Бог, которого не было. Белая книга

Алексей Френкель (2022)

«Бог, которого не было» — это роман-исповедь. В Иерусалиме, рядом со Стеной Плача, есть почтовое отделение. Обычное почтовое отделение, но все письма, где в графе «Получатель» написано: Бог, Всевышний, Элохим, Адонай, Отец Небесный и т. д., приходят именно туда. Конверты вскрывают, а письма закладывают в расщелины Стены Плача. Считается, что так Бог быстрее узнает и скорее отреагирует. Двадцатилетний парень, приехавший из России, получает эту нехитрую работенку — вскрывать конверты с письмами Богу. Читать письма категорически запрещено, но наш парень однажды не сдержался и полюбопытствовал. А потом совсем не сдержался — и ответил. Вместо Бога. Потом ответил на еще одно, потом еще. Впервые в истории человечества у этого самого человечества было настоящее, вещественное доказательство существования Бога. Он отвечает на письма… Десять лет. Многобукаф. Три книги романа — белая, черная, красная. Исповедь Бога, которого не было. Исповедь, записанная на айфон. Наперегонки со смертью. В книге присутствует нецензурная брань!

Summertime

Кстати, про слушать — интересно, а что ты слушаешь? Ты — это Бог. Ни в Библии, ни в Талмуде плейлистов твоих я не видел. К примеру, тебе нравится Summertime? Уверен, что эту вещь даже ты не мог не слышать. Ну если ты, конечно, есть и ты не глухой.

Каждый эту вещь слышал и почти каждый ее может промычать. Среди «промычавших» — Элла Фицджеральд и Doors, абсолютно все боги джаза, а также несколько дебилов, начитавших ее в рэпе. Фанаты, коллекционирующие варианты, насчитали 46 398 записей. И это лет пятнадцать назад. И у каждого исполнителя — своя версия. Какая из них та самая? Бог ее знает. Ну если ты вообще есть и ты разбираешься в джазе. Для меня лучшие — Кенни Гарретт, Оскар Петерсон, Пэт Метени. И Кит Джарретт. А еще великая Дженис Джоплин. И еще та Summertime, что Дэйв Эдмонз сотворил вместе с Love Sculpture. Это я к тому, что Израиль — он как Summertime. Для каждого он свой.

Однажды я слышал, как израильтянин ел шварму. Это был стандартный израильтянин в грязной майке, но в чистой, словно отполированной лысине. Его шварму было слышно в округе ста метров от его лысой головы. И это несмотря на шум стройки неподалеку. А потом он попросил добавить немного хумуса и тут же, этими же губами, сказал, что недавно перечитывал Горького — «На дне». По делу. Любитель хумуса говорил на иврите без акцента, но я бы не удивился, если бы он читал Горького на русском.

Вообще, израильтянин, владеющий тремя-пятью языками, — это норма. Ну, конечно, если он не русский израильтянин. Русский израильтянин обычно владеет только одним языком — русским. И то быстро его забывает, потому что учит иврит. А Горького русский израильтянин чаще всего не перечитывал никогда.

Ави — хозяин моей квартиры на Дорот Ришоним, 5, выглядел, как персонаж «На дне» Горького. Только без перегара. И еще он постоянно приносил с помойки выброшенные вещи. Как-то он принес пять старых комнатных дверей, и они месяц стояли у меня на балконе, пока я не выбросил их обратно на улицу. Самое смешное, что Ави через день их опять принес. Все пять. И сказал то же самое, что и в прошлый раз: пусть у тебя пару деньков постоят на балконе, я подумаю, что с ними сделать. При этом он — один из самых богатых людей Израиля, и таких квартир, как моя, у него сотни. И да, балкон в Израиле — это считается за половину комнаты, так что я платил одному из самых богатых Ави Израиля за полуторакомнатную квартиру. А двери я опять выкинул. На помойку. Все пять.

А верующие — ну те, которые вот совсем верующие, — выглядят как эти дважды выброшенные мной двери. Ну, в смысле они какие-то — не знаю, как объяснить, — краска облупилась, петли повылетели, а главное — домов сейчас таких не строят, стандарты не те. Но однажды я видел, как вот такой верующий — со всеми этими атрибутами: с облупившейся краской, пейсами и лапсердаком — играл на гитаре Shine on crazy diamond. Он стоял посреди улицы, улыбался сквозь пейсы и играл так, что и Дэвид Гилмор принял бы иудаизм, если бы услышал. Кстати, о Дэвиде Гилморе. Он в Израиле тоже есть. Матушка, правда, родила и воспитывала его Ростиславом, а от папы досталась фамилия Суздальский. До репатриации Ростислав Суздальский жил в Новосибирске и был слегка повернут на Pink Floyd. Ну хорошо — не слегка, а основательно. Crazy — как пел настоящий Гилмор. И когда этот основательно повернутый на флойдах Ростислав Суздальский получал израильское гражданство, он потребовал, чтобы ему в теудат зеуте — это паспорт так у евреев называется — записали Дэвид Гилмор. Так ему взяли и записали. С тех пор в Израиле есть свой Гилмор. Пусть и малость ебанутый. Кстати, с ебанутыми в Израиле полный порядок. Shine on crazy diamond.

А еще в Израиле много нищих, бомжей и наркоманов. Бабушка моя в жизни бы не поверила, но это так. Как-то раз я ехал на такси, и на светофоре к нашей машине с протянутой рукой подошел нищий. И скорее всего, еще и наркоман. И вдруг этот нищий и, скорее всего, наркоман спрашивает, кивая на музыку, что звучала в машине: Soft Mashine? Третий? Семидесятый? Это был не Third, а концертник, записанный Soft Maсhine в Европе, но вещь он определил точно: Out-Bloody-Rageous, так что денег я ему, конечно, дал.

В общем, Израиль очень разный. Как и Summertime. Общее одно — он охрененный. Как и Summertime.