирилл.

— О да, дальше только интереснее, — с энтузиазмом подтвердила Алина.

Первый зал назывался «Зал восхождения». Он был оформлен в виде диорамы. Здесь Сабантуев изображался простым оленеводом, который спас стадо оленей от снежной бури, что, как утверждала надпись, сделало его «избранным». В витринах лежали «личные вещи» мэра: меховая шапка, деревянные нарты, чашка с оленем.

— Вот это я понимаю, скромное начало, — заметил Кирилл, пряча усмешку.

— Именно с этого началась его дорога к величию, — серьёзно ответила Алина. — А теперь взгляни на «Храм порядка».

Главный зал музея поражал своим размахом. По периметру располагались гигантские портреты Сабантуева: то он в строгом костюме подписывает документы, то с лопатой открывает парк, то принимает подношения от благодарных граждан. В центре стоял трон из оленьих рогов, обитый красным бархатом.

— Символ власти и… величия, — уверенно добавила Алина.

— Величия, конечно, — сдержанно ответил Кирилл.

Следующим был «Зал ритуалов». Этот зал выглядел почти мистически: узоры на полу, видеоинсталляции с танцами в оленьих масках и подношениями «великому» мэру. В центре — экран, где голограмма Сабантуева «объясняла» посетителям важность порядка.

Одной из главных достопримечательностей зала была огромная инсталляция, расположенная у дальней стены. Это была сложная голографическая проекция, на которой Сабантуев стоял на коленях перед гигантской статуей идола Ксенополии — Кирилла Говорова. Вокруг него медленно кружились фигуры, похожие на жрецов в традиционных одеждах, их движения напоминали древний обряд. Сам Сабантуев, выполненный в реалистичных деталях, преклонялся перед статуей, сложив руки в молитвенном жесте, а его лицо выражало смесь благоговения и преданности.

Голографический голос, сопровождавший проекцию, объяснял:

— Этот момент символизирует глубокое почтение к высшим принципам порядка и гармонии, воплощённым в идеале Ксенополии.

Кирилл остановился, с явным интересом разглядывая инсталляцию.

— Это что, шутка? — наконец спросил он, обернувшись к Алине.

— Вовсе нет, — ответила та с серьёзным видом. — Это центральный элемент зала. Сабантуев сам хотел показать, что идеи Ксенополии вдохновляют его как лидера.

— Забавно, как он преклоняется перед идеалом, созданным не им, — тихо пробормотал Кирилл, качая головой.

— Здесь каждый может ощутить себя частью системы, — перебила Алина, стараясь отвлечь внимание Кирилла, и протянула ему специальные очки для виртуального тура. — Попробуй, это вдохновляет.

Кирилл снова отказался, но долго не мог оторвать взгляд от инсталляции, пытаясь понять, насколько всё это серьезно.

Последним был «Зал будущего». Здесь демонстрировались макеты новых зданий, парков и мостов. На экранах играла вдохновляющая музыка, а под каждым проектом висела подпись: «Сабантуев — архитектор нового времени».

— И вот это — наше светлое будущее, — заключила Алина с искренним восторгом. — Всё по указу мэра, всё для порядка.

Когда они выходили через сувенирный магазин, Кирилл заметил целую коллекцию товаров: миниатюрные тронные кресла, шапки с рогами, магниты с изображением Сабантуева.

— У меня нет слов, — наконец сказал он, оказавшись на свежем воздухе.

— И не нужно, — с гордостью ответила Алина. — Добро пожаловать в Изград.

Они вышли из музея, и яркое дневное солнце сразу ослепило Кирилла. Он прикрыл глаза рукой, медленно привыкая к резкому контрасту после полумрака выставочных залов. Тепло окутывало всё вокруг, воздух был тяжёлым и насыщенным ароматами — смесью пыли, нагретого асфальта и приторно-сладкого запаха, который Кирилл не мог идентифицировать.

Перед ними раскинулась площадь, залитая солнечным светом. Витрины киосков, блестящие от полировки, отражали солнечные лучи, ослепляя и одновременно притягивая взгляд. Однако вскоре Кирилл понял, что это были не обычные магазины. Откровенные изображения и кричащие вывески на каждом углу недвусмысленно указывали на то, что здесь продаётся. Слева возвышались миниатюрные здания с яркими окнами, свет которых не приглушали даже жаркие солнечные лучи. На дверях висели таблички: «Комнаты для удовольствия», «Ваш секретный отдых», «Оазис наслаждений».

Кирилл остановился, пытаясь переварить увиденное. Рядом с ним Алина выглядела совершенно невозмутимой.

— Это что такое? — произнёс он наконец, жестом указывая на ближайший киоск, над которым красовалась яркая вывеска: «Только лучшее для вашего настроения».

— Это рынок, — спокойно ответила Алина, как будто ему должно было быть всё понятно. — Добро пожаловать в реальный Изград.

— Мини-бордели? — уточнил он, прищурившись, глядя на небольшое здание с розовой неоновой полосой по периметру крыши. — Серьёзно?

— А почему бы и нет? — ответила Алина, чуть склонив голову, словно изучая его реакцию. — У нас всё под контролем, даже такое.

Кирилл перевёл взгляд на площадь. Вокруг сновали люди — одни прятали лица, быстро проходя мимо, другие, напротив, уверенно шли к входам, не заботясь о том, кто их может увидеть. Возле одного из киосков толпились покупатели, рассматривая товары, которые он предпочёл бы не замечать. Продавец в униформе, с безукоризненной вежливостью, что-то объяснял, энергично жестикулируя.

— Это часть вашего… порядка? — сдержанно спросил он.

— Именно так, — кивнула Алина. — Удовольствия — такая же необходимость, как всё остальное. Здесь это не скрывают, не стыдятся. Это просто ещё один сектор нашей системы.

Кирилл бросил взгляд на другое здание с вывеской «Моменты счастья», из которого только что вышел мужчина в светлом костюме. Он вытер лоб носовым платком, поправил галстук и зашагал дальше, словно ничего особенного не произошло. Всё происходило так буднично, что это казалось ещё более странным.

— Забавно, — пробормотал Кирилл, покачав головой. — Как можно так уверенно сочетать фасад идеала и вот это?

Алина улыбнулась, чуть склонив голову.

— Мы не лицемеры, Кирилл. Люди остаются людьми. Просто мы понимаем, что их желания — часть системы. Всё должно быть прозрачно, управляемо, под контролем.

Он замолчал, снова переводя взгляд на витрины, где всё сияло чистотой и выверенной идеальностью. Даже здесь, в хаотичном, на первый взгляд, месте, чувствовался отпечаток той самой системы, которая пронизывала каждый уголок Изграда.

— И это ваш Изград, — сказал он, глядя на Алину.

— Это наш Изград, — подтвердила она. — Порядок есть везде. Даже в удовольствиях.

Кирилл долго смотрел на экран, где его лицо, серьёзное и вдохновляющее, обращалось к толпе в старой видеозаписи. Он перевёл взгляд на Алину, его голос прозвучал резко:

— Я никогда этого не писал. Никаких идей об уголовной ответственности за ханжество, никаких борделей в центре города, никаких рынков удовольствий. Это не моё.

Алина усмехнулась, но не издевательски, а как человек, который слышит возражение, на которое у неё давно готов ответ.

— Правда? — спросила она, глядя ему прямо в глаза. — А как же твои рассказы? Ты ведь сам создал эти миры. Помнишь «Гармонию пяти солнц»? Или «Город, где сбываются желания»? В них были описаны общества со свободными нравами, с культурой, где эротика была частью жизни, а не чем-то постыдным. Ты сам говорил, что искусственные запреты губят людей. Эти идеи стали основой для нас.

Кирилл вздохнул, покачав головой.

— Это были фантастические рассказы, Алина. Придуманные миры. Это не значит, что я хотел воплотить это в реальной жизни. Это были эксперименты с идеями, с человеческой природой. Художественные исследования, не больше.

— Но они стали вдохновением, — возразила Алина. Её голос звучал твёрдо, как будто она защищала непоколебимую истину. — Твои миры показали, что люди могут жить свободно. Что можно убрать страх осуждения, убрать лицемерие, и всё равно сохранить порядок. Да, мы адаптировали твои идеи под реальность, но именно ты дал нам это направление.

— А кто решил, что это правильный путь? — Кирилл резко повернулся к ней. — Почему кто-то взял мои рассказы и превратил их в закон? Я писатель, Алина, а не законодатель.

Она не отвела взгляд, её лицо оставалось спокойным.

— Потому что ты вдохновил людей, — ответила она. — Твои идеи были радикальными, но в них была правда. Они дали нам надежду, что можно жить по-другому. И мы построили это общество. Ты стал для нас идолом, Кирилл. Ты дал нам идею нового мира.

— Я дал идею, но не систему, — парировал он. — То, что я вижу, — это не свобода. Это искажённая версия того, что я писал. Мои рассказы были об уважении к человеческой природе, а не о превращении всего в рынок.

Алина вздохнула, будто ей надоело это объяснять.

— Может быть, ты этого и не хотел, — сказала она. — Но идеи живут своей жизнью, Кирилл. Ты вдохновил мир. А как мир интерпретировал это вдохновение — уже не в твоей власти.

Кирилл отвернулся, снова оглядывая площадь. Люди смеялись, спорили, покупали товары, заходили в здания с яркими вывесками. Всё выглядело упорядоченным, как он и любил описывать, но одновременно хаотичным в своей откровенности. И где-то внутри он чувствовал, что Алине было трудно возразить.