Час волка

Андрей Дышев, 1998

На крымском побережье снимается исторический боевик. Площадка, софиты, костюмы, актеры… В какой-то момент режиссеру для небольшого эпизода понадобился рослый мускулистый парень. Взгляд задержался на бывшем спецназовце Кирилле Вацуре. Вылитый рыцарь! Грим, доспехи, нарисованные шрамы – и на площадку! Дым, ветродуй, мотор!.. Зазвенели бутафорские мечи и пики, заскрежетал металл, и новоявленный актер ринулся в бой. Но что за наваждение! Битва отнюдь не киношная, из ран хлещет вовсе не томатный сок, и смерть – настоящая. Где же тут игра и где – реальность?

8

У меня замерло сердце от предчувствия чего-то страшного. Повинуясь ее сумбурному приказу, я кинулся к распахнутой двери и запрыгнул в машину. Инга села на заднее сидение и, еще не успев захлопнуть дверь, ударила меня по плечу.

— Что ты тянешь!! Быстрее!! Уезжай отсюда куда-нибудь!!

— Да что ты орешь, как ненормальная! — тоже крикнул я, трогаясь с места и набирая большую скорость. — Что случилось? Нормально можешь объяснить?

— Боже мой!! Боже мой!! — Ее крик переходил в истерический плач. — Умоляю, увези меня далеко!!

Я ничего не мог от нее добиться, и лишь бездумно выполнял ее просьбу."Шестерка"ревела своим старым движком, повидавшим за свой век не одну сотню начинающих водителей. Дорога серой тканью наматывалась на колеса. Шины липли к мягкому от солнца асфальту, издавая звук, напоминающий гладкий треск, который издает лента"скотч". Мы пронеслись мимо автовокзала и погнали среди виноградников на Долину Роз. Инга сидела за моей спиной, как на иголках, постоянно оборачиваясь и глядя на тающий в пыли город.

Дорога пошла в гору. Пахнущий плавленой смолой лес обступил нас со всех сторон. Инга немного успокоилась и теперь напряженно смотрела вперед.

— Ну? — спросил я. — Отошла немного?.. Теперь рассказывай, что за беда случилась?

— Останови, — попросила Инга.

Я съехал на обочину, в тень большого бука, остановился и заглушил мотор. В открытые окна ворвалась трескотня цикад. Инга открыла дверь и нетвердыми шагами пошла к дереву, села на выжженную траву, оперлась спиной о ствол и закрыла глаза.

— Не трави душу, — тихо сказал я, опускаясь на корточки рядом с ней. — Кто тебя так напугал?

— Лучше не спрашивай, — одними губами прошептала Инга. — Все… Теперь все кончено…

Я как следует встряхнул ее за плечи. Сухой лист вертолетом опустился Инге на голову.

— Я сбила женщину!! — вдруг крикнула она страшным голосом, раскрыв безумные глаза. — Ты понимаешь, что я убила человека! Боже, но почему, почему это случилось со мной!! Я не хочу!!

Я окаменел, глядя на Ингу и не веря своим ушам. Она вдруг качнулась и со всей силы обхватила меня руками.

— Миленький!! Спаси меня, пожалуйста!! Увези меня отсюда!! — Слезы ручьем лились из ее глаз, и я почувствовал, что моя майка тотчас вымокла насквозь.

— Да подожди ты, истеричка! — не выдержал я и оттолкнул Ингу от себя. — Успокойся! Прекрати орать! Рассказывай все по порядку!

Но она, не открывая глаз, продолжала мычать и отрицательно крутить головой. Пришлось залепить ей пощечину. Коричневы волосы взметнулись, радужно сверкнули в солнечных лучах и закрыли девушке лицо. Она вскрикнула, прижала ладони к глазам и навзничь упала на листья.

Я кинулся к машине за водой, набрал в рот минералки и брызнул ей в лицо. Потом просто вылил остатки ей на голову. Мокрая, зареванная, Инга притихла, но еще несколько минут беззвучно содрогалась, тихо всхлипывала и размазывала по щекам свой профессиональный макияж.

Сидя напротив нее, я терпеливо ждал, когда она сможет что-либо вразумительно сказать. Наконец, девушка исчерпала все эмоции, связанные с потрясением и, обессилевшая, опустошенная, уставилась на перламутрового жучка, который полз по ее коленке вверх.

— Не знаю, как это получилась, — тихо произнесла она, нервно гоняя жучка с ладони на колено и обратно. — Ты меня разозлил, и мне захотелось проехать квартал без тебя. Чтобы успокоиться… Я медленно ехала. По правой стороне.

— Замечательно! — Я не смог сдержать злой иронии. — Самое главное, что по правой стороне! Дальше!

— У кинотеатра есть такой проулок… В общем, если стоять к нему лицом…

— Знаю! — перебил я. — Что? Что было в этом проулке?

Инга набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Там я сбила женщину.

Мой пульс, наверное, перевалил за двести ударов в минуту. Злость искала и не могла найти выхода.

— Замечательно! — как заевшая пластинка произнес я. — Больше слов нет! Конечно, на пешеходном переходе?

— Не знаю, — испуганно ответила Инга, вскинув на меня глаза. — Не помню. Там на асфальте белые полосы были…

— Что?! — взревел я. — Белые полосы?!"Зебра"?! Так ты, чучело гороховое, в самом деле сбила ее на пешеходном переходе?!

Я не смог сидеть и вскочил на ноги.

— Я не знаю, как это получилось! — со слезами в голосе крикнула Инга. — Черт знает, откуда она там взялась! Не было никого на дороге! Ни одного человека! И я только чуть-чуть газу прибавила!

— Я тебе такого сейчас газа дам! — удавом зашипел я, размахивая перед лицом девушки кулаком. — Такого газа дам, что ты у меня воздушным шариком станешь! Как ты ее сбила? Куда ударила?

— В живот, — ужасаясь того, о чем сама же говорила, произнесла Инга. — Я так испугалась, что бросила руль и закричала… И машина проехала по ней… как по кочкам. Я слышала под днищем хруст…

— О, Господи!! — взвыл я.

— А когда поняла, что случилось, так снова надавила на газ. И к тебе. Я так испугалась, что ничего не соображала… А тот мужик сразу кинулся в подворотню…

— Какой еще мужик? — обессилено спросил я. — Ты что, курица общипанная, еще и мужика задела?

— Нет же, нет! Этот мужик стоял рядом с той женщиной. Точнее, за ней. И мне показалось, что он толкнул ее под машину.

— Что? — Я круто повернулся и снова присел рядом с Ингой. — Как ты сказала? Толкнул? А тебе не померещилось, девочка?

Инга отрицательно покачала головой и машинально убрала волосы за уши.

— Нет, не показалось, — глядя на меня широко раскрытыми глазами, произнесла она. — Женщина стояла на тротуаре. А он — за ней. Почти вплотную. И вдруг — мгновение! — и она уже прямо передо мной. Потом удар! Руки, ноги — все вперемешку. Потом этот страшный хруст. Я только краем глаза успела заметить короткое движение его рук. Этот мужик словно волейбольный мяч отбивал. Вот так…

Она растопырила пальцы, поднесла руки к лицу и выкинула их в мою сторону.

Мы молчали. Только сейчас я ощутил весь ужас создавшегося положения. Толкнули женщину под колеса или нет — это был вопрос второстепенный. Самое страшное было то, что Инга совершила наезд и скрылась с места происшествия.

— Ты была обязана остаться там, — сказал я, — оказать пострадавшей первую медицинскую помощь, а потом отвезти ее в больницу.

Закрыв ладонью рот, Инга качала головой.

— Что теперь мне делать? — едва выдавила она из себя.

— Не знаю, — ответил я и встал.

Она вдруг вцепилась в мою штанину и пронзительно закричала:

— Миленький!! Не бросай меня! Пожалуйста, родненький!! Все, что хочешь для тебя сделаю!! Всю жизнь ноги целовать буду!! Только не бросай меня, помоги, пожалуйста, помоги!!

Я ходил кругами вокруг дерева и искал в завалах мыслей ответ на вопрос: что делать? И откидывал в сторону нелепые и безумные идеи, словно непригодную одежду из чемодана, и это продолжалось до тех пор, пока чемодан не опустел.

— Не знаю, — повторил я. — Ехать в милицию и во всем сознаваться.

— Меня посадят? — прошептала Инга.

— Скорее всего посадят нас обоих.

Инга, не сводя с меня глаз, медленно качала головой.

— Нет. Нет. Все, что угодно, но только не это. Этого не будет, понимаешь? Не-бу-дет! — произнесла она по слогам.

Я уловил перемену, произошедшую в ней. Глаза Инги заблестели, дыхание участилось. Она вытерла слезы, поправила волосы и встала на ноги.

— Кирилл, — произнесла она тверже. — Этого не будет. Тюрьма для меня — все равно, что смерть. У меня выбора нет, и я буду бороться за жизнь.

— Борись! — охотно согласился я и развел руками. — Давай! Начинай! Только я не представляю, как ты это собираешься делать.

— Ничего не было! Понял? Ничего! Я все придумала. Никого я не сбивала. Все это мне приснилось в кошмарном сне!

Я двинул кулаком по замшелому стволу бука. Несколько ворон, крича дурными голосами, тяжело взмыли в небо.

— Тебя никто не видел? — спросил я.

— Где?

— Там!

Инга пожала плечами.

— Кажется, никто.

— Машины? Прохожие? Кто мог увидеть?

— Нет, никого не было.

Я подошел к"шестерке", опустился на корточки перед капотом.

— М-да, — произнес я, рассматривая погнутый бампер, разбитую фару и ячеистую поверхность радиатора. — В самом деле — кошмарный сон… Возьми в багажнике тряпку и канистру с бензином и тащи сюда.

Кошмарный сон Инги оставил после себя вполне материальные следы. На бампере отчетливо были видны следы крови. Панель рамки радиатора была слегка вогнута, и к ней, в сгустках запекшейся крови, налип клок седых волос. Щель между правой фарой и крышкой капота была, как герметиком, забита вишневой слизью, а по стеклу фары расползлись свежие трещины.

Я покачал головой. С такими уликами нас припрут к стене на первом же милицейском кордоне.

— Отмывай, — сказал я, поворачиваясь к Инге спиной, чтобы не видеть ее зареванных, подпухших глаз.

— Бензином?

— Ну не мочой же!

Я прекрасно понимал, что если я буду действовать в том же духе, то стану соучастником преступления. Голова разрывалась от противоречий. С одной стороны, все эти приключения мне были нужны, как собаке пятая нога. Зачем взваливать на свои плечи проблемы Инги? Наезд совершила она, причем, нарушив правила, самовольно отправившись на машине без инструктора. В чем моя вина? В том, что я помог ей скрыться с места происшествия? Но ведь я узнал о наезде только сейчас! И вообще, я не инструктор, а постороннее лицо. Жаль, конечно, но по шапке получит Виктор.

С другой стороны… Ах, черт возьми эту другую сторону! Ну разве я смогу сдать милиции эту несчастную актрису, которая хватается за меня, как за утопающая за спасательный круг? Разве я, сильный, удачливый, умудренный жизнью человек не сделаю хотя бы попытки спасти Ингу?

— Хорошо моешь? — спросил я, не оборачиваясь.

— Вроде хорошо.

— Щели радиатора как следует вычисти.

— Какие щели?

Я сплюнул. Что делать? — мучительно раздумывал я. Я стою на распутье. Шаг в одну сторону — преступление. Шаг в другую — законопослушание.

— Ты там где-нибудь резко тормозила?

— Вроде нет. А что?

— У тебя все ответы"вроде"и"вроде"! — взорвался я. — А конкретнее сказать не можешь?

Инга выпрямилась. С грязной тряпки, которую она держала, стекала тонкая струйка бензина. Ее великолепное вечернее платье, в котором она пришла ко мне вчера, уже было усеяно темными разводами.

— У меня было состояние аффекта! — слезно ответила она. — Я плохо помню…

— У тебя было состояние девичьей дурости и завышенной самооценки! — перебил я ее.

— Давай, давай! Оскорбляй! — шмыгая, произнесла Инга. — Сейчас все можно. Здесь нет никого, кто бы меня защитил.

— Да, твоего белоснежного продюсера здесь, конечно нет, — зачем-то вплел я незнакомого мне человека. — Уж он-то тебя бы успокоил!

— Очень может быть! — огрызнулась Инга, помолчала и тише добавила. — Я помыла.

Стараясь не смотреть в глаза Инге, я повернулся и подошел к машине. На первый взгляд, никаких следов не осталось. Но это только на первый взгляд. Криминальная экспертиза при желании отыщет частицы крове даже после мойки горячей водой с шампунем.

— Я почему спросил тебя о резком торможении, — сказал я, обходя"шестерку"и внимательно осматривая ее борта и колеса. — По тормозному пути можно легко определить класс машины, ее скорость и многое другое… — Я присел у переднего колеса. — Ну вот, и в протекторе кровь!.. Черт!! А это что?

Инга на цыпочках приблизилась ко мне и встала за спиной.

— Колпак где? — Я повернул к ней голову. — Я тебя спрашиваю! Не моргай глазами!

— Какой колпак?

— Не клоунский же! Декоративный! С колеса!

— Не знаю, — пожала Инга плечами.

— Утром он был, — сказал я голосом, каким читают приговор. — Значит, ты потеряла его там… Все. Не надо ничего больше мыть. Можешь выкинуть тряпку… Мне очень тебя жаль, Инга, но я не могу тебя обнадеживать. Колпак — это серьезная улика. Я бы сказал, что это определяющая улика. Доказать, что женщину сбила именно эта машина, теперь будет очень просто.

В милицию! — уже уверенно думал я. Бесполезно что-либо делать. Нас высчитают в полчаса.

Инга вдруг кинулась к машине и стала отрывать колпаки с колес.

— Нет! — кричала она, закидывая их в лес. — Не пойду в милицию! Не пойду! Не пойду!

Колпаки планировали, как летающие тарелки, ударялись о ветки деревьев и пикировали в высохшую траву. Инга выпрямилась, повернулась ко мне и, смерив меня долгим взглядом, произнесла:

— Да ты просто трус! Ты за себя боишься! Ты дрожишь только от одной мысли, что тебе пришьют укрывательство, и хочешь побыстрее сдать меня ментам!.. Дрянь! Продажная шкура! А я думала — мужик! Рыцарь!..

Ее глаза снова наполнились слезами. Она наносила точные удары, и ни один из них не прошел мимо цели, потому что она была права.

Запомни это мгновение! — сказал я сам себе, словно другому человеку. Ты идешь на это сознательно. Потом это нельзя будет уже назвать ошибкой или заблуждением.

Стиснув зубы, я пошел к машине, по пути отбивая ногой канистру, сел за руль и завел мотор. Инга, все еще не выпуская из рук тряпки, стояла перед капотом. Я надавил на газ. Машина зарычала. Я двинул вперед рычаг скоростей и почувствовал, как легко, как просто можно отпустить педаль сцепления, и машина, до дыма шлифуя колесами асфальт, рванется вперед, ударит своим горячим передком Ингу в живот, собьет с ног, подомнет под себя, разрывая нежную кожу, с хрустом и треском ломая ей череп, позвоночник, ноги и руки…

— Садись! — сказал я ей, испугавшись самого себя.

Инга кинула тряпку себе под ноги и на ватных шагах подошла к двери.

— Куда ты… хочешь? — произнесла она.

— Садись!! — рявкнул я.

Она подчинилась. Я сорвался с места еще до того, как Инга захлопнула дверь. Никогда я не водил машину так жестоко и безумно, как сейчас. Теперь мы вместе, думал я, выжимая из двигателя все, на что он был способен. Теперь у нас одна судьба. А мои друзья, моя Анна остались далеко-далеко…