И грянет атомов песнь

Алекс Алезаров (2025)

Во тьме космоса раздробленная империя человечества влачит жалкое существование под пятой Мидриан, что правят мирами Простора вот уже два тысячелетия. Их власть зиждется на Песне, молекулярном контроле, способном менять и уничтожать любые атомные связи в материи. Плененном принцу Зэриану Террату будет дан шанс вернуть свободу своему народу . Встретить во тьме неизвестную ему сущность и заключить с ней союз. Стать обладателем древней силы, что легко может сойти за дар. Пройти путем, которым еще никто не ходил, сыграть в игру, где ставки делает сама Вселенная, отправиться в путешествие самой судьбы — встретив старых друзей и обретая новых. И пока он стремиться к своей цели, таинственные охотники идут по его следу, стараясь обойти друг друга в погоне за трофеем. Это история Зэриана Келемора Террата. Это его песнь.

ПРОЛОГ.

Не спасешься от доли кровавой,

Что земным предназначила твердь.

Но молчи: несравненное право —

Самому выбирать свою смерть.

Н. Гумилев ©

Червоточина пульсировала трещиной первозданной пустоты, разрывая материю, пространство, а быть может и само время.

То был громадный разлом — врата из нормального пространства во тьму без возврата. Он висел потусторонним монстром на горизонте, расплываясь в визоре наружных камер ее корабля.

Разум Шай вел неравный бой с долгом, а она продолжала гнать судно вперед.

На удивление, руки на рукоятках штурвала уже не дрожали — но может это страх настолько сковал ее, что тело капитулировало перед звучавшей в голове мыслью.

“Во что бы то ни было…”

Мимо пронесся килат, выпотрошенный словно громадное морское чудище — толстые клубки фотонных кабелей напоминали кишки, а осколки внутренностей — кровь.

Она заложила вираж, и компенсаторы перегрузки прогнали через ее тело вибрационный поток, выравнивая колебания клеток ее тела. Двигатели работали почти на пределе, и корабль стонал — но что ей еще оставалось?

— Кажется, Вас раскусили, госпожа.

Голос единственного ее собеседника проникновенным тембром окутал Шай, вырывая из лап предельной сосредоточенности. ИскИн-четыре-три, или “Четри”, как она привыкла его величать, оставался невозмутим, даже на пороге грядущего эсхатона.

— Вижу. — Красное зернышко на экране начало разворачиваться на траекторию перехвата. — Мы в досягаемости их орудий?

— Еще нет.

— Четри… — Шай представила луч, рассекающий ее корабль и ее саму пополам. — Сколько у меня времени?

— Вычисляю.. С учетом их массы и текущей скорости — минута-сорок.

Шай взглянула на око разлома впереди — ее темный маяк и надежду всего известного ей живого в ойкумене.

— Расчетное время до цели?

— Четыре стандартминуты.

Она выругалась и обернулась, осматривая рубку. Ее взгляд упал на черный, словно смерть, короб, закрепленный у дальней стены — подальше от кресла пилота. Даже сквозь испещренный литаниями металл, защитные слои мертвой стали и сетку антиматерии, шепот продолжал взывать к ней.

Жаждать ее.

Шай закрыла глаза, успокаивая ноющую душу, и очень глубоко вздохнула.

Что ж, она знала — на что шла.

— Можем мы… лететь быстрее? — Спросила она почти шепотом.

— Госпожа, — ИскИн напустил в голос назидательных нот, — Ваше тело не выдержит перегрузку.

— Я разве спросила, сдохну ли? — Шай положила руку на приборную панель, будто на плечо давнего друга. — Четри, ты ведь знаешь, что на кону.

ИксИн замолчал.

Какие нейронные связи вспыхивали электрическими импульсами внутри его ядра сейчас? Что думал этот созданный столетия назад разум, коему жизни смертных казались искрой от пылающего в вечности костра?

Какие чувства вспыхивали внутри его самосознания, что он тянул с очевидным и давно просчитанным ответом?

Шай не знала наверняка, но будто чувствовала, что Четри упрямится сейчас, совсем как человек.

А люди совершают ошибки по велению глупого сердца.

— Можем. — Глухо ответил ИскИн. — Откроем все ячейки одновременно — прибавим двести тридцать шесть процентов мощности.

— Уложимся?

— Вычисляю.. Не успеваем на три стандартсекунды. Выстрел застанет нас прямо у сингулярности.

Девушка поудобнее расположилась в кресле, проверив ремни, и печально улыбнулась.

— Рискнем. — Произнесла Шай, взглянув наружу. — Время отдавать долги.

За бортом ее корабля, в пустоте снаружи, кипел бой.

Космическое полотно расчерчивали вспышки лучевого оружия, и хаос битвы захлестнул тысячи кораблей.

Сотни уже пали — их туши кувыркались в вакууме, разбрасывая вокруг себя не только осколки из металла, но и куски плоти несчастных, что волею судеб стали сегодня пищей Бездонного.

Эта битва уже была проиграна.

Но, возможно, не война.

— Я не могу пойти на это, госпожа. — Голос Четри исказили помехи, когда вшитые в ядро инструкции столкнулись с приказами. — Моя цель — ваша защита.

— Знаю. — Сказала Шай ласково. — Прости меня… Перевожу управление двигателем Аман-Хорста в ручной режим…

— Нет! — Крикнул ИскИн, и корабль задрожал.

–…авторизация протокола Эн-Ка-четырнадцать…

— Шай… — Голос Четри был полон мольбы.

Но пути назад не было, и Шай потянулась к панели управления, посылая один единственный приказ.

Где-то в двигательном отсеке, подчиняясь вероломному насильственному внушению, все двадцать ячеек выпустили пустотьму в коллайдер Хорста.

Коллапсирующее темное вещество толкнуло судно вперед, разрывая на части компенсаторы перегрузки, переборки и обшивку. Сталь завибрировала от боли, превращая свои молекулы в свихнувшиеся метеоры, а угол зрения сузился до неприличных значений — когда скорость превысила все допустимые границы.

Отношение сил вмиг бы расплющило и Шай, но за один удар сердца до рывка девушка потянулась к Господству.

Вселенная откликнулась внутри нее нарастающей волной мощи, психическим цунами, что безжалостно уничтожает возведенные на берегу сознательности преграды.

Эта сила заключила ее в переливчатый фиолетовый панцирь, треща под натиском физических законов ускорения, и Шай стиснула зубы.

Держаться…

Аварийные огни и вой сирен возвещал о гибели корабля, но судно упрямо летело вперед сквозь тьму.

Держаться…

Голос Четри пропал, когда корабль ослеп, оглох и онемел, а навигационные экраны борткомпьютера замерцали под натиском ускорения.

Держаться…

Червоточина приближалась — путь стать неизвестным героем, которого все будут знать как предателя всего Человечества.

Повинуясь секундному импульсу, Шай включила фотонно-звуковую запись.

— Для всех, кто сможет услышать, — сказала она, противясь давлению извне, — сейчас семь-тысяч-триста-двадцатый цикл Новой Эры, а я — Шайринн Саладор Теневарр, третья дочь императора Саладора Валериана Тенневара, клянусь вам — я не предатель…

Шепот из короба усилился, почувствовав слабину, и липкие щупальца запертых в нем Восьмерых потянулись к ее разуму, богомерзко лаская мысли.

Установленный Шай таймер все еще мерцал на экране, ведя отсчет.

Тридцать секунд до цели…

— Я проведу свой корабль через Забвение, изначальную сингулярность, из которой нет пути назад…

Двадцать секунд…

-… Я не знаю, что ждёт меня по другую сторону, но иначе нельзя. Я уношу с собой дары Бездонного, что человечество посчитало дарами святыми…

Десять секунд..

–… в надежде, что моя жертва не будет напрасной. Да славится Империя и славится Зарав…

ООООУУУУУМММ!

Мир взорвался яркой вспышкой, а телекинетическая броня разлетелась на куски. В трех секундах от червоточины луч аннигиляционного орудия противника, наконец достиг корпуса корабля, практически разрезая его поперек.

Осколки материи, словно ножи разлетелись по рубке, пробивая стены и плоть. Гермозатвор шлема закрылся, почувствовав вокруг вакуум, а Шай взглянула на кровь, что нитями тянулась из ее ран куда-то назад, повинуясь ускорению.

Две секунды…

Корабль, сбитый ударом со своей оси, закрутился спиралью, а задетый выстрелом короб разлетелся на куски. Она поняла это, потому как звучавший шепот вдруг превратился в вопль ярости.

Одна секунда…

Шай закрыла глаза, отдаваясь уносящему ее забвению. Вопль утих, сжираемый гравитационной силой червоточины, и девушка победно улыбнулась.

“Во что бы то ни было…” — подумала она, ныряя во тьму.