Берингийский мост. Или «Книга перемены дат»

Анатолий Викторович Лебедев

Книга описывает двухвековую историю культурных связей между американским востоком и азиатским западом на географической территории обширной страны Берингии, существующей вне зависимости от политических границ

9. РЫЦАРИ НЕБА И МОРЯ

Журналистская работа и жизнь во Владивостоке в 70-е годы наполняла другими реалиями, отвлекая от тундровых и Берингийских сюжетов и воспоминаний. Порой выбор — в какую тему погрузиться всерьез, чтобы ночами она срывала с постели и влекла на кухню к бумаге — бывал мучительным. Да, все тогда писалось от руки ночами, и лишь вечерами или в редкие паузы в редакции превращалось в машинописные страницы. И сам этот выбор — какому из впечатлений и опытов жизни отдать предпочтение в лучах настольной лампы или в бессонных раздумьях — оказывался нескончаемой и упоительной работой души. Тронутое печалью «Человека-амфибии», зачарованное фильмами и книгами Кусто, наше поколение ринулось в аквалангисты, в подводный спорт. Гонялись по стране в поисках самых крутых ласт и масок, мастерили свои, а морякам, ходившим в Америку и Сингапур, заказывали дорогущие гидрокостюмы из неопрена — особый шик приморских городов. В молодежных тусовках кипели споры и амбиции — кто постиг бОльшую глубину и у какого мыса, кто испытал кислородное отравление, а кто — азотный наркоз.

На военных сборах диверсантов, куда меня оформили военкомы после защиты диплома на английском, полярные грезы были сметены упоением парашютного полета. Мир строп, куполов и техник скольжения оказался еще более заразителен: когда после мягкого хлопка раскрытого над тобой купола ты паришь над безмолвным миром, над тайгой и морем, над реками и горами, собственное могущество захлестывает, вырывая из глотки восторженный вопль восторга и безграничной свободы. Увлечение гитарой, горами и Высоцким, повальное в те годы, привело в бардовскую и горнолыжную столицу Приморья — Арсеньев, где я начал осваивать и дельтаплан, продолжив эти захватывающие полеты позже в латвийской Сигулде. Город Арсеньев открыл фантастический туристско-песенный мир авиаинженеров, блистательно талантливых, невероятно образованных, нищих и бескорыстных, как ангелы.

Так родилась небольшая повесть «Подъемная сила», напечатанная в журнале «Юность» в 1982 году и сделавшая меня героем этого сообщества. Так завелась в доме навеки уникальная и бесценная по звучанию рукотворная гитара арсеньевского мастера и кумира всех туристов Бори Васильева. Он творил свои инструменты дома из редкого тропического дерева, из которого были сделаны ящики для приходящего на авиазавод иностранного ценного оборудования, и вручал свои гитары самым выдающимся лауреатам ежегодных фестивалей, которые были не менее популярны, чем знаменитый Грушинский на Волге. Так возникла и моя дружба с известным дальневосточным бардом, обладателем дивного певческого голоса и поэтического таланта Сергеем Булгаковым, организатором множества песенных фестивалей от Арсеньева до Камчатки и БАМовской столицы Тынды. И было ничуть не удивительно, что с открытием реального Берингийского авиамоста, когда в Сан Франциско повалили дальневосточные художники со своими картинами, Булгаков от них не отстал, сумел дать в неформальной калифорнийской столице несколько концертов.

Был в моей жизни тогда, кроме никогда не отпускавшей Арктики, еще один великий магнит — научные морские станции в Хасанском районе. Сначала МЭС — Морская экспериментальная станция в бухте Троицы, которую я помогал строить своим родственникам и друзьям-ученым на месте брошенной военной казармы. Потом первое хозяйство марикультуры по разведению гребешка в Посьете, где мне даже удалось поработать летом в качестве водолаза-аквалангиста. И наконец знаменитая научная станция в бухте Витязь, ради которой я оставил радиоредакцию и где значился просто инженером. Очарование этой страницы биографии состояло в том, что работал я кем придется — плотничал, столярничал, клал камины на радость друзьям-ученым, и даже одно время руководил отрядом гидронавтов, готовящихся изучать глубины моря на автономном подводном аппарате «Оса», построенном в Подмосковье. Так родился первый документальный фильм «Гребешок», снятый на студии «Дальтелефильм» и получивший несколько призов на международных фестивалях. Так возникла и первая книга — «Рыцари моря».

Это была своеобразная дань удивительным образом реализованной мечте о «коммунизме в отдельно взятом сообществе», или наш, советский вариант реальной коммуны, общества счастливых и великих ученых, работяг, инженеров, водолазов и просто мечтателей на берегах чистого моря, на останках военно-морской базы. Сюда потянулись экспедиции из знаменитого Томского подводного клуба «Скат», давшего стране плеяду мировых чемпионов по подводному плаванию, выращенных в центре Сибири. Ученые с разных концов страны дивились на причудливый дом-крепость знаменитого в Приморье польского графа-исследователя Михаила Янковского в центре поселка и раздавали советы хозяевам базы — как превратить его в уникальный туристический объект. Местные краеведы рассказывали невероятные истории об ученом-предпринимателе, о его оленепарках и женьшеневой плантации, а самые въедливые знатоки добавляли рассказы о приключениях его сына Александра на аляскинском Клондайке, явно и щедро обогащенные фактурой из обожаемого дальневосточниками Джека Лондона.

Мало кто думал при этом, откуда проистекает немалое финансирование всей этой красивой жизни — дорогого лабораторного и подводного оборудования, катеров, машин, инфраструктуры поселка, командировок. Вечерами в роскошном музыкальном салоне у биохимика Вячеслава Совы, в уютном уголке бухты с полноценным туалетом, унитазом и газоном внутри, собирались друзья послушать рассказы ученого о недавних поездках на машине через всю Америку и отведать морские деликатесы особого приготовления. В его историях Берингийский русско-американский мост, отодвинутый на время в сознании, обретал новые формы и открывался новыми смыслами, будоража фантазию.

Впрочем, деликатесы позволяли себе не все. Был среди обитателей этой коммуны, к примеру, один чудак Юра Волков, водолазный начальник и создатель первого марикультурного хозяйства в Посьете, который считал, что кушать то, что ученые учатся разводить для восстановления подорванных популяций, гребешка и трепанга, зазорно и непозволительно. Пока, мол, популяции не станут полностью восстановлены. За то он и стал героем нашего фильма «Гребешок», хотя его точку зрения мало кто разделял, как сугубо эмоциональную и научно не вполне обоснованную. Гребешки и трепанги, вместе с разнообразной рыбой, не исчезали из тарелок и кухонь «витязян», составляя одну из экзотических особенностей этого своеобразного бытия. И никому из них не могло тогда прийти в голову, что спустя всего двадцать лет и предприимчивый ученый Сова, и правая рука Волкова Вася Калашников воспользуются реальным Берингийским мостом и развернут свой успешный, научно обоснованный бизнес на той стороне Пацифики, на благодатных берегах Америки.