Вольные: цена свободы

Анжелика Николаевна Галецкая (2024)

Смерть Сиятельной оставила мир без путеводной звезды, а ее жрецов — на распутье: открыть людям правду и потерять власть или оставить все как есть. Молодой служитель церкви Шиан и девушка Милиа, сбежавшая от мужа-тирана — два потерянных человека, вынуждены объединить свои силы в борьбе против тьмы. В то время как она подбирается ближе, а единственный, кто еще может спасти мир, скрывается, опасаясь за свою жизнь, герои должны столкнуться не только с внешними врагами, но и с собственными демонами.

Глава 2

Глава 2

Похоть слепа, ибо грех глаза застилает.

Истинная же любовь всегда тянется

сердцем к сердцу.

(Глас Иола, Наставление о любви)

Платье было прелестным. Наверное. Нет, оно, в самом деле, очаровывало с первого взгляда: пышная юбка из золотистой парчи, винного оттенка бархатный лиф, украшенный искусной вышивкой и крохотными камешками солнечного цитрина. Платье мечты.

Но отчего-то собственное отражение в зеркале раздражало, а лицо — опухшее, с красными от недосыпа и слез глазами — выглядело испуганным. Так быть не должно. Не может этот день быть таким… ужасным. Противным до тошноты и пугающим своей неотвратимостью.

— Ну, посмотри на себя! — всплеснула руками пышнотелая Флио, любуясь нарядом невесты.

Нянечка украдкой промокнула уголки глаз платочком, и поспешила спрятать его в карман юбок.

— Действительно, — хмуро отозвался отец, сцепив руки в замок за спиной. — Стыдоба.

Он стоял у окна, тянущегося от пола почти до самого потолка, и даже не обернулся.

— Дишан, — в голосе матери, сидевшей на банкетке и обмахивавшейся собственной шляпкой, послышался укор.

— Что? — резко развернулся он. — Я не прав? Как она перед женихом покажется в таком виде?

— Ничего-ничего, — пробормотала под нос Флио едва слышно, расправляя складки на подоле платья, — сейчас личико припудрим и будет наша девочка краше всех невест Шилона.

— Послушай, она… она просто переволновалась, — дернула плечом мама. — Вспомни, как я…

— Мне плевать! — гаркнул отец, а лицо его, тщательно выбритое, пошло пятнами. — Я не позволю порочить имя нашего рода!

Выплюнув последние слова, он покинул комнату, громко хлопнув дверью. Милиа вздрогнула. На глаза вновь навернулись жгучие слезы. Она запрокинула голову и быстро-быстро заморгала — плакать нельзя. Не сегодня.

— Не обижайся на него, — тяжело вздохнув, мягко попросила мать. — Отец…

— Заботится о тебе и желает лучшего, — не дав ей договорить, повторила Милиа избитую фразу.

— Послушай, — мама встала, подошла к дочери и приобняла ее за плечи со спины, вглядываясь в их общее отражение в зеркале. — Ты же знаешь, что это воля Златокудрой, так?

Та нехотя кивнула. Как? Как богиня могла напророчить ей Фирра, этого заносчивого сноба? Сердце говорило… Нет, кричало! Оно кричало о том, что предсказанное на обряде Сочетания месяц назад — ошибка. Что не может этот человек быть тем, с кем ей предстоит провести всю жизнь.

— Возможно сейчас ты чувствуешь иначе, но со временем все встанет на свои места, поверь! — продолжала увещевать мама, ласково поглаживая по плечу. — Посмотри на нас с отцом — мы просто созданы друг для друга.

— Вы были влюблены еще до Сочетания, а я… Он мне противен! — выпалила Милиа, гневно сверкая глазами.

Ох, Сиятельная… Как же она будет… Щеки залило румянцем стыда.

— Золотко, мы с моим ненаглядным, знаешь, как воевали поначалу-то? — заговорила вдруг нянечка и медленно, придерживаясь за комод и кряхтя, встала с колен. — О-о-о, искры летели! Все соседи сбегались послушать, как мы друг друга поносим! Это потом уж любовь была, да. А сразу…

— Видишь? — ободряюще улыбнулась мать. — Все наладится, нужно просто немного… потерпеть. Златокудрая не ошибается.

* * *

Кусочек. Крохотный. Еще.

— И знаете, что он сделал? — обвел взглядом всех присутствовавших за столом господин Янтовт, а потом, выдержав драматическую паузу, воскликнул: — Сбежал!

Гости дружно рассмеялись. Милиа проглотила ком в горле и заставила себя улыбнуться. Она покосилась на мужа, увлеченного рассказом соседа, и, убедившись, что никто на нее не смотрит, торопливо схватила кусок сливового пирога с блюда, стоявшего к ней ближе всего. А затем ловко обернула его салфеткой под столом и сунула в карман. Руки дрожали. Только бы не заметил.

— Сбежал, представляете? — сипло захохотал господин Янтовт, и его необъятный живот заходил ходуном от смеха.

Интересно, сколько он съедает за день? Ей бы хотя бы десятую часть его сегодняшнего ужина. Милиа уставилась на свои запястья: тонкие, хрупкие, с бледной кожей, сквозь которую проступали голубые веточки вен. Манжеты рукавов теперь свободно болтались вокруг них. Впрочем, все платья стали ей слишком велики. Муж обещал пригласить на следующей неделе швею из салона Тетушки Эрдиль, чтобы та их ушила. Правда, пару недель назад он говорил то же самое.

Наконец, званый ужин завершился, а Милиа и не знала, радоваться этому или огорчаться. Дверь за последним гостем закрылась, а она, сама того не осознавая, стала пятиться к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Что. Это. Было? — медленно развернулся Фирр.

— Ч-что ты имеешь в виду? — чуть слышно спросила Милиа, гулко сглотнув вязкую слюну.

Муж не спеша приблизился к ней и, схватив рукой за подбородок, до боли сжал его. Холодные влажные пальцы впились, словно клещи.

— Что за недовольное лицо, а? И где твой румянец?

Милиа замерла, боясь пошевелиться.

— Прости, — губы едва шевелились от страха.

— Или тебе напомнить, что значит быть хорошей женой? — процедил Фирр сквозь зубы.

— Я же… Я же сказала, прости, — по щекам потекли слезы.

Он оттолкнул ее с отвращением:

— Маар… Какая же ты уродливая, когда ревешь. Пошла вон.

Милиа не могла поверить своему счастью: неужели он просто отпустит ее?

— Вон, я сказал! — прикрикнул муж и Милиа поспешила скрыться с его глаз, чуть ли не перепрыгивая через две ступеньки — лишь бы не быть рядом с ним.

И, когда она уже оказалась наверху, а до ее спальни оставалось всего несколько метров, Фирр тихо и четко произнес:

— Стой.

Он широко улыбнулся и стал лениво, не торопясь, подниматься к Милии.

— Неужели ты, действительно, думала, что сможешь меня одурачить? Да еще у всех на виду?

Муж остановился перед ней — высокий, выше ее на голову, а затем жестом фокусника выудил из ее кармана завернутый в салфетку кусочек пирога. Милиа вся сжалась, скукожилась: если бы могла, растворилась бы в воздухе или утекла сквозь щели в полу. Но это не помогло. Удар был такой силы, что она не удержалась на ногах и кубарем скатилась с лестницы вниз.

Очнулась, когда свет в холле уже погас, и Милиа не сразу поняла, где она и почему все тело так саднит и ноет. Она не без труда приподнялась на локтях и тут же чуть не попрощалась со скудным ужином — тошнота волной поднялась изнутри. Кое-как она доползла до перил, украшенных кованным плющом, и потихоньку, цепляясь за них, начала подниматься. Перед глазами плыло, все вокруг ходило ходуном. Пришлось зажать рот рукой, чтобы не вырвало. Придерживаясь за стену, Милиа впотемках доковыляла до гостиной.

Он убьет ее. Если она останется, то не доживет и до весеннего Сияния. Когда изменилось отношение Фирра к ней? Через пару недель после свадьбы? Да, пожалуй. Как только он узнал, что никакого наследства кроме отцовских долгов, она не получит.

Милиа не нашла ничего лучше, чем стянуть с карниза тяжелые бархатные гардины, просто повиснув на них всей тяжестью собственного тела. Укуталась в пыльную, провонявшую табачным дымом ткань с головой и, пошатываясь, вышла через черный ход. Изо рта вырвалось невесомое облачко пара, а под юбки тут же забрался студеный ветер, хватая за ноги в тонких чулочках ледяными пальцами. Но зато сознание прояснилось и ей стало чуть легче.

Как долго она шла? По дороге вырвало пару раз. Спать хотелось невыносимо: глаза закрывались сами собой и, казалось, если присесть под какое-нибудь дерево хотя бы на пару минут… Однако, Милиа упрямо шла дальше. Странно, но она не проронила ни слезинки. Будто глаза иссякли.

Наконец, лес расступился и в предрассветных сумерках на горизонте замаячили огни просыпающегося Шилона и тянущиеся от него к небу столбики дыма печей и каминов. Из последних сил Милиа, продрогшая и едва державшаяся на ногах, устремилась к городу: туда, где ее ждал родной дом, тепло и еда — столько, сколько она сама захочет.

* * *

Она сидела на верхней ступеньке крыльца, задрав голову вверх, и смотрела на седое небо, роняющее мелкие снежинки, тут же тающие, стоило им только коснуться ее губ и ресниц. Первый поцелуй зимы.

Отец не пустил на порог. Даже не выслушал до конца. Бросил скупое «сама виновата» и захлопнул дверь прямо перед носом. Милиа кричала, плакала, колотила в нее кулаками и ногами — из окон одно за другим стали выглядывать заспанные лица соседей. Но все тщетно.

Нужно идти. Хоть куда-нибудь, пока совсем не окоченела. У нее ничегошеньки не осталось. Ни-че-го. С досадой подумала вдруг, что надо было захватить хотя бы серебряные столовые приборы из буфета в гостиной. Но откуда ей было знать, что все так обернется? Ненароком взгляд упал на обручальный браслет, тонкой золотой цепочкой обвивающий левое запястье. Хоть на что-то сгодится.

Милиа встала и чуть было не свалилась со ступенек вниз — ее повело, а очередной позыв рвоты оставил противный кислый привкус во рту — тошнить было больше нечем.

Она побрела на восток, к торговым улочкам, молясь Сиятельной, чтобы та не оставила ее. Город проснулся: фонарщики карабкались по приставным лестницам, гася фонари, по мокрой брусчатке улиц сновали экипажи, тянулись зевающие прохожие, поглядывающие на нее с опаской. А еще пахло свежим хлебом и — особенно сильно, так, что желудок болезненно сжимался в предвкушении — сдобными булочками с сушеной клюквой и сахарной помадкой, теми самыми, которыми славился на всю страну Шилон. И только сейчас, проходя мимо витрин, Милиа увидела собственное отражение с всклокоченными темно-русыми волосами и запекшейся чуть выше виска кровью. Она торопливо натянула свою бархатную накидку, уже почти не греющую, ниже, чтобы та прикрывала рану.

Ей повезло: ювелирная мастерская нашлась почти сразу же. Но пожилой хозяин, повертев браслет в тонких узловатых пальцах, покачал головой:

— Простите, госпожа, но я никак не могу принять его.

— Что? — сердце пропустило удар. — А как же…

— Это подделка, — заявил он категорично и брезгливо держа его двумя пальцами, будто червя, вернул браслет обратно.

— И что же мне делать? — прошептала Милиа, чувствуя, как в глазах темнеет, а пол уходит из-под ног.

— А мне почем знать? — равнодушно пожал ювелир плечами и, развернувшись, ушел за занавеску, отделяющую мастерскую от крохотного помещения, где он принимал посетителей.