И грянет атомов песнь

Алекс Алезаров (2025)

Во тьме космоса раздробленная империя человечества влачит жалкое существование под пятой Мидриан, что правят мирами Простора вот уже два тысячелетия. Их власть зиждется на Песне, молекулярном контроле, способном менять и уничтожать любые атомные связи в материи. Плененном принцу Зэриану Террату будет дан шанс вернуть свободу своему народу . Встретить во тьме неизвестную ему сущность и заключить с ней союз. Стать обладателем древней силы, что легко может сойти за дар. Пройти путем, которым еще никто не ходил, сыграть в игру, где ставки делает сама Вселенная, отправиться в путешествие самой судьбы — встретив старых друзей и обретая новых. И пока он стремиться к своей цели, таинственные охотники идут по его следу, стараясь обойти друг друга в погоне за трофеем. Это история Зэриана Келемора Террата. Это его песнь.

ГЛАВА 1.

И если я волей себе покоряю людей,

И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,

И если я ведаю тайны — поэт, чародей,

Властитель вселенной — тем будет страшнее паденье.

Н. Гумилев ©

История моя началась во тьме — и, наверняка, закончится там же, когда веки мои сомкнуться в последний раз.

Во тьме, окруженный безразличными ко всему сводами, под трель кислородного датчика я вновь и вновь бил своим ручным молоточком по толще перед собой.

Парадоксально, но именно в непроглядном мраке я боялся одного единственного — увидеть несмелую искру, если рука моя дрогнет и удар придется мимо. Страшился увидеть свет, который погубит всё.

Страшился смерти.

Каким бы ни было мое жалкое существование — инстинкты брали свое. Помимо воли, на уровне животных рефлексов, я цеплялся за жизнь в надежде на великое откровение, на знак.

Путь к спасению всего моего рода.

“Глупость” — говорили несчастные из моего племени, а затем высекали искру в своих туннелях.

“Глупость” — хохотали они в истерике и бросались на тюремщиков, чтобы быть убитыми.

“Глупость” — шептал я и продолжал откалывать кусок за куском.

Я не родился на Каморане, быть может в этом было дело. Не родился рабом, как многие тут. Не упустил возможности стать кем-то похожим на человека прошлого — Homo sapiens, знающим больше, чем простые алгоритмы выживания.

Меня доставили сюда в качестве трофея, когда пал наш оплот на третьем спутнике Риандира — пограничного мира одной из систем Триумвирата. Не думал, что оставят в живых — но Хозяева знали толк в управлении ресурсами.

Я подходил, чтобы быть рабом — и меня пощадили. Перестану быть им нужным — и меня уничтожат. Этакая простая арифметика, которая въелась в саму душу местных.

И заместила собой надежду.

“Тинь-длинь”.

Скафандр просигнализировал о третьей отметке — пора было возвращаться назад. Я собрал остатки кристаллизованной пустотьмы в сакральный ларец и запечатал крышку. Не хватало еще лишиться пайка за несоблюдение инструкций — а без пищи ты ослабнешь и не выполнишь норму в свой день.

А что бывает с неэффективными рабами мы прекрасно знали и видели не раз и не два — Хозяева любили показательные выступления, где вместо бутафорских мечей наносталь отсекала плоть.

“Возвращаюсь” — послал я вибрационный сигнал по прицепленному к спине тросу. На том конце мой напарник на эту смену должен был получить сообщение и вытянуть меня назад.

Это был единственный способ общения между рудокопами, вроде меня, и внешним миром. Радиосигналы умирали в этой толще, фотонные сообщения были запрещены под угрозой смерти, а телепатические способности так и остались байкой из Времен Господства.

Убрав молоток, я вытянул руки и подхватил коробку, будто сокровище — которым она в сущности и была. Кристаллизованная тьма, субстанция, которую нельзя было касаться голыми руками, величайший дар всего Простора.

Или проклятье?

Интересно, чтобы Хозяева делали без анимы?

А потом к писку датчиков и равномерному стуку сердца добавился еще один звук, заставляя меня замереть.

Справедливости ради, не было ничего необычного в мороках, вызванных кислородным голоданием, или звуковых иллюзиях у тех несчастных, чей разум сдавался под натиском первобытного страха. Однако, я всегда надеялся, что одной силы моей воли достаточно для равной борьбы с этим недугом.

Голос по ту сторону камня моментально уверил меня в обратном.

«Не уходи…»

Почти шепот, будто любимая щекочет ласковыми словами и дыханием твое ухо ранним утром. Давно забытое, а может никогда и не испытанное мной чувство, будто ты вновь кому-то нужен.

Мурашки зародились на макушке электрическими импульсами и прокатились по моему телу вниз, заставляя тело обомлеть.

Горло пересохло и датчики скафандра тревожно просигналили об учащенном сердцебиении. С легкой трелью включилась система вентиляции, заметив враз вспотевший лоб.

«Не оставляй меня…»

Трос натянулся, заставляя носки сапог скользить по камню. Мелкие кусочки породы захрустели и зашелестели, когда армированная ткань скафандра заскребла свой путь назад.

Я разомкнул сухие губы и ничего не сказал. Работал коленями как и сотни раз до этого — словно червь извиваясь и корчась.

И пока меня тянули прочь, занебесный, прекраснейший и оттого жуткий голос взывал ко мне из раза в раз. Манил меня и ужасал одновременно, словно штормовое море в другом потерянном мною мире.

«Я — сила…» — шептал этот голос во мне, а я безотчетно вторил ему без слов.

***

“Двадцать минут до герметизации палуб сектора А-3. Протокол безопасности запущен. Всем подопечным необходимо проследовать в собственные ячейки. Повторяю…”

Звук отдавался от металлических черных стен, взлетал к потолку, а потом падал нам на головы скрипучими нотами синтезированной речи. Хозяева так и не сподобились говорить по-нашему, да и кто захочет учить язык домашнего скота?

— Тьфу, — сплюнул на пол Гока, и растер слюну подошвой сапога, — слыхали? Подопечные мы. А я то думал — дерьмо под ногами.

— За всех ручаться не могу. — Пожал плечами Самико-Мин. — Но ты действительно смахиваешь больше на дерьмо.

— Ах ты, узкоглазая дрянь…

— И пахнешь так же.

— Сут-ра намака…

Я решил вмешаться, как делал всегда. Если их не остановить — могла пролиться небольшая, но кровь. А крови здесь и так было достаточно.

Тем более намечалось дельце.

— Полетные списки? — Я достал скомканную самокрутку, настоящее сокровище по местным меркам, и засунул в зубы. — Техинжектор? Ворчливый Сот?

Мин достал электродуговую зажигалку и деликатно поднес к моему лицу. Разряд — и кончик папиросы заалел в полутьме нашего укромного уголка.

Я с наслаждением затянулся, а потом погасил тлеющий табак и спрятал в карман комбинезона. Негоже было тратить нажитое потом и кровью за одно мгновение. Этакое стратегическое мышление в рамках клетки для подопытных крыс.

— Тут, — мой узкоглазый друг постучал себя пальцем по виску, — и тут, — похлопал он карман рядом стоящего Гока, — и там.

Мин кивнул в сторону уходящего вдаль проспекта, а я вытянул шею силясь разглядеть среди темных конструкций знакомое бурое пятно.

Несложная задача, отыскать меж переплетений дисматерии нечто созданное рукой местных.

Четыре колеса, никаких гравдвигателей, древняя и надежная конструкция примитивного вида. Один из сохранившихся образчиков инженерного искусства раздробленного народа.

— Чертяга Сот! — Одобрительно кивнул я этому ворчуну, что пыхтел и тарахтел, будучи заведенным. — Получается, готовы?

Гок пожал плечами, но он был парень надежный — неизменно сохранял предрасположенность к любой авантюре.

— Есть проблемка.

Чувство встревоженности Самико-мина моментально передалось и мне — но я ел блюдо из тревог других на завтрак.

— Всего одна? — Улыбнулся я криво.

— Несостыковка, верней будет сказано. — Мин потер сальные волосы. — Нарушение алгоритма, пара цифр в общем полотне, яйца выеденного не стоящая аномалия.

Я вздохнул.

— То есть самое опасное.

— Точно, босс. — Кивнул Мин.

Черт возьми.

Чем меньше девианта в анализируемой модели, тем сложнее ее локализировать и исправить. Пробовать контролировать и отладить то, к чему порой и у самих Хозяев нет доступа — смерти подобно, но выбор у нас был не велик.

— Слова или числа? — Спросил я с опаской, мельком глянув на спешащих по своим ячейкам работяг.

— Цифры, босс, хоть и поганой мидрианской системы.

Я просветлел. С этим можно было работать, с этим я и мои ребята знали, что делать. Числа были понятны даже примитивным видам, населяющим Простор.

Низшая форма информационного и материального обмена внутри деспотичной цивилизации — то что нужно для управления масс. От интуитивной арифметики, когда один абориген на пальцах выторговывает себе три рыбины за мешок пшена, до матриц расчета звездных координат — такой широкий спектр возможностей, скрытый за десятью символами!

Но если математика еще хоть как то подчинялась нам, то Вибраника была инструментом наших угнетателей — способом их господства над самым существом мироздания.

— Время тикает. — Угрюмо поторопил нас Гока.

— Придется наверстывать небольшой пробежкой. — Отшутился я, но секунды и вправду убегали прочь, мечтая оставить нас в дураках.

— Дельта, — Мин поднял палец вверх, — появилась дельта. Отклонение между запрошенным объемом анимы для дозаправки и расчетным показателем затраченной энергии, если учесть, что маршрутные данные не врут.

Я прикинул возможные «или», что могли объяснить перерасход анимы

, как еще называли пустотьму в Просторе.

— Похоже они отклонялись от курса… — Пробурчал Гока первую теорию. — Делали крюк?

— Не похоже. — Мин прищурился, прокручивая в голове данные. — Отклонений по дате и времени прилета — нет.

— А если дата вылета фальшивка? — Гока скрестил руки на мощной груди.

— Исключать нельзя. — Пожал плечами Самико-мин. — Но излишняя конспирация настораживает вдвойне.

Я посмотрел вверх, где тени скрывали потолок нашего сектора. Там, за толщей дисматерии и камня, я знал это точно, простиралась свобода.

Свобода, усеянная миллиардами звезд.

Свобода, отобранная у нас слишком давно.

Свобода, что осталась лишь пафосным словом на униформе погибающих где-то людей.

Я знал — в этой свободе колыхались осколки Империи, одинокие песчинки, что Хозяева стирали в пыль, стоило им отразить свет нашей надежды.

— Есть еще вариант. — Сказал я, не смея верить в это. Потому как, если это было бы правдой, это могло дать им шанс вырваться с Каморана. — Двигатель Аман-Хорста не при чем. Нечто другое пожирает аниму прямо из сакральников.

Мои давние товарищи, верные псы человечества, потянули за свои невидимые ошейники и переглянулись. А мое сердце забилось очень быстро, но не от испуга, как сегодня в каменной темнице, где я услышал голос — а от воодушевления.

— Работаем? — Спросил Гока, потирая руку об руку.

— Работаем. — Мин оправил свой воротник, пригладил волосы и взглянул на меня.

Я взвешивал риски, прогнозируя исходы, искал нужный маршрут среди ветвлений наших дальнейших действий и их последствий.

Но все «за» и «против» сгорали огнем в груди, когда я представлял, что смогу избавить мой народ от страданий не только во тьме тоннелей Каморана, но и везде куда дотянусь.

Мой мозг капитулировал пред велением сердца, а душа подхватила единственный правильный ответ и облекла его в слова.

— Работаем. — Подтвердил я и положил начало истории, что мне еще предстоит поведать.