Вальсингамские девы

Анна Морион, 2021

1834 год, Англия. Бедная, забытая Богом и короной деревня Вальсингам, жители которой находят утешение лишь в своей вере. Главой деревни является пастор Глоуфорд – глубоко уважаемый и горячо любимый своими прихожанами. У пастора, как три прекрасных цветка, растут три дочери, разные в характере, мечтах и стремлениях. Жизнь в деревне идет своим чередом, но покой ее жителей нарушает неожиданный приезд молодого нового лендлорда.

Глава 5

Кэсси чувствовала себя неважно, хуже, чем утром: ее охватил сильный жар, и она металась на своем тюфяке, сбрасывала с себя одеяло, которым укрывала ее Кэтрин, бредила и тихо звала отца: «Папочка! Папочка!».

Кэтрин была крайне взволнована и напугана: никакие средства лечения, которые она знала, не помогали, и девушка сидела с напряженным лицом у постели больной, держала Кэсси за руку, иногда смачивая ее лицо холодной водой.

Пастор также был напуган состоянием любимой младшей дочери, ведь и он не знал, как помочь ей. Он уединился в своей комнате, упал на колени и стал горячо молиться. Но, несмотря на болезнь Кэсси и свой страх, вечерню пастор не пропустил, однако завершил ее на целых полчаса раньше. А прихожане, узнав о том, что Кэсси очень больна, помолились за ее здоровье и, опечаленные, разошлись по домам.

Пока пастор проводил вечерню, дом Глоуфордов посетил личный врач виконта Уилворта — мистер Моррис и провел профессиональный осмотр больной. Сперва он был поражен убогостью и отталкивающей бедностью дома пастора, но затем — красотой бедной Кэсси, и, если раньше врач знатного лорда выполнял приказ виконта с неохотой (ехать в глухую деревню и лечить нищую грязную крестьянку), то сейчас проникся к младшей Глоуфорд жалостью и желанием сделать все возможное, чтобы эта прекрасная девушка выздоровела.

Пока в доме пребывал мистер Моррис Кристин вновь сбежала в уединение: она сидела на своем излюбленном камне, под дубом, и тихо молилась. Как бы она не относилась к младшей сестре, Кристин любила ее и не меньше других испугалась, что может потерять ее. Вдруг девушка услышала чьи-то шаги, а затем кто-то сел на камень, рядом с ней. Кристин открыла глаза, подняла голову и увидела рядом с собой Джона Тайли, деревенского точильщика — он был одним из ее поклонников и просил ее руки, но, как и все дерзнувшие, получил отказ. Джон любил Кристин и надеялся, что она оттает, передумает и пойдет за него: парень он был видным, работящим, молодым, здоровым, но Кристин не воспринимала его как жениха, ни, тем более, как будущего мужа.

— Слыхал о твоей сестре. Сочувствую, — сказал парень, не зная, какие слова требуются в такой деликатной ситуации, да и красиво говорить он не умел и чаще молчал, чем говорил.

Девушка ничего не ответила и отвернула от него лицо.

«Как отвратительны наши деревенские мужчины! Неотесанные, грубые, уродливые, необразованные! Не то что тот граф. Руки у него такие ухоженные, красивые. А руки Джона похожи на большие картофелины, а он еще хочет прикасаться ко мне своими страшными грубыми пальцами? Никогда! Лучше умереть старой девой, чем выйти за него или подобного ему! — с отвращением подумала Кристин, взглянув на руки Джона, лежащие на его коленях. — А его лицо? Ему только ворон на поле распугивать! А у того лорда лицо такое красивое! Почему я родилась здесь, а не в семье какой-нибудь леди? Тогда граф влюбился бы в меня и взял бы меня в жены… А его поместье? Этот Риверсхольд — просто загляденье! Вымощенные дорожки, зеленые поля с подстриженной травой, большие фонтаны, озеро с красными рыбками, огромный дом, наверно, не хуже чем у самого короля. Ах, если бы я только родилась не здесь, а там, в том городе, откуда он приехал!»

— Крис, если я чем-то могу помочь… — вновь начал Джон, пытаясь взять ее за руку, но девушка одернула руку и одарила его сердитым, полным отвращения взглядом.

— Уходи, Джон! Мне ничего от тебя не нужно! — резко сказала она, не считая нужным проявить деликатность к его не взаимным чувствам.

Парень с тоской и болью в глазах взглянул на свою возлюбленную, поднялся с камня и, опустив голову, побрел домой, к своему точильному станку, недоумевая от поведения объекта его искренней любви.

«А если уехать в город? Я могу работать и иметь хорошие деньги. Буду посылать часть денег Кэтрин и Кэсси. Ведь я — молодая и здоровая, я умею готовить, убирать, стирать, зашивать вещи. Может, смогу отыскать там достойного, богатого мужа… Жаль, что тот лорд будет оставаться здесь. Да, я сегодня же поговорю с папой… Нет, не сегодня: он так беспокоится за Кэсси… Бедная Кэсси! Скажу папе, когда она выздоровеет, а за это время постараюсь накопить денег на проезд до ближайшего города» — решила Кристин, увидев в городе призрачную надежду хорошего заработка и достойной, по ее меркам, жизни. Девушка была совсем не злой, но порядочной, однако ее тянуло ввысь, в тот мир, где ей не придется спать на жестком тюфяке, и где она сможет заработать денег, чтобы помочь семье.

Когда Кристин вернулась домой, Кассандре стало немного легче: мистер Моррис напоил ее вкусной микстурой и дал ей какого-то порошка, оставив и на будущее целых три порции. Он сообщил пастору, что причиной недомогания Кэсси оказалась сильная простуда, но случай, к счастью, не смертельный, и пообещал навещать больную каждый день.

Пастор горячо поблагодарил доктора за его помощь и сказал, что будет молить Бога наградить его за труды, а также попросил мистера Морриса передать благодарность и виконту Уилворту, который настоял на его приезде к Кэсси.

Доктор пожал пастору руку, улыбнулся Кассандре и уехал.

После скромного ужина, прошедшего в молчании, Глоуфорды прослушали отрывок из Писания, помолились, потушили свечу и легли спать.

Ночью Кэсси тяжело дышала, но ее сон был полон спокойствия. Утром мистер Моррис вновь навестил больную и привез для нее большую корзину с фруктами, которую передал через него виконт Уилворт.

После утрени пастор Глоуфорд объявил прихожанам о планах лорда Дрэймора реставрировать церковь и отстроить их дома, при этом красочно описав свое короткое посещение Риверсхольда. Крестьяне были на седьмом небе от счастья: рассказ многоуважаемого пастора уверил их в том, что новый лендлорд — прекрасный человек и что он позаботится о Вальсингаме. К тому же вчера после утренней службы приезжал секретарь лендлорда, который записал в особую книгу жалобы крестьян и уверил вальсингамцев в том, что граф рассмотрит их собственной персоной.

Кэсси проспала весь день и проснулась только под вечер — усталая и грустная, но, когда Кэтрин угостила ее большим красным яблоком, одним из тех, что прислал виконт Уилворт, она тут же повеселела и попросила сестру рассказать ей сказку.

— Милая, зачем тебе эти глупые сказки? Я лучше почитаю тебе Священное Писание — оно лучше всяких сказок, — мягко сказала ей Кэтрин: она не одобряла выдуманные волшебные истории, поэтому в доме Глоуфордов не было книг, кроме тех, что содержали в себе религиозные тексты.

— Но я хочу послушать сказку! — капризно воскликнула Кэсси, постоянно слышащая о них от деревенских детей.

— В сказке много обмана и лжи, а ведь Бог не любит ложь. Он любит только правду, — терпеливо ответила на это Кейт. — Но я могу спеть тебе песенку, хочешь?

— Да! Про курочек! — весело отозвалась Кэсси.

Кэтрин не одобряла и эту «глупость», но, желая доставить больной сестре удовольствие, на этот раз оступилась от своих высоких принципов не петь такие «пошлые» песни.

— В доме нашем есть курятник

И живут в нем курочки

Но вот сбежали без оглядки

В темный лес все…

Кейт запнулась: следующее слово было нехорошим, и она не могла произнести его.

— Дурочки! — с восторгом воскликнула Кэсси, с сияющим от счастья лицом.

— Выбрались они в лесок

Где поджидал их серый волк

И он зубами…

— Клац-клац-клац! — опять вставила Кэсси.

— А курочки…

Но Кэтрин не допела: в дом вошел пастор Глоуфорд.

— Папочка! Папочка! — радостно закричала Кассандра и попыталась вскочить с тюфяка, но сестра вовремя остановила ее:

— Нет, милая, ты еще слишком слаба. Отец сам подойдет.

Пастор торопливо скинул свои башмаки, переоделся в домашнюю одежду и зашел в комнату дочерей.

— Кэсси, мой ангел, тебе лучше? — ласково спросил он, садясь рядом с дочерью и гладя ее по голове.

— А можно я возьму еще яблочко? — попросила Кэсси, хватая отца за руку.

— Конечно, можешь. Кэтрин, помой для нее яблоко, — сказал пастор старшей дочери.

— А Крис будет яблоки? — спросила Кэсси, с любовью глядя на отца.

Тот глубоко вздохнул и улыбнулся: его переполняла любовь к своей слабоумной дочери.

— Папа, а ты будешь яблоки? — вновь спросила девушка, не получив ответа.

— Нет, милая, спасибо, я уже поел. Ты помнишь нового лендлорда, который приезжал позавчера в нашу церковь?

— Нет.

— В тот день ее сморил сон, — шепнула Кейт отцу и протянула сестре вымытое яблоко, а та схватила его и с удовольствием стала жевать красный фрукт.

— Лорд Дрэймор оказался достойным почтения человеком: он пообещал отстроить нашу церковь, — сказал пастор Кэсси: он всегда рассказывал ей обо всем, словно она могла понять важность сказанного.

— Это хорошо? — спросила Кэсси, жуя яблоко.

— Это очень хорошо, моя милая, — улыбнулся ее отец. — Но сейчас мы послушаем Писание и ляжем спать: все мы очень устали и нам требуется отдых.

— А где Крис? — вдруг осведомилась Кейт. — Ее до сих пор нет! Должно быть, опять просиживает платье на своем камне!

— Она скоро вернется: я послал ее за молоком к Коултэрам — они обещали дать для Кэсси немного молока от их козы, — ответил ей пастор.

— В последнее время поведение Кристин стало очень скверным, — недовольно сказала Кейт. — Ей следует больше молиться, а не пропадать под дубом.

— Но, если она не желает этого, заставлять ее мы не вправе. Кристин тяжело пережила смерть вашей матери, и это положило отпечаток на ее характер, так что, не следует винить ее в дерзости и непослушании, — мудро отозвался на это пастор.

Пока Кэтрин и пастор вели беседу, Кэсси вновь заснула, сжимая в ладони съеденное наполовину яблоко.

Вскоре домой вернулась Кристин: она принесла глиняный кувшин с молоком, поставила его на стол, молча разулась и легла на свой тюфяк.

После неизменного вечернего ритуала и молитвы семья разлеглась по своим тюфякам.

— Кейт! — тихо окликнула Кристин сестру, боясь, что отец услышит ее. — Кейт, ты меня слышишь?

— Что? — шепотом ответила ей Кэтрин.

— Я скажу тебе кое-что, но только не говори папе, — сказала Крис и тихонько переместилась на тюфяк Кэтрин.

— Хорошо. Что?

— Я хочу уехать.

— Уехать? Куда? — удивилась Кейт: ей казалось, что это было бы большим грехом — покинуть место своего рождения.

— В город. Я устроюсь на работу и буду посылать вам деньги.

— Что за чушь! В городе полно грешников и соблазнов!

— Но там можно найти хорошую работу. Что ждет меня в нашей глуши? Здесь такая скука!

— Если тебе скучно жить, выходи замуж.

— Да здесь даже выйти не за кого!

— Ты чересчур переборчивая! Выходи за Джона — он хороший парень, добрый и религиозный. Он уже спрашивал меня, по какой такой причине ты отказываешь всем подряд.

— Вот и выходи за него! — вспылила Кристин: ей была противна даже мысль о браке с таким же бедняком, как и она сама, но сказать об этом сестре не могла, так как боялась выглядеть в ее глазах продажной девкой.

— Я не выхожу замуж потому, что ухаживаю за Кэсси. Если я брошу ее, заведя свою собственную семью, разве ты будешь ухаживать за бедняжкой? — Кэтрин была очень недовольна легкомыслием сестры: что выдумала! Уехать в город!

— Кейт, как ты не понимаешь! Я смогу заработать денег и помогать вам! Мне надоело зависеть от милостей соседей! — настойчиво и громко прошептала раздраженная упрямством сестры Кристин.

— Не соседи одаривают нас милостями, а Бог, действуя через их сердца! Но это твое дело. Езжай, куда хочешь, но я не одобряю твоего плана, — наконец, нехотя, согласилась Кэтрин. — Но как ты сообщишь об этом отцу?

— Я взрослая девушка и могу уехать, куда захочу, ты же сама сказала.

— И куда ты собираешься ехать?

— Я хотела поехать в ближайший город, но передумала. Я уеду в столицу.

— В Лондон? Ты думаешь, тебя там кто-то ждет? — насмешливо сказала Кейт, удивляясь наивности сестры.

— Все, Кейт. Спокойной ночи, — обиделась та.

Кристин вернулась на свой тюфяк и легла лицом к стене: ее охватила обида того, что никто не понимал ее и даже не пытался уразуметь ее стремление вырваться из ужасной бедности, которую она ненавидела всем сердцем и которой стыдилась.

«Даже папа не удержит меня. Я должна изменить свою жизнь. Здесь меня ждет лишь нищета и (не дай Бог!) брак с Джоном. Мне нужно уехать!» — с отчаянием думала она.

— Крис! — вдруг послышался шепот Кэтрин.

— Что?

— Но ведь для переезда в Лондон тебе нужны деньги. Где ты их достанешь?

— Я что-нибудь придумаю.

Сестры замолчали, и каждая погрузилась в свои мысли.