И грянет атомов песнь

Алекс Алезаров (2025)

Во тьме космоса раздробленная империя человечества влачит жалкое существование под пятой Мидриан, что правят мирами Простора вот уже два тысячелетия. Их власть зиждется на Песне, молекулярном контроле, способном менять и уничтожать любые атомные связи в материи. Плененном принцу Зэриану Террату будет дан шанс вернуть свободу своему народу . Встретить во тьме неизвестную ему сущность и заключить с ней союз. Стать обладателем древней силы, что легко может сойти за дар. Пройти путем, которым еще никто не ходил, сыграть в игру, где ставки делает сама Вселенная, отправиться в путешествие самой судьбы — встретив старых друзей и обретая новых. И пока он стремиться к своей цели, таинственные охотники идут по его следу, стараясь обойти друг друга в погоне за трофеем. Это история Зэриана Келемора Террата. Это его песнь.

ГЛАВА 2.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это — Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества.

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Н. Гумилев ©

Мы уже не помним тех времен, когда человечество было цветом и опорой обозримой ойкумены. Из нашей памяти давно стерлись любые намеки на достоверность знаний о том, кто был человек Времен Господства и почему эти времена носили столь громкое имя.

В нашем распоряжении остались отрывки легенд и артефакты из старых машин, крупицы данных, раскиданных по темному космосу.

Только эхо былого и жестокая реальность настоящего.

Стоит признаться, что отличался я от Каморанцев не только повышенным уровнем коэффициента интеллекта, но и рядом навыков, что я приобрел на своем бесславном пути сопротивленца.

Речь идет о подкупе, саботаже и внедрении — прекрасном наборе любого уважающего себя шпиона. Несмотря на статус рабов, наш род был вплетен в систему вполне органично, поэтому мы не только пресмыкались перед Хозяевами, но также пресмыкались перед себе подобными — что взяли на себя роль тюремщиков.

Оттуда и вытекал нехитрый вывод — людской неизводимый ничем эгоизм открывал лазейки для всякого предприимчивого, кто был готов скрашивать дерьмо жизни маленькими радостями.

Этим я и занимался в свободное от рабства время, доставал то что нужно одним, изыскивал то что нужно другим, оказывал услуги третьим. Не то, чтобы мне это было по душе — но я задался целью выстроить систему вокруг себя.

“Ради чего?” — мог бы спросить меня кто-то.

А я бы ответил, что как оказалось — именно ради этого момента.

— Эй, чего столбом стоишь? — Орал мне Гока, на котором форма портового грузчика смотрелась невероятно уместно. — Три шкуры драть тебя налево, все за вас думать надо??

Перекричать оглушительный звук Ворчливого Сота было нелегко, но легкие у Гока были что надо. Я взглянул на хаос, что мы учинили, отдал честь и ринулся бежать в сторону технического шлюза застывшего надо мной корабля.

План был прост — устроить бардак с помощью старого драндулета, сорвать график разгрузки, отвлечь внимание от моей персоны, что проникнет на “САЙТИАС” и поколдует над инструкциями распределения некоторых грузов, перебросив ордера от незаинтересованных лиц к заведомо заинтересованным.

— Доступ технической группы, порядковый номер УПИ-47.

Я приложил добытое удостоверение к пропускной панели.

Слабый искусственный интеллект, ограниченный и ячейковый, сверил фотонную сетку чипа, и был таков. Полный запрет Хозяев на создание и внедрение потокового, симбиотического и централизованного ИИ сыграл мне на руку, как и всегда прежде.

Нечто важное стояло за искоренением любой адаптивной нейросети в мирах Простора, но голова моя была забита совершенно иными задачами, нежели размышлениями о мотивах Хозяев.

— Доступ разрешен, запущен протокол записи технического обслуживания единицы УПИ-47. Дата двенадцать-тысяч-девяносто-седьмой цикл Новой Эры, двадцать-четыре единицы месяца Окта.

— Подбодрил меня машинный голос, а я послал терминалу воздушный поцелуй.

Дверь отъехала в сторону совершенно беззвучно, открывая освещенный фиолетовым сиянием коридор. Корабли мидриан, а именно так Хозяева называли себя во всеуслышание, были архитектурным совершенством по меркам любого уважающего себя человека.

Потому как именно люди, или другие покоренные виды, эти корабли и строили.

Оказавшись внутри, я провел рукой по переборке, как всегда испытав ощущение высасывающей пустоты, ощущение запертой внутри смерти. В этом металле не было жизни и движения молекул, энтропия не касалась его — вычеркивая из настоящего, словно невидимку.

Парадоксально, что величайшая слабость мидриан стала опорой их империи — скрепляя ненадежные союзы правящих домов единственной неподвластной их силе вещью.

Вернее, одной из вещей.

Дисматерия плохо гнулась, но была почти неразрушима. Поэтому в интерьере и экстерьере превалировали угловатые и резкие формы — палец протяни и порежешься.

— Для протокола, — произнес я заготовленную речь, отстукивая шаги по темному полу, — производится рекалибровка подачи гидрогеля в стыковочной опоре О3, поврежденной при разгрузочных работах. Калибровка будет производиться в ручном режиме.

— Заметка дополнена. — Зазвенел голос.

— Вот и умница. — Похвалил я единственного моего собеседника.

— Заметка дополнена.

— Эй, это не для протокола! — Поспешно воздел я руки.

– Заметка дополнена.

— Согласился со мной голос.

Я обреченно вздохнул и вернулся к целям моего пребывания тут. А их было несколько и одна была важнее другой, так что прерогативы разглагольствовать я был лишен еще до начала операции.

И так, что у нас тут?

Интерфейс был стандартный и понятный даже хуллу — Хозяева чурались грязной и рутинной работы, предпочитая управлять макро узлами. Поэтому локальное оборудование было адаптировано под наши руки, ну или руки других несчастных — разница была не велика.

Противопоставленый большой палец был слишком удачной генетической находкой, как и разного рода ключевые элементы эволюционирующего организма. Поэтому населяющие Простор виды были в целом одного поля ягоды.

Просто одни были красные и сладкие, а другие с дополнительной парой рук. Ну или глаз.

Или зубов.

Быстренько перенаправив движение гидрогеля по новым маршрутам, я использовал аварийную ситуацию чтобы открыть доступ к другим системам корабля.

Заправским движением фокусника я вытащил из рукава техинжектор, вставляя его в разъем. С этой самой секунды, пока тупенький бортовой компьютер не разберется с фальшивыми запросами и поступающими нелепыми инструкциями — я имел карт-бланш в доступе к базам «САЙТИАСа».

«Зерновые культуры, униформа, эмбрионы…»

Я листал списки, попутно насвистывая что-то ободряющее, искал то самое, не забывая перераспределить некоторые грузы в некоторые непланируемые ранее места.

«Мебель, производственные конструкции, короб с-назначения…»

Стоп.

Я замер, потер виски и вернулся к последней строчке. Прошелся по параметрам, проверяя не врут ли мои глаза.

Назначение С — абривиатура для обозначения сакральной категории объектов, священных даров производственной махины храмовых миров Простора.

Сакральники никогда не делались большими, это противоречило основному принципу расщепления анимы. Структура вокруг двигателя имела ячейковую природу, чтобы локализовать непредвиденную терминальную стадию темной энергии, и не допустить разрыва поля Аман-Хорста.

Сакральные коробки были величиной с небольшой ларец — я сотни раз держал их в руках, я добывал тьму и складывал ее внутрь, я лез с ними вглубь и возвращался с ними обратно.

В общем был своего рода докой в этой части.

«С-короб — палуба Н, цех 02» — гласили параметры.

Я присвистнул.

Эта сакральная коробка занимала целое производственное помещение, где то у меня над головой. Моя вторая цель была почти у меня в руках — и мое сердце забилось чаще.

— Эврика… — Прошептал я, не сумев сдержать ликование.

— Заметка дополнена. — Поздравил меня бортовой компьютер.

Я отмахнулся от него и запустил алгоритм симуляции утечки гидравлического геля на палубе Н. Несложная задача для того, кто так много времени провел рядом с Йен, выискивая уязвимости вражеских систем через планетарные сети.

Где сейчас она? Жива ли? Вспоминает ли меня?

Мысли могут съедать тебя коварным хищником, если ты даешь им откусить часть своей души. Я давно уже бросил это занятие — загрубел, или думал что загрубел, пройдя сквозь столько битв и потерь. Зачерствел настолько, что дал бы фору оставленной на века на ветру краюшке хлеба.

А может просто в моей душе и кусать уже было нечего.

— Запрашиваю доступ к палубе Н для устранения утечки. — Я направился к следующему шлюзу, за которым был путь наверх.

— В доступе отказано. — Отчитал меня борткомпьютер.

Ага, дополнительные протоколы защиты. Ожидаемо.

Я вернулся к терминалу и нашел логический блок с инструкциями, касающимися защитных систем судна.

Времени оставалось мало, стоило поторопиться — я спрогнозировал критическую ошибку гидравлической системы, присвоив класс опасности «Красный» и загрузил через техинжектор в нутро программного кода корабля.

— Запрашиваю доступ к палубе Н для устранения утечки. — Повторил я настойчиво, молясь что настроил логические цепочки верно.

— Доступ разрешен, — проскрежетал голос, — заметка дополнена.

С этим разберемся позже, подумал я. Потенциал награды перевешивал возможные риски, словно тяговый рулл на чаше весов боролся с обычной полевкой.

Вверх, вверх, по технической лестнице, архаичному придатку в эру гравилифтов и фотонных мостов.

Вверх, вверх — на палубу Н.

Вот и люк, такой же как и внизу, только с нужной мне литерой на табличке сбоку. Я поднес пропуск к считывателю мельком глянув на унылое лицо его реального владельца — худое и усталое, хотя казалось бы этот инженер вытянул вполне себе счастливый билет.

Работа в порту на обслуживании кораблей не шла ни в какое сравнение с мерной потерей рассудка в шахтах в глубине планеты.

Дверь открылась и я вполз внутрь, покрякивая для проформы. Глаза мои, скрытые за стеклами дыхательной маски, внимательно осматривали доступное пространство, подмечая ориентиры, особенности и, естественно, пути отхода.

В дальнем конце коридора огромные двери скрывали грузовой лифт, но при всем моем желании воспользоваться им по назначению — это было равным самоубийству, а я пока еще был далек от решения уйти в мир иной.

«Восемь, семь, шесть…» — я шел мимо запертых дверей к номеру два, а мозг вел обратный отсчет, словно устроился помощником к таймеру детонатора.

Это все нервы, успокоил я себя. Сначала голос во тьме шахты, теперь голос моего рассудка, чей голос я услышу дальше?

Шутки ради я прислушался, замерев у дверей нужного мне цеха. В фиолетовой полутьме внутренних коридоров повисшая тишина давила не хуже гравитационного пресса.

Я сглотнул.

Потом взялся за пропуск и поднес его к панели, уверенный что сейчас увижу то, что сможет перевернуть ход истории в то русло, где человечество вновь поднимает голову.

Отчего я так думал? Отчего смел надеяться и рисковал не только собой, но и своими добрыми товарищами?

Оттого, что именно во тьме и тесноте, сжатый нутром планеты и оставленный всеми богами я понял, зачем мы нужны Хозяевам.

Дело было не в том, что добыча пустотьмы была делом величавшей трудности и величавшей опасности. Не в том, что необходимы были миллионы осторожных рук по всему простору, чтобы темной энергии было достаточно для удовлетворения логистических нужд мидриан и их подданных.

Нет.

Просто Хозяева до жути боялись эту субстанцию. Еще бы — ведь поле Аман-Хорста являлось релятивистским панцирем, где переменные молекулярного уровня становились константами. Неизменными элементами, чье существование накорню уничтожало силы Хозяев.

Если сократить все до сжатого тезиса — в отличии от нас мидриане не могли добывать аниму, кристаллизированную энергию способную лишить их сил в одно мгновение.

А вот мы — могли.

Индикатор моргнул, дверь открылась и я скользнул внутрь.

***

Меня встретил порыв ветра и свет.

Свет звезды Каморана и воздушные потоки, что вихрили частицы радчастиц с поверхности, проникали сквозь дыры в треснутом словно скорлупа корпусе.

Слой пыли и песка, черного и искристого, устилал помещение, скапливался в углах, покрывал стены коростой — будто сотни лет боги бурь только и делали, что вымещали здесь свою злость.

Я очень медленно потянулся к переключателю на визоре, очень медленно активировал наружное затемнение, а потом очень медленно осмотрелся.

Меня можно понять — не каждый день сходишь с ума.

Как, Венценосного ради, возможно было то, что я видел сейчас перед собой? Как было реально, то, что я чувствовал — ощущал даже сквозь плотный слой синтуниформы?

Носком сапога я оставил след на черном песке под ногами, услышал скрип его частицы, почувствовал сопротивление и трение. Посреди помещения, разломанный надвое и покосившийся, стоял сакральный короб, больше похоживший на саркофаг. Толстые трубы подачи энергии, словно мертвые змеи лежали вокруг.

А еще вокруг пол устилали черепа, кости, остатки сгнившей униформы и скафандров. В беспорядке разбросанные останки почивших, казалось, столетия назад несчастных душ.

— Охрененная иллюзия! — сказал я в пустоту.

— БЛАГОДАРЮ. — ответила мне пустота в ответ.

Этот голос ударил меня, выбил почву из под ног, зародился внутри атомной вибрацией и пронзил всё во мне на уровне элементарных частиц.

Я упал на колени и задрожал.

Никогда прежде я не испытывал на себе ТАКУЮ мощь вибраники. Никогда прежде молекулы моего естества не подчинялись чужой воле — резонируя со струнами самой вселенной.

Одно слово заставило меня превратиться в червя, бесхребетное создание, без воли и устремлений.

Одно слово — и меня почти не стало.

Но “почти” не считается, ведь так?

Внутри будто запели боевые гимны моей собственной армии. В каждой клетке моего тела зародился ответ на угрозу, а в голове появилась легкость эйфории, которую я не испытывал так давно, что успел позабыть это чувство.

Я поднялся на ноги, пульсируя от пришедшей из глубины силы, и посмотрел на того, кто заставил меня пасть ниц.

Темная фигура поднялась с колен, и песок осыпался с ее плаща, будто древняя статуя наконец смахнула с себя окутавший ее покров из столетней пыли.

— Только это не иллюзия. — Голос незнакомца двоился, отдаваясь во мне со всех сторон, но теперь не мог проникнуть в меня. И изменить меня. — Да и ты, я погляжу — не призрак.

Существо прошелестело ближе ко мне, выйдя на свет.

— Или я уже убил тебя?

Я ощупал себя, похлопал по рукам и ногам, прислушался — стучит ли еще сердце. Подошел к вопросу с неуместным тут юмором — но если ничего другого не остается я предпочитал любую форму храбрости вместо трусости.

— Вроде бы нет. — Пожал я плечами и сделал почти незаметный шаг назад. К выходу.

— Искренне прошу прощения. — Вполне убедительно вздохнул незнакомец. — Четырехмерные модели — сущая мука!

— Понимаю. — Кивнул я, ни черта не поняв.

Существо передо мной чуть склонило голову в капюшоне, и я смог разглядеть лицо незнакомца. Или точнее маску, вылитую в форме прекрасного лица — навсегда застывшего в равнодушии.

— В этом разрыве поля мы, похоже, и не знакомы вовсе. — Существо откинуло полы плаща, открывая моему взору скрытую под ним причудливую броню, и развело в стороны мощные руки, облаченные в такие же причудливые наручи. — ПОЗВОЛЬ ПРЕДСТАВИТЬСЯ…

Последняя фраза отдалась вибрацией, выбивая эхо из всего вокруг. Мир задрожал и пришел в движение. Дисматерия, невозможный для молекулярного контроля материал, потекла черными щупальцами со стен свиваясь за спиной незнакомца в какой-то объект.

Я отступил еще на шаг, а мозг кричал мне бежать. Порой серое вещество предлагало варианты до того глупые, что во мне зарождались сомнения — как человек смог вообще высечь свою первую искру миллионы лет назад.

Через пару мгновений мой собеседник опустился на только что созданный им трон — черный и прекрасный, с оголовьем в виде распростертой вверх антропоморфной руки.

— Мне дали имя — Энрамор, — сказало существо негромко, — нарекли Вторым, вручив знания и долг. Сделали фигурой в игре, которая выходит за рамки их узколобого мышления. Отправили на охоту, но забыли, что хищник — сам себе хозяин.

Я заметил это слишком поздно, завороженный речью моего собеседника. Почти ласковые прикосновения тягучего, словно карамель, черного металла подсказали мне, что я влип по уши.

Не то, чтобы я расценивал своё положение хоть как-то оптимистично, но когда тебя приковывают к месту — это не к добру. Я взглянул на путы, которые обвили мои стопы и медленно, почти игриво, забирались все выше и выше по армированному полимеру ботинок.

“Вот вам и дисматерия” — подумал я удрученно. Мертвый металл вел себя сейчас необычайно живо.

— Зэр… — Обратился ко мне Энрамор Второй по имени, которого я ему не называл. — Времени мало и ты должен решить. Хочешь ли ты расквитаться со своими обидчиками или умереть здесь, став очередной их жертвой. Это развилка, Зэр — точка бифуркации. Вот тут, пока ты еще не нашел Ее, у тебя есть выбор… Я предлагаю тебе сделку.

Я оглянулся назад, на открытую дверь отсека, за которой угадывался тот же коридор, с которого я ступил в эту причудливую ловушку.

Возможно, если мне удасться добраться до границы этого морока — он пропадет и выпустит меня из своих цепких лап?

— Сделку с дьяволом? — Спросил я, затягивая время. Нужно было выбрать момент и собраться с духом — дело непростое, когда трясутся поджилки.

— Мне не нужна твоя душа, Зэр. — Прошедший через мембрану маски смех походил на скрип плохо смазанной двери. — Она давно уже в залоге по твоей собственной вине.

— Тогда что? Я раб и крыса, копошащаяся в туннелях, какой с меня прок?

Энрамор поднялся, медленно и величественно, как, наверняка, вели себя императоры древности. Простер ко мне руки, словно приглашая в объятья непутевого сына.

— Ты — надежда… — Сказал он ласково.

И я преклонил пред этим существом колени. Упал ниц, опуская голову в почтении. Согнулся недостойным плебеем перед сошедшим с небес божеством.

Вообщем, сделал все, чтобы он не разглядел, как мои руки потянулись к застежкам на ботинках.

— Я… — Словно зачарованный проговорил я, а пальцы ослабили натяжение. — Я… — Центр тяжести сместился, мышцы на ногах налились напряжением, сердце прыгнуло в груди и замерло. — Я…..пас.

А потом я прыгнул назад, вылетая из прикованной к месту обуви, кувыркнулся, вставая на ноги, и бросился бежать зигзагом — уходя с возможной траектории молекулярной атаки.

Всего пара-тройка метров — каких то пять шагов, но когда против тебя восстает сама материя, и это расстояние становится недосягаемым.

Финт вправо — и острый шип лишь рассек ткань униформы на плече, устремляясь вслед. Пол под ногами ощерился острыми лезвиями, оставляя разрезы на коже — но я лишь ускорил бег.

Энрамор, за моей спиной, пел на незнакомом мне языке — и ноты Вибраники будоражили сущее, перекраивая его в попытке остановить меня.

Я прыгнул вперед, туда где темнело нутро коридора, но в этот же миг нечто вонзилось мне в бок — ослепляет болью.

— И ПЕРЕСЕЧЕТ ПРИНЦЕССА МЕРТВЕЦОВ И ЕЕ ВЕРНЫЙ ПЕС РУБИКОН… — Прогремел голос за моей спиной. — И СТУПИТ ВСЕЛЕННАЯ НА ПУТЬ КОНЦА ВРЕМЕН.

«Как скажешь» — подумал я, проваливаясь во тьму.