Женская доля

Анна Медь (2025)

Сборник рассказов о сильных и хрупких женщинах, которым пришлось бороться за право жить или быть счастливыми

Распутница

— А ну! Голову на порог, распутевая! — Семен занес топор повыше, примеряясь к белой тонкой шее молодой жены.

Мария наклонилась к порожку избы медленно, в ужасе ожидая, что лезвие в руках мужа сейчас полетит вниз и оборвет ее жизнь. От страха даже закричать она не могла или слова против сказать.

Дрожащая в углу Параша завыла в голос:

— Тятя, не убивай мамку! — пятилетняя девочка с младшим братом на руках кинулась в ноги к отцу. — Меня лучше бей вместо нее, меня накажи!

Семен покачнулся от бурлящего в нем хмеля, едва удержался на ногах и вдруг ударил со всего размаху топором. Мария закрыла глаза — вот она смерть! В голос взвыли по-звериному, зарыдали все трое детей Семена и Марии. Но острие топора воткнулось в деревяшку рядом с ее головой…

А Семен навис сверху над распростертой женой и просипел зло, обдавая сивушным духом:

— Моя воля, захочу — убью тебя, распутницу! Благодари бога, что не взял грех на душу. Детей жалко, а то бы не быть тебе живой! Такую жену-греховодницу, как ты, из дома гнать надо!

Муж нагнулся и вдруг зло дернул сарафан за подол вверх так, что обнажились все срамные места. Обмотал тканью голову жене, будто мешком, и впился пальцами в горло, ногами принялся лупить по спине и бедрам:

— Вот так тебя надо наказывать, грешницу! Будешь знать, неверница, как перед чужими мужьями юбку задирать! Бесовка!

Мария, задыхаясь в судорогах, прошептала:

— Не гулящая я, верная жена.

Муж залепил ей рот ударом кулака:

— Молчи! Мне в кабаке всю правду Егорка Косой рассказал, как ты под мужиками со всей деревни на сенокосе валялась! Выкину тебя сейчас на улицу, иди так по деревне. Голова в мешке, срам на людях! Пускай все знают о твоем распутстве!

— Врет Егор! Набрехал он про блуд! — Мария наконец поняла, чего это Семен накинулся на нее с порога с кулаками.

Он и раньше устраивал жене взбучки, гонял ее, вернувшись домой во хмелю. Но к такому Мария привыкла, кто же из крестьян не учит свою женку кулаком, чтобы место знала, была смирной да работящей? Но сегодня муж взялся за топор, в его налитых кровью глазах плескалась безрассудная ярость от дикой ревности.

Теперь Мария знала почему, хотела объяснить все Семену. Что Егорка Косой сам за ней в лесу увязался намедни, когда она по грибы отправилась, оставив младших под присмотром Параши. Накинулся на нее тогда Косой, но грязное дело свое сделать не смог, корзиной от него отбилась Мария.

Вот и мстит теперь за обиду, ворота Марии дегтем измазал, будто гулящей девке, мужу небылицы насочинял. Но через набухший кровью подол разбитыми губами смогла она только простонать:

— Врет он!

Но Семен покрутил большой головой, отмахнулся от жены:

— Слышать тебя не хочу и видеть! В бане сегодня спать буду!

В досаде пнул напоследок лежащую на пороге окровавленную, покрытую синяками жену и неуверенными шагами поплелся в баню. Мария, едва придя в себя после побоев, кинулась к детям, которые дрожали, сбившись в кучку.

На пьяного мужа махнула рукой, пускай делает что пожелает, только в радость его злой рожи не видать. Ведь без любви замуж пошла она за зажиточного крестьянина Семена, а по велению родителей, которые выбрали самого богатого жениха из тех, что к ней сватались.

Росла Мария в нищей семье, где орава из пятнадцати ребятишек вечно дралась между собой из-за куска хлеба или ветхой рубашонки. Тяжко жилось дочери нищего крестьянина, трудились они с утра до ночи в поле до черноты в глазах, однако все равно всегда ходили оборванными и голодными.

В одном повезло — выросла Мария красавицей, от которой ни один мужик не мог глаз отвести. А выйдя замуж, зажила она словно в сказке, в поле или в хлеву спину не гнула, все черную работу делали поденные батрачки, наряжалась молодая жена во все новое да сытно ела.

Иной раз на колодец не работницу пошлет, а нарядится молодая жена и сама с коромыслом идет. Соседки смотрят и от зависти чернеют, а она и бровью не ведет, хоть внутри все-таки дрожит от радости. Вот вам, злыдни! Раньше кликали ее оборвышем да голодранкой, смеха ради кидали в нее корки горелые, чтобы посмотреть, как от голода накинется на еду, которой и свиньи брезгуют. А теперь в ноги кланяются и лебезят, как псы дворовые.

Даже после рождения трех детей притягивала Мария взгляды мужчин статной фигурой и красивым лицом. Немудрено, что вечный бобыль Егорка Косой от злости, что никогда не вкусить ему Марьиной сладости, оговорил красавицу.

Правда, Семен со временем свою жену за ее красоту возненавидел. Проку ему никакого от ее прелести, когда без любви супружество. Всегда она словно баба снежная, ни улыбнется никогда, ни приголубит по своей воле.

Оттого пил Семен каждый день так, чтобы по возвращении домой лицо бесчувственной жены превращалось в мутное белое пятно. А в дурном хмелю гонял жену по двору, таскал за волосы, еще больше заходясь в неистовой злости от ее молчания.

Мария же кротко сносила свою бабью долю, всего-то потерпеть несколько ударов, от пьянства у Семена в руках силы немного.

Но сегодня вечером Семен не ограничился парой тумаков, а накинулся зверем и собирался убить прямо на глазах у детей. Мария поняла это по его глазам, горящим черной ненавистью.

Всю ночь несчастная женщина металась на пышной перине, не шел к ней сон от ужаса, что жил теперь внутри ядовитой змеей. Ведь и дальше будет Косой болтать по селу, выдумывать небылицы про ее распутство. И не пощадит ее Семен, в пьяном виде зарубит на глазах у детей по чужому оговору.

Однако на следующий день судьба Марии враз поменялась — не стало Семена. Утром толкнула она дверку в баньке, а Семен там холодный уже лежит. Растопил он печь, затрусив от осенней сырости, но прикрыл слишком рано заслонку и угорел до смерти.

Хоронили Семена как положено с отпеванием и в гробу хорошем. На похоронах кумушку то и дело шептались, глядя на вдову, что только плакальщиц и слышно у гроба. А вот жена молодая по покойнику ни слезинки не проронила, ни слова хорошего не сказала, стоит красивая да ладная, а сама словно дерево.

Марии же и правда не было ни боязно, ни горько от смерти Семена. Наоборот, дышалось легче, словно каменная плита с груди упала. Было ей радостно, что можно не дрожать от ужаса каждый вечер в ожидании побоев, не прятать разбитое лицо под платком. Поскорее бы уже зарыли могилу, и забыла бы она про нелюбимого мужа навсегда.

Как вдруг в белую щеку Марии впился кусок грязи:

— Распутница! Блудница! Это тебя бог наказал за грехи!

Из толпы выскочила перекошенная в одну сторону фигура. С детства скрюченный недугом, за что и получил свое прозвище, Егор Косой ткнул во вдову пальцем:

— Прелюбодейка! Чарами своими мужиков заманивает! Уж я-то знаю! — Егор метался в толпе от одного человека к другому, брызгал слюной и заходился к гневной речи. — Мужиков приворожит скоро всех, иссохнут от любовной тоски! Уже и мужа сгубила, чтобы не мешал он ей чужих мужей у себя привечать. Не зря ее Семен каждый вечер строжил и кулаками учил! За дело грязное, греховное, за измену!

Женщины вокруг него зашевелились, зашептались промеж себя от таких речей. Все взгляды устремились на молодую вдову.

А ведь правду Косой говорит! Чуть ли не каждый мужик в селе к Марии сватался! А теперь она молодая вдова, снова незамужняя, будет по селу ходить перед мужиками, как кусок сала перед собакой голодной.

Косой же выкрикнул в запале:

— Раздеть ее надо, к телеге привязать да по деревне водить и кнутом стегать за грех! А потом вместе с мужем в одной могиле схоронить, как в старину делали!

Мария в ужасе сжалась от злых взглядов, особенно у баб, которые теперь хотели с молодой вдовой расправиться. Чтобы больше не сияла красотой своей и новыми сарафанами, не манила чужих мужей! Как одно целое ухнула толпа, потянулись жадно руки со всех сторон к Марии. Разорвать красоту ее проклятую, сломать гордячку!

Но вдруг поп, что еще не закончил читать молитву, прикрикнул:

— А ну молчать во время службы, нехристь! Отпевание идет, а он разгорланился.

Егор притих, но только в толпе не скрылся. Топтался нетерпеливо с ноги на ногу, ожидая, когда снова можно накинуться с обвинениями на молодую женщину. Как опустили гроб в землю, схватила Мария ребятишек и кинулась бежать, не дождавшись даже, когда засыпят мужнину могилу. Подальше от разгневанной толпы и Косого, который просто обезумел в желании сломать не покорившуюся ему красавицу.

Спасаясь от гнева односельчан, заперлась вдова в погребе детей, а сама притаилась с вилами у дверей. Едва успела она задвинуть засов, как застучали в стены булыжники со всех сторон, поднялся гвалт и шум. Односельчане, науськанные Егором Косым, разгромили двор и хлев, обмазали ворота углем и обкидали камнями дом.

Несколько часов дрожала от ужаса в осаде несчастная вдовица за дверью своего дома. Молила лишь об одном, чтобы не пустили бесчинствующие погромщики красного петуха на ее избу.

Наконец к вечеру крики стихли, односельчане устали грабить и громить подворье вдовы. Они разбрелись по своим избам, оставив несчастную в покое.

Однако Мария все еще сидела у двери, настороженно вслушиваясь в каждый звук. Боялась она истопить печь или шелохнуться, хотя ребятишки ее давно проголодались. Их тихие всхлипывания доносились из подвала, но мать только шикала на детей, чтобы они сидели молча.

Вдруг тихий стук разорвал тишину за дверью, знакомый голос позвал:

— Маруся, доченька, это я, матушка твоя. Отвори.

Мария выглянула в небольшую щелку недоверчиво, а мать зашептала ей испуганно:

— Всю скотину увели у вас со двора. Я только успела лошадь с телегой в лесу спрятать. Доченька, садись с детьми в нее да уезжай куда глаза глядят. Не будет тебе тут жизни! Косой всех зовет против тебя вилами идти, избу сжечь, а тебя наказать за блуд.

Молодая вдова горячо возразила:

— Матушка, не греховодница я. Мужу никогда не изменяла, вот тебе крест. Могу перед иконой божией матери поклясться.

Да только матушка замахала на нее руками:

— Смуту навел Косой, распалил всех! Угомону теперь не сыскать. Семен в могиле, и заступиться за тебя некому. Уезжай, доченька, если не хочешь, чтобы тебя по деревне в непотребном виде гоняли и грязью закидывали. Ведь так и будет Косой дальше поганить имя твое честное. Всем рассказал уже, что сношался с тобой. И как мужиков ты привораживаешь, чтобы сердце им высушить для своих дел колдовских.

Вскрикнула Мария от того ужасного оговора, что черной тенью теперь тянулся по всей деревне, и поняла — надо бежать. Вместе с матерью собрали они как можно больше вещей, нагрузили телегу до самого верху. Усадила Мария деток, сама вскарабкалась на передок и тронула вожжи. Потащила лошадь тяжелый груз в ночи по сельской дороге.

А куда она ехала, того и сама Мария не знала. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от деревни, где считают ее распутницей и только думают, как учинить прилюдную расправу.

Ехала молодая вдова и тихонько плакала от своего одиночества и несчастной судьбы. Была замужней женой, зажиточной крестьянкой, но вдруг от одного черного слова Егорки Косого лишилась всего. Стала бедной вдовой, которой головы приютить негде.

Даже не догадывалась несчастная женщина, какая жизнь ждет ее впереди.

***

Красавица в ночной рубашке упала в ноги оборванному бродяге, протянула тяжелый кошель с монетами и украшениями:

— Возьми все что у меня есть, умоляю!

Пять лет прошли как один день с той страшной для Марии ночи, но каких! После побега из села подальше от озверевших односельчан длинная дорога кружилась и петляла двое суток вдову с детьми. Пока не оказалась Мария с детьми в небольшой деревеньке на две улицы. Такое тихое было место, что показалось оно сначала ей безлюдным, одна лишь мельница шуршит лопастями над тонкой речкой.

Едва живая от усталости Мария спустилась к речушке, чтобы набрать воды для детей. Были они без еды, воды и сна вторые сутки, а впереди ждала только смерть, никто не поможет нищей вдове с целым выводком… Нахлебники в чужом доме не нужны.

«Такая жизнь хуже смерти. Пускай бы уже забили камнями в родном селе! Утоплюсь, а добрые люди детишек в сиротский приют отдадут. Пускай живут без ласки материнской, зато сытые», — решила Мария в отчаянии.

Шагнула она в речушку и оробела от грозного окрика. Из мельницы вышел насупленный мужик весь в мучной пыльце с головы до ног. Взгляд у него был до того суровый, что Мария выпалила всю правду на его вопрос «Вы кто такие?»

— Пришлые, бездомные…

Мельник внимательно всмотрелся в троих ребятишек, что жались на телеге друг к другу, в почерневшую от горя молодицу во вдовьем платке. И вдруг кивнул на старенькую избу по соседству от мельницы:

— Коли без дома остались, так вон дом пустой стоит, хозяева померли давно. Заселяйтесь.

С тех пор началась у молодой вдовы новая жизнь. А тот самый мельник, вдовец Савелий, принялся помогать соседке обживаться, то забор ей поправит, то печку отладит, чтобы не дымила.

А она не отказывалась, трудно одной со всем хозяйством управляться. Пусть и приучена была Мария к труду, не жалея себя, от зари до зари возилась в огороде, ухаживала за скотиной, но мужской работы не умела. Не хватало ей сил в тонких, нежных пальцах, чтобы наколоть дрова или переложить крышу на бане.

Первое время дичилась Мария молчаливого мельника, который со льстивыми разговорами к ней не лип, обнять не норовил и в любовницы не звал. Диковинный он был для нее, не похожий на остальных мужиков. Брагу не любил, в кабак придорожный не ездил, а отдыхал вечерами за столярным делом или просто сидел у печи и слушал сказки да небылицы, что рассказывала Мария детям.

А еще был обучен грамоте и обожал читать газеты и журналы, выписывая их, словно барин с волости. Сам чинил поломки на мельнице, сам таскал мешки и работал без помощников.

Да сама не заметила молодая женщина, как полюбила Савелия горячо и сильно за спокойный характер и заботу. Поэтому через год, как сняла Мария вдовий платок, Савелий посватался к ней. И после венчания отстроил для большой семьи светлую избу-пятистенку.

С тех пор жили мирно да ладно. Первый год все боялась Мария, вдруг рявкнет Савелий, замахнется или обругает ее, а потом привыкла и позабыла, как это бывает, когда «муж жену разумеет».

За пять лет Мария родила мужу еще двоих ребятишек. Да так похорошела, будто спелое яблоко налилась красотой и женской силой.

Рядом с их селом построили железную дорогу, и маленькое село зашумело, принялось расти, как муравьиная горка. Работы у Савелия прибавилось, потекли в семью доходы. Однако хоть приходил он домой уставший, но всегда расцветал сердцем при виде жены и детей.

Мария же вилась вокруг мужа ласковой кошкой, носила каждый день обеды на мельницу, наряжалась, чтобы пройтись парочкой по улице под восхищенные взгляды прохожих. Вот в такой из дней прогуливались они вместе, любуясь, как строится новая станция. Как вдруг один из рабочих выпрямился, оглянулся на мужа с женой, и у Марии подкосились от ужаса ноги.

Как в тумане потянула она муж за рукав:

— Замерзла я, Савушка, идем домой.

Муж сразу же стянул теплый жилет, накинул ей на плечи. Но ни забота, ни теплая поддева не могли согреть Марию. Дрожала она не от вечернего холода, а от нахлынувшего на нее страха — неужели это он?

Дома Мария весь вечер не могла найти себе места, то и дело поглядывала в окно, будто ждала кого-то. И оказалось не напрасно. Скрипнула воротина, и молодая женщина кинулась во двор как была — босая, с наспех накинутым на плечи платком.

У крыльца поймали ее грубые пальцы, окатило смрадом гнилых зубов, заскрипел над ухом знакомый голос:

— Что, плутовка, думала, не признаю тебя?! Убежать от меня хотела? А я все про тебя разузнал, расспросил. Опять за богатея замуж выскочила, тоже сердце ему иссушила, ведьма?

Мария с отвращением вырвалась из мерзких для нее объятий:

— Чего надо тебе, Косой? Зачем рыскаешь по селу?! Чего на двор мой притащился?

Егор Косой оскалился в ухмылке:

— Знаешь, для чего я здесь. Иначе не ждала бы, а то вон выскочила нагая, так мне рада! С мужем твоим поговорить пришел, рассказать про тебя всю правду. Как подол ты передо мной заголила да срам свой показала. Манила, греховодила! Расскажу ему про меточку твою, так сразу поймет, что не вру я.

— Лжешь! — Мария с кулаками готова была кинуться на своего обидчика. — Не показывала я тебе ничего, урод косой! Сам ты напал на меня в лесу, повалил и юбку задрал, чтобы снасильничать. Ничего у тебя не вышло!

Вдруг жесткие мозолистые руки впились в нежное горло, Егорка Косой захрипел на ухо молодой женщине:

— А теперь слова поперек не посмеешь сказать мне! Откажешь снова, я твоему мужу новому расскажу, как ты Семена сгубила, в могилу загнала. И что с деревни тебя погнали за блуд с мужиками нашими! И он тебя тоже прогонит, а то и накажет. Как положено с греховодницами. Голую по деревне гонять будет, чтобы каждый мог в тебя грязью кинуть.

На Марию вдруг будто морок напал, ни пошевелиться, ни крикнуть она не могла. А перед глазами стояло лезвие топора, которое воткнулось в ту страшную ночь не в ее голову, а в порожек рядом с лицом.

Она чувствовала, как обидчик ее полез под юбку, ухватил ее за бедра больно, оставляя синяки на нежной коже. Но боялась крикнуть и позвать на помощь Савелия.

А что если, как и первый муж, поверит он в грязный оговор оборванца? Тоже разгневается, прогонит из дому или измываться будет.

— Я сейчас, я… Поесть тебе принесу! Ты иди, в сарайку иди, сейчас приду туда! — дрожащая от омерзения Мария вывернулась из объятий.

Перед глазами мелькнул Косой, каким она увидела его сегодня на дороге. Худой, оборванный, нищий и вечно голодный наемный батрак для тяжелой работы. И затеплилась надежда у Марии, как избавиться от своего мучителя.

Косой недоверчиво завертел головой, но руки убрал. Прошипел в ухо хрипло:

— Обманешь, так тебя очерню, что никогда не отмоешься.

Мария молча кинулась в избу, но там схватила не пироги из печи и не жбан с квасом. Женщина растворила сундук, выгребла оттуда все украшения, что подарил ей муж, браслеты, монисто, серьги, и завернула в платок. Схватила мошну с деньгами, которую муж клал под образа, и заторопилась к сараю.

Там уже ждал ее Косой, который успел стянуть с себя все обноски. Нагой он встретил ее у порога и жадно вцепился в подол ночной рубашки:

— Давай заголяйся! Пока я ем, будешь вокруг меня ползать голая да в ноги кланяться за то, что косым уродом назвала!

Мария вдруг упала перед ним на колени в мольбе, протянула свои богатства:

— Возьми все что у меня есть, только молчи! Богом прошу, не мучай ты меня! Уходи, оставь меня в покое!

Только просила напрасно, Косой вцепился в густую волну волос и потянул женщину к себе:

— Еще чего удумала! Откупиться?! Нет, и деньгами будешь, и телом своим сладким милости моей вымаливать. Молчание мое — золото. Завтра еще принесешь столько же. У твоего муженька барыши на мельнице хорошие, мне в деревне все рассказали.

Мария в ужасе мотала головой, пытаясь освободиться. Страшно было крикнуть о помощи, прибежит муж, а она в одном исподнем, рядом нагой мужик. Что тут можно удумать?!

Треснула ткань рубахи, Косой разодрал подол, силой завалил несчастную на пол и подмял под себя. Мария металась под ним, как немая рыба, что извивается в судорогах за свою жизнь.

Как вдруг удар тяжелого кулака откинул в сторону оборванца, вспыхнул свет лучины, на пороге сарая застыл с топором в руках Савелий. Он крутил головой, переводя взгляд то на жену в стянутой наполовину рубашке, то на обнаженного голодранца.

От вида занесенного топора Мария забилась в крике, сжалась в комок:

— Не убивай, Савелий! Не виновата я! Он заставил, а я, дура, откупиться хотела! Все что в доме нашла, принесла!

Косой взвыл:

— Врешь, распутная баба! Сама она! Давно со мной блудит! У нее под коленом метка есть круглая! Как рубль! Видел, знаю, чего она под юбкой прячет! Греховодница она, в нашей деревни все об этом знали, потому и сбежала!

А Мария всхлипывала, не зная, как объяснить Савелию всю правду:

— Всю жизнь он меня мучает, всю жизнь гадости делает. Слухи распускает, оговаривает, потому что не даюсь ему. И верят гаду такому!

— Откуда же он про родинку узнал? — Григорий поближе наклонился к жене, всматриваясь в драгоценности и деньги, что разлетелись по соломенному настилу.

— Видел, — призналась Мария. — В лесу снасильничать меня хотел. Напал, рот зажал, успел платье задрать. Еле отбилась, руку прокусила до крови и корзину разбила об голову ему.

Григорий приказал Косому:

— Покажи руки!

Тот заюлил, забегал глазами, но боязливо вытянул руку, где через пальцы шел полумесяцем шрам от зубов:

— Врет она, собака-то меня тяпнула, когда ребятенком был!

А Григорий вдруг схватил черенок от лопаты и с размаху врезал Косому так, что тот кувыркнулся через сторону:

— Это ты врешь, скотина! Жена моя все богатство тебе отдать готова была, лишь бы от тебя, клеща блудливого, избавиться, до того ты ее измучил! — мужчина принялся охаживать палкой обидчика жены так, что тот выл и крутился волчком по сараю. — Ах ты, сволочь, изгаляться дальше вздумал над ней! Руки к ней протянул! Снасильничать жену мою задумал! Скотина греховодная!

Сильным ударом Григорий выгнал нагого принудителя на улицу и погнал его по сельским улицам вперед, осыпая ругательствами. Мария, прикрываясь платком, шла следом. Не было ей стыдно ни от вида своего непотребного, ни от людской молвы. Все вернулось ее обидчику, что он грозился над ней учинить, позор перед людьми, побои и унижение. Пускай теперь этого непотребника гонят по селу нагого камнями и палками за блуд!

После избиения Григорий вместе с остальными мужиками запер косого срамника в подвал, а наутро сдал жандармам. Суд за многолетние издевательства над добропорядочной крестьянкой приговорил Егора Косого к ссыльной каторге, где он и сгинул навсегда.

Григорий и Мария прожили до глубокой старости в согласии и любви. Никогда не сомневался Григорий в верности своей жены, а Мария ничего не утаивала от мужа.

Историю несчастной вдовы, которую оговорил навязчивый сластолюбец и срамник, передавали из уст в уста. Чтобы крестьяне не колотили своих жен без разбора по первому навету от злых языков, а почитали и им верили.